Kitabı oxu: «Игра в сенет», səhifə 3

«А что это такое?» – перебил ее фараон, подняв с пола поистертый белый листок, который девушка случайно вытряхнула из своего кошелька вместе с находившимися там деньгами. «Это фотография, что-то вроде рисунков у тебя в гробнице», – объяснила Клео, показав ему цветную часть «листка». Тутмос приблизил его к своему красивому, но высокомерному лицу и замер, словно заснул с открытыми глазами, желая уловить и запомнить каждую, даже самую малейшую черточку попавшего в его руки снимка.

«О, она абсолютно ничего не стоит!» – тем временем говорила ему девушка. «Это ты, – указал пальцем на ее лицо на фотографии Тутмос, – а это…» «Мой муж, – подсказала ему Клео. – Повторяю, сын Ра, то, что ты сейчас держишь в своих руках, совершенно ничего не стоит. Оно дорого лишь для памяти. Поэтому, прошу, верни мне снимок!» – потянулась к нему девушка. «Нет! – резко отдернул руки фараон. – Это отныне принадлежит мне».

5

Выяснилось, что Клео зашла в пустыню не так далеко, как боялась. Воображая, что она бредет среди горячих песков в самом сердце дикой пустыни, словно по раскаленной бесконечной сковороде, на деле Клео топталась лишь по самой ее кромке. «Вот загадка! – дивилась она, после того, как наткнувшись на туристов из Европы, которые помогли ей отыскать мужа, вернулась с ним в их захудалый номер. – Пресловутая пирамида была прямо у нас перед носом! Как же мы сразу ее не обнаружили? Да и многие до нас». «О, это не важно», – перебил ее муж, подавая стакан прохладной, но не ледяной воды. «Что?! – покосилась на него девушка. – Он тоже так мне ответил». «Кто?» – не понял муж. «Нет, тебе послышалось, Тод», – умолкла Клео, крепко над чем-то задумавшись.

«Вот, это я нашла в гробнице Тутмоса Третьего, – наконец решилась она показать своему дорогому супругу старый, полуистлевший папирус. – Что скажешь?» «Восхитительно!» – воскликнул Тод. «Мы богаты! Все музеи мира выстроятся в очередь, чтобы выкупить его у нас», – пошутила девушка, но взгляд ее остался грустным. Слова мужа напомнили ей о том, как на самом деле она заполучила этот древний папирус:

Когда начало светать, Тутмос первый обратил на это внимание. «Тебе пора уходить!» – властно и взволнованно произнес он. Клео удивилась. Она даже не рассчитывала на то, что у нее получится откупиться от царя дешевым снимком, не стоящим и той мелочи, что на тот момент хранилась в ее кошельке. «Сын Ра, помнишь, я говорила о «хотя бы одном» папирусе», – не удержалась девушка. – Я – представитель науки. И я уверяю тебя, Наипрекраснейший, любая, как тебе кажется, безделушка из твоих богатств может буквально открыть глаза современным ученым». «Забирай! – не слушая ее, он швырнул ей, как собаке – кость, какой-то старый папирус, приказав: – А теперь – вон!» Клео, не заставив себя долго уговаривать, кинулась, прихватив свою «драгоценность», к выходу. Но, покинув камеру фараона, она очутилась в непроходимом лабиринте из множества тупиков и ложных ходов. «Как же я разобралась здесь в первый раз?» – удивилась девушка. «Я провожу тебя», – заявил оживший царь, увлекая ее в глубины темных коридоров. Как потом убедилась Клео, Тутмос оказался человеком слова, выведя ее прямо к главному входу в пирамиду, которого она никак не могла сначала обнаружить. Он даже некоторое время постоял у порога, провожая свою случайную гостью взглядом, но, как девушке подумалось, не ради нее самой, а по каким-то своим личным причинам. «Он боялся, что я останусь в гробнице на больший срок, чем ему того хотелось», – догадалась Клео, но эта мысль была навеяна скорее неким необоснованным предчувствием, чем здравым смыслом.

6

Тод, потянувшись и зевнув, еле поднялся с постели. Часы показывали за полночь. На небе, напоминавшем густые чернила, не было ни звездочки, лишь луна, как огромное внимательное ко всем земным страстям око, озаряло синие улицы и голубые дороги. Все вокруг спало, только в кабинете его жены до сих пор горела лампа. Тод, разбуженный ярким светом, прошел в ее комнату. Клео сидела за письменным столом, склонившись над старым папирусом. «Милая, ложись уже спать, – посоветовал ей недовольный супруг. – Ты же не хочешь потерять зрение и надеть очки из-за этого хлама из гробницы». «Что?! – неожиданно резко отвечала девушка. – Почему ты так говоришь? Это драгоценный документ! Он мне дороже всех моих прежних находок! – Вскочила она в негодовании со своего места. – Ты даже не представляешь, что я узнала из него. Все! Хватит! Я ухожу! Сейчас же!» – решилась Клео и, твердой рукой отпихнув мужа, бросилась к дверям, прихватив с собой лишь древний папирус и свою походную сумку. «Куда ты?! – бросил ей вдогонку Тод. – Темно же на улице!»

К первым лучам новой зари девушка добралась до пирамиды Тутмоса. Она прошла весь путь пешком после нескольких дней, проведенных за работой, и даже не ощутила усталости. Вокруг пирамиды было также тихо и одиноко, как и раньше, словно она скрывалась от туристов и подпускала к своим тайнам только избранных.

Пребывая в сильнейшем волнении, она ступила в темный лабиринт. Девушке казалось, что она с легкостью выберет правильный коридор, запомнив путь раз не с первого, то со второго раза уж точно. Но, увы, куда бы Клео ни направлялась – везде ее ожидала глухая стена, преграждавшая дорогу. Быстро доведенная до отчаяния и слез этими возникающими как будто ниоткуда тупиками, девушка принялась просто-напросто молотить кулаками и звать, надеясь докричаться до умершего более трех тысяч лет назад фараона сквозь толстые плиты его гробницы. «Тутмос! Тутмос! Покажись мне! – просила она, царапая кулаки. Клео чуть ли не физически ощущала, как стены старого лабиринта начинают давить на ее плечи и грудь, но продолжала звать: – Тутмос Третий! Тутмос, я знаю правду! Открой мне!»

«Ты!» – раздался за спиной знакомый голос. «Подобный Ра в небесах! – тут же оглянулась девушка, но обнаружила лишь темноту. – Где ты?! Я тебя не вижу!» «Ты опоздала! – громом прокатилась по многочисленным коридорам лабиринта. – Уже наступило утро!» «Но это неважно», – попыталась возразить Клео. «Это очень важно!» – ударило ей в лицо.

«Но эти сведения! – вытащила она из сумки подаренный папирус. – Они имеют колоссальное значение! Этот папирус может перевернуть все представление об истории твоего правления». – Фараон, где бы он в тот миг ни прятался, молчал, словно приготовившись выслушать ее.

«Я знаю, что ты умер не своей смертью! – выпалила девушка, воспользовавшись моментом. – Аменхотеп, твой незаконный преемник, он заживо похоронил тебя в этой пирамиде. Это ужасно! – продолжала Клео. – А ведь мы все чествуем Аменхотепа Второго, считаем его мудрым правителем, на его последний приют ежедневно приходят любоваться сотни людей. А ты здесь совершенно один, ждешь, когда Амон-Ра приплывет на своей ладье забрать тебя в Загробный мир. Но этого никогда не случиться!» – В лабиринте повисла непродолжительная тишина.

«Да, потому что я проклят, – согласился с ней Тутмос. – Я ушел из жизни не в свой час, и теперь вынужден вечно пребывать между двух миров», – в его тоне девушке показалось что-то подозрительное, но она не придала этому значения. «Так ты можешь проводить меня до своей камеры? – уже спокойней спросила она. – У меня есть план! В твоей сокровищнице ведь хранится еще много подобных папирусов. Не беспокойся, я не собираюсь их забирать. Но разреши приходить сюда – за месяц я попытаюсь восстановить правдивую хронологию твоего царствования и вывести этого негодяя Аменхотепа на чистую воду. Но повторяю – это будет большой труд!» «Хорошо», – вновь тем же голосом произнес фараон. «Так я могу войти?» – повторила свой вопрос Клео, постучав по глухой стене попавшегося ей на дороге тупика. «Следуй за моим голосом», – повелел ей Тутмос.

«Удивительно, – размышляла девушка, двигаясь среди темных коридоров. – Я уже третий раз в этом лабиринте, но так и не научилась сама прокладывать верный путь через его препятствия. Ты слышишь меня, Тутмос!» «А ты никогда и не научишься – это бесполезно, – холодно отрезал ведший ее своим голосом древнеегипетский царь. – Эти коридоры – мои мысли. Их строение меняется вместе с моим настроением». – В это мгновение Клео краем глаза заметила в одном из потаенных закоулков лабиринта огонек, дрожащий в небольшой чаше и еле освещавший рисунок женщины, очень похожей на нее.