Каштак

Mesaj mə
Fraqment oxumaq
Oxunmuşu qeyd etmək
Şrift:Daha az АаDaha çox Аа

Актрисе Екатерине Моргуновой, незримой Музе, сопровождавшей работу над этой книгой


Дизайнер обложки Роман Грачев

© Роман Грачев, 2023

© Роман Грачев, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0059-5173-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

В детстве и юности, пришедшихся на восьмидесятые годы, я отдыхал в двух пионерских лагерях – в лагере имени Павлика Морозова на озере Увильды, одном из самых живописных озер Южного Урала, и в «Каштаке» имени Юрия Гагарина, что в двадцати минутах езды к северу от Челябинска. О них у меня остались самые теплые воспоминания (а у кого нет?) Пусть я не был особенно общительным парнем и не носил звание звезды отряда, отдыхалось мне неплохо.

Время обошлось с островками моего счастливого детства не очень ласково. Увильдинский лагерь был более современным: крепкие кирпичные корпуса, какая-никакая инфраструктура, оборудованный пляж, всё как у людей. Я посещал это место в 2010 году, но не смог проникнуть на охраняемую территорию. Тогда я полагал, что на этом месте будет обустроен какой-нибудь пансионат или что-то вроде того. Но буквально сейчас, когда я пишу эти строки (январь 2023 г.), появилась новость, что пришедшая в запустение территория продается под строительство отеля. Посмотрим, чем всё закончится, но очевидно, что от детского лагеря ничего не останется. Прощай, Павлик Морозов!

«Каштаку» повезло еще меньше. Принадлежавший Челябинскому тракторному заводу, он насчитывал почти тридцать (!) отрядов, ютившихся в одноэтажных деревянных бараках, занимал обширную территорию вдоль берега реки Миасс и в целом производил какое-то циклопическое впечатление. Но вот беда: он был основан чуть ли не в тридцатых годах прошлого столетия (имя Гагарина ему присвоили значительно позже) и вплоть до окончания своих дней сохранял «очарование» эпохи. Сейчас «Каштак» практически полностью разрушен, о нем напоминают лишь пара чудом уцелевших отрядных корпусов и кирпичные хозяйственные постройки, а территория превратилась в джунгли. Печальное зрелище.

Любовь к первому лагерю и воспоминания о нем я отразил в мистическом романе «Остров страха». Я не указывал прямо, что действие разворачивается на озере Увильды, но те из читателей, кто там бывал, узнали местность. Теперь, спустя более десяти лет, пришел черед второго лагеря, и на этот раз дымовой завесы не будет, я указываю на место действия прямо. Правда, в угоду сюжету пришлось кое-что подкорректировать, подвинуть и переставить, «достроить» недостающее и «доразрушить» лишнее, но можете быть уверены, что обглоданные кости пионерлагеря «Каштак» лежат на своем месте. Проверьте по спутниковым снимкам.

Я мог бы сопроводить текст эффектным подстрочником «Основано на реальных событиях», но должен сказать, что вся эта история – плод моего воображения от начала и до конца. И если я, подобно Мимино, случайно «люстрой зацепиль» кого-то из жителей Челябинска и его северного пригорода, то прошу учесть, что я сделал это непреднамеренно. Как говорится, все персонажи вымышлены, а совпадения случайны. Не принимайте слишком близко к сердцу.

А теперь о благодарностях.

Обычно книги посвящаются людям, которых автор знает (или когда-то знал) лично. С актрисой, участницей телешоу «Однажды в России» Екатериной Моргуновой я пока не имею чести быть знакомым. Однако образ этой очаровательной и совершенно чумовой девушки не отпускал меня во время работы над текстом и даже в перерывах. Не дело автора навязывать читателю образы персонажей, – каждый из вас нарисует их самостоятельно, – но мне так и не удалось избавиться от этого прекрасного влияния. Катя оказалась сильнее всех прочих вариантов, и в моем воображении она была и остается стопроцентной Милкой Ставицкой, с которой вы вскоре познакомитесь на страницах романа.

Я благодарен челябинскому журналисту и писателю Артему Краснову за творческий толчок. Именно его репортерский вояж в одичавший Каштак летом 2022 года заставил меня приступить к работе, которую я долго откладывал.

И еще хочу сказать спасибо молодой талантливой певице и композитору Green Apelsin (Анжеле Жирковой) за потрясающую песню «Проклятие русалки», которая вдохновила меня на создание одной из самых важных сцен книги. Анжела любезно разрешила мне использовать этот сингл в качестве неформального саундтрека к «Каштаку».

Ребята, вы замечательные. Без вас книга получилась бы совсем другой.

Один из уцелевших корпусов лагеря. Фото: Артем Краснов.

Примечания

Кашта́к – посёлок в Металлургическом районе Челябинска, самая северная часть города, окруженная реликтовым Каштакским бором. Первое упоминание относится к 1763 году. С 1943 года Каштак входит в состав Челябинска.

При Советском Союзе в Каштакском бору на правом берегу Миасса располагалось несколько детских лагерей. До наших дней дожили не все. Какие-то функционируют, на месте других были отстроены элитные коттеджи, огороженные глухими заборами. В Каштаке вообще стало много заборов. Он живет теперь другой жизнью…


Фотографию, использованную в качестве обложки, я сделал в Каштакском бору в 2019 году. Спрятанная в кустах побитая статуя пионера произвела на меня неизгладимое впечатление. Думаю, если наткнуться на нее поздним вечером или ночью, можно неожиданно произвести некоторое количество навоза (как проще написал бы Стивен Кинг, обделаться, хотя я полагаю, что старик использовал бы и более яркое выражение). Бог знает, кто и зачем поставил туда этого несчастного парня – вероятно, просто избавлялись от хлама, – но мне видится в нем что-то символическое. Мистическое даже.

Он – призрак ушедшей эпохи. Потрепанный временем артефакт. Пожелтевший лист отрывного календаря за тысяча девятьсот какой-то год. Ему не суждено больше украшать аллею пионерского лагеря, слышать ребячий смех и наслаждаться песнями детского хора Гостелерадио, несущимися из громкоговорителей. Так и будет он стоять там, в зеленых зарослях, до скончания веков.

Он – всё.

Хотя это не точно…


Одинокий пионер. Каштак, 2019 г. Фото автора.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Родео

1. Мопс

«Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы пионеры, дети рабочих. Близится эра светлых годов. Клич пионеров: «Всегда будь готов!»

Паша ухмыльнулся. Забавно устроена память человеческая. Можно не помнить, какого цвета колготки ты носил в детстве и носил ли их вообще (даже не сомневайся – носил) и как выглядела девочка, разделившая с тобой первый поцелуй (будь уверен, она была страшная, как «Паранормальное явление»), но любого из нас ночью разбуди и попроси напеть гимн юных строителей коммунизма – от зубов отскочит! Умели ведь мозги запудрить.

Кстати, почему ночи – синие? Они вообще-то черные с мелкими блестящими бусинками наверху. Если они синие, то это либо время перед рассветом, либо кто-то с вечера бухает. Да и с «эрой светлых годов» что-то намудрили. Она всё близится и никак не приблизится. Хоть бы на пушечный выстрел подошла, сволочь, хоть бы одним глазком на нее глянуть! Но нет, у нас, как «варенье на завтра» у Алисы, всё и всегда только «будет» – не сейчас, как-нибудь потом, лет через тридцать-сорок, когда тех, кто обещал эту чертову «эру», прокатят по Охотному ряду на лафете и закопают под Кремлевской стеной…

Ладно, хватит причитать. Надо решать, что делать с собакой.

– Кузя! – крикнул Паша, ожидая услышать цокот собачьих когтей по ламинату. – Кузя, засранец, где ты там есть?

В ответ из глубины квартиры донеслось сердитое «вуф!», и более ни звука.

– Вот паршивец…

Вообще-то Паша всю жизнь был кошатником, а собак сторонился. С кошками просто: задал ей корма, вытряхнул дерьмо из лотка, почесал за ушком – и всё, ты свободен, как Валерий Кипелов после ухода из «Арии». А собака что? Друг человека, понимаешь, причем настолько преданный, что палкой не прогонишь. Да еще эти бесконечные прогулки с пяти утра до полуночи, мытьё лап, ошейники от блох, прививки всяческие…

Купить собаку его уговорила подруга, теперь уже бывшая. Паша не стал сопротивляться – любил ее как-никак, потакал капризам, исполнял желания, приносил кофе в постель. Лена этим успешно пользовалась. Одной из ее прихотей и стал чертов мопс, которого она приметила на птичьем рынке. Пёсик лежал в коробке вместе со своими братьями и сестрами, так смешно сучил лапками и выпучивал глаза, что девушка не удержалась: «Ой, Пашутик, давай возьмем! Смотри, какая прелесть!»

Паша поддался – благо, по габаритам собакен был игрушечный и, видимо, не требовал серьезного ухода. Будь это псина размером со слона, Паша, пожалуй, там же на рынке дал бы подруге развод, но коли уж маленький и с забавной моськой, то пусть живет.

Лена была на седьмом небе от счастья. Она назвала мопса Кузей, купила ему свитерок, носочки и шарфик… а через полгода ушла от Паши, сославшись на необходимость «поиска себя в чем-то ином». Вот ведь бабы! Золотые побрякушки и айфон последней модели она забрать не забыла, а псиной побрезговала…

– Кузьма, чтоб тебя!

Мопс вышел из соседней комнаты, лениво приковылял к хозяину, уселся подле ног и уставился вопросительно: мол, чего разбудил, Павел Арсеньевич? Захворал, чо ли? Паша собрался было его обругать, но остановился, вспомнив, что Кузя обычно отвечает на выволочки гигантскими лужами в коридоре. Да и заспанная рожа пса неожиданно вызвала умиление.

– Ну, чего вылупился, казус Дарвина? Иди сюда.

Кузя запрыгнул к нему на колени, высунул язык.

– Куда ж тебя девать-то, горемычный, – пробормотал Паша, тиская мопса. – Ты ведь тут за сутки всё обосрешь.

 

Кузя подтвердил коротким «ыр».

– Ладно, бастард четвероногий, пойдем гулять. Может, на свежем воздухе чего придумаем.

Кузя ничего не имел против. Слово «гулять» он выучил одним из первых, равно как и «жрать», «в жопу» и «иди поцелую».


Павлу Феклистову недавно исполнилось сорок четыре. Был он холост, бездетен и почти беспринципен, если не считать тех областей человеческих отношений, что охватывали старых друзей и членов семьи. Ну не любил он людей, что поделаешь. Есть на свете такие индивидуумы – и их много! – которые скорее пожалеют попугайчика в клетке, как Саша Белый из «Бригады», чем протянут руку падающему в пропасть. Паша, правда, еще не дошел до стадии «лети, черт с тобой!», но приблизился к ней на довольно опасное расстояние.

Он трудился менеджером в одной средней конторке, занимающейся установкой дверей и окон. С девяти утра и до шести вечера сидел Паша в офисе на первом этаже жилого дома возле парка Гагарина, зависал в социальных сетях, встречал и отправлял восвояси клиентов, недовольных качеством услуг, и в целом на условия труда не жаловался. Коллеги считали его толковым, но инертным. Он, возможно, смог бы выбраться из холопской упряжки, организовать какой-нибудь собственный стартап, и друзья неоднократно делали ему соответствующие предложения, но отчего-то ерепенился Паша, отмахивался брезгливо, а когда количество предложений превысило лимит, то и к известной матушке стал отправлять. Не видел он себя предпринимателем, не охотился за журавлями, тиская в ладони родную синицу, не стяжал славы и почестей. Да и денег ему вполне хватало. Жил себе в съемной двухкомнатной квартире в спальном районе северо-запада, жарил яичницу, пил пиво по пятницам и в ус не дул. Может быть, именно поэтому Ленка ушла от него. Не видела перспектив. Женщинам ведь надо иметь какую-то точку опоры, чтобы, понимаешь…

Чтобы что?

Паша не хотел об этом думать. Сдристнула и сдристнула, кобыле легче. В постели, правда, была хороша, чертовка, но овчина выделки не стоила – секс порой обходится мужчинам слишком дорого.

Паша гулял с мопсом по скверу, усыпанному желтой листвой, и думал, куда бы сплавить на денек проклятую псину. Кузя как обычно вынюхивал что-то в земле, тявкал на встречных сородичей и норовил обмочить каждое попадающееся на пути деревце. Безмятежная скотина…

Ничего не придумав, Паша набрал номер матери. Она наверняка откажется приютить мопса, но вдруг на девяносто девятой попытке сломается?

– Мам, привет! Как ваше ничего?

– Привет. Наше нормально, как всегда.

Похоже, сегодня Валентина Николаевна Феклистова пребывала в хорошем настроении. Это был знак. Вот как бы начать правильно…

– Говори, – великодушно разрешила мать.

– Чего говорить?

– Ну ты ведь не просто так позвонил, Паш.

– Почему?

– А ты просто так звонишь раз в полгода. Последний раз это случилось… эээ, месяц назад, кажется. Так что твоя бескорыстная любовь к матери должна проявиться не раньше марта. Вот, кстати, на Женский день как раз и попадешь.

– Прекрати, мамуль. Ты ведь и сама не особо общительна.

– Ладно, ладно. Что там у тебя?

Паша набрал в легкие побольше воздуха.

– Кузю возьмете на день-два? Лучше на два-три.

Молчание в трубке. Матушка выбирала наименее болезненный вариант ответа. Паша был уверен, что она остановится на стандартной схеме, действующей безотказно много лет.

– У отца спрашивай. Но имей в виду, что он сегодня того…

– Болеет?

– Ага. Литр рассола с утра высосал.

– Ясно, день взятия Бастилии прошел не впустую.

– Вроде того.

Паша вздохнул. Дальнейшие переговоры не имели смысла, матушка в миллионный раз провернула свой любимый трюк: всю жизнь принимавшая единоличные решения, она в нужный момент ловко скидывала ответственность на мужа – дескать, если отец не будет против, то и ладно. Но вся подлость технологии заключалась в том, что отцу-то было все равно. «Иди к матери, пусть она решает», – эту фразу Паша слышал еще в детстве.

– Ладно, отбой, мам, придумаю что-нибудь.

– Уезжаешь куда?

– Да, с ребятами на пикник собрались, пока погода позволяет. На выходные под двадцать градусов обещали и солнце.

– Ну давай, дело хорошее. С Сенькой поедешь?

– Да, и Семен будет, и Васька, и Милка, естественно.

– На манеже всё те же, – фыркнула матушка. – Опять по местам боевой славы?

– Ну хватит уже, да! Больному привет с занесением!

Паша сунул телефон в карман и посмотрел на мопса. Кузя, забавно шмыгая моськой, всем своим видом намекал, что пора бы и перекусить. «Тут на углу делают отличные хот-доги, Павел Арсеньевич»…

– Ты с них пердишь, – сказал ему Паша. – Похоже, придется тебя с собой брать.

2. Физрук

Каждый год в начале сентября Семен Гармаш обращался к первокурсникам с одной и той же приветственной речью. Эта речь была хитом в университете и за его пределами, разошлась огромным количеством копий по смартфонам студентов и преподавателей, собрала десятки тысяч просмотров в Интернете. А выглядело это так.

Выстроив салажат-студентов на беговой дорожке стадиона, он долго их изучал, не говоря ни слова. Как следствие, студенты, привыкшие балаболить, затихали, ждали какого-то развития. Добившись полной тишины и предельного внимания, Сеня приступал к своему монологу:

– То, что я стою здесь, является результатом очень неудачного эксперимента. Сначала хотели прислать сюда из головного корпуса по одному преподавателю для каждой группы и каждого факультета. Однако университет зажал денег, люди отказывались ехать в эту подмышку города, поэтому перед вами стою я, не сумевший как следует спрятаться.

Студенты, явно не готовые к такой необычной форме знакомства, начинали переглядываться. Впрочем, им это определенно нравилось – уж куда больше, чем «плач Ярославны» какого-нибудь пузана из областного министерства образования или депутата ЗСО.

Сеня меж тем, заложив руки за спину и медленно прохаживаясь перед строем, продолжал:

– Должен сказать, что я худший преподаватель на кафедре, худший преподаватель на факультете и номинируюсь на звание худшего преподавателя во всем нашем вузе. А ещё я с детства ненавижу физкультуру, поэтому вы будете для меня в какой-то степени обузой. Также хочу отметить, что я плохо переношу большие скопления людей, поэтому чем меньше вас будет на парах, тем лучше для моего психического здоровья.

Молодежь с трудом удерживалась от хохота. Семен же был зверски серьезен, ни один мускул не дрожал на его лице. Выступай он на сцене, запросто бы сумел отправить обратно к маме всех этих новомодных стендаперов с ТНТ.

– Кстати, девушки, вам я разрешаю по естественным физиологическим причинам пропускать пять пар в семестре. Те, кто не воспользуется этим священным правом, будут вызывать у меня подозрение, а я не люблю подозревать, когда вполне уверен.

Девчонки восторженно тянули «уууу!», кто-то аплодировал. Семен поднимал руку, призывая к тишине.

– Парни, вас мне обрадовать нечем. Ваши естественные причины не посещать физкультуру известны с тех пор, как в пантеон греческих богов затесался некто Бахус. Но у меня поводами для вашей неявки могут быть лишь гибель под колесами самоката и справка от коронавируса. Есть вопросы?

Парни гоготали. Какие тут могут быть вопросы, это же чистой воды шоу!

– Далее, я разрешаю вам подделывать справки и иные бумажные документы, подтверждающие, что у вас есть физические нагрузки помимо университета. Допустим, приходит ко мне человек с филькиной грамотой, в которой сказано, что он три раза в неделю посещает секцию карате или вообще чемпион области по метанию гранаты, – я сделаю вид, что верю, и отпущу на все четыре стороны.

Тут наверняка кто-нибудь из студентов поднимал руку.

– Скажите, а если я на самом деле активно занимаюсь спортом?

– Тогда вам сам Бог велел иметь аусвайс. Я ведь это к тому говорю, что многие из вас действительно будут подделывать справки, так что мы, считайте, договорились на берегу. Далее…

Студенты шушукались: неужели есть еще что-то?

– Я двадцать лет живу без телевизора. Я бы, возможно, с удовольствием смотрел новости на Первом канале, будь я извращенцем, но я, к счастью, здоров. Так что любые поползновения обсуждать на моих занятиях происки НАТО будут безжалостно пресекаться. Все понятно?

Студенты подтверждали, что информация усвоена.

– Тогда побежали пару кругов для разминки…

В общем, студенты его обожали. Вопреки предложениям Семена забить на физкультуру, молодые люди предпочитали ее не пропускать. Во-первых, физрук не лютовал – не заставлял отжиматься до потери сознания, не загонял на канаты и не предлагал насиловать козла. Он играл со студентами в волейбол и баскетбол, устраивал какие-то веселые старты наподобие школьных и вообще вел себя так, будто учебная программа была написана не для него. Во-вторых, на своих парах Семен Гармаш продолжал отжигать, как и на первом занятии.

– Энергичнее дрыгайте булками, дочери порока! – подгонял он прыгающих со скакалками девчонок. – Парни, конечно, любят, когда есть во что вцепиться, но ваши попы не должны быть рыхлыми шматами теста!

Девчонки ржали и прыгали усерднее.

– А вы, потомки Венички Ерофеева, – обращался он к пацанам, – долго еще будете шары в штанах перекатывать? Кто из вас подтянется на перекладине хотя бы три раза, к тому обещаю целый месяц обращаться по имени и добавлять «господин». Вперед!

Девушки были влюблены в Гармаша. Внешне он был далеко не Брэд Питт – долговязый, худой, со смешными эльфийскими ушами и губами Дональда Дака, – но харизмой и обаянием просто укладывал на лопатки. Мужчина покоряет не внешностью, он берет интеллектом и умением преобразовать минусы в плюсы.

Одна из первокурсниц однажды не выдержала. Подошла к Семену по окончании пары вся такая вспотевшая, в соблазнительном полуоткрытом спортивном костюме, пахнущая возбуждением, и пригласила на ужин. Да, вот так запросто, по-мичурински, не дожидаясь милостей от природы. Глаза ее призывно блестели.

– Давай-ка отойдем, – сказал Сеня.

Он завел девушку за борт хоккейной коробки.

– Послушай меня, красавица… эмм, как там тебя?

– Лера. – Студентка сразу сникла.

– Лера-Валера… В общем, так, запомни сама и передай всем, кто захочет повторить твой подвиг: я злой и страшный серый волк и в поросятах знаю толк. Понятно?

Лера смущалась и хлопала ресницами. Ни черта она не понимала.

– Короче, я сексуальный маньяк…

Девушку как ветром сдуло.

Разумеется, новость о наклонностях физрука в тот же день облетела весь первый курс. Сеня был вызван на ковер к декану.

– Что ты там опять отчебучил, клоун? – с усмешкой поинтересовался кандидат социологических наук Анатолий Панкратов, тяжеловесный, маститый, увешанный регалиями, но добродушный, как Винни-Пух. – Опять Чикатило включил?

– Я уже не знаю, кого включать, Анатоль Палыч.

– Зануду не пробовал? Какую-нибудь вредную жопу с ручкой? Устрой им ад на занятиях, они быстро о своем либидо забудут.

– Увы, – «виновато» шмыгал носом Сеня, – не могу быть добрым-злым, добрый я ужасно.

– Иди уже! – смеялся Панкратов. – Доиграешься когда-нибудь, харассмент впаяют.

– Скорее антихарассмент…

В тот день, когда Паша Феклистов выгуливал мопса Кузю, подбирая варианты его устройства, Семену позвонила Людмила Ставицкая, она же просто Милка.

– Ты в субботу едешь?

– Конечно, а как иначе. Нельзя нарушать традицию.

– Так-то верно, – вздохнула Милка. Голос у нее был какой-то невеселый.

– Есть сомнения?

– Не нравится мне Паша в последнее время. Замкнутый стал, молчаливый, ласкового слова не дождешься.

– Он всегда был таким, ничего нового. Меня больше Василий беспокоит.

– А с ним что?

– Два месяца в завязке, компаний избегает, кефир пьет. Такой противный стал.

– Он может не поехать?

– Поехать-то поедет, но ведь всю душу вынет. Представляешь, как в пьющей компании терпеть одного зашитого? Хотя нет, он не зашивался, он типа силу воли испытывает, а это еще хуже.

– Ладно, посмотрим. Лизка-то у тебя что? Концерт закатит?

– Спрашиваешь! Но я ведь люблю экспрессивную музыку. Дети уедут к моим старикам, пусть орет сколько влезет.

– Какая прелесть. Не жизнь, а именины сердца. Ладно, на созвоне.

Закончив разговор, Семен вскипятил чайник, заварил лапшу. До следующей пары оставалось еще два часа, можно было предаться чревоугодию и почитать книгу. Сегодня он захватил на работу «Заблудившийся автобус» Джона Стейнбека. Начало вроде ничего.