Плен. Взгляни на жизнь со стороны

© Рустам Ксенофонтов, 2021

ISBN 978-5-0053-8434-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Дорогие друзья!

В данной книге я постарался продемонстрировать вам человеческую жизнь в тех условиях, в которых она имеет минимальную ценность. Когда осознаешь, что подобное нередко происходило на самом деле, во время войны и локальных боевых действий, – то становится страшно: тяжело даже просто представлять эти условия, не говоря уже о том, чтобы выживать в них.

Впрочем, цель этой книги – не напугать читателя, нет, а показать, что жизнь прекрасна несмотря на проблемы и трудности, которые не слишком значительны по сравнению с тем, какие по-настоящему чудесные вещи нас окружают.

Я хочу, чтобы вы, читая «Плен», попробовали переоценить все то, что происходит в вашей жизни, а также ответили на вопрос, действительно ли окружающая действительность настолько кошмарна, что может лишить вас жизненного комфорта? Настолько ли ужасные трудности перед вами стоят, настолько ли неразрешимы ваши проблемы?

Когда перед нашим внутренним взором стоит образ людей, претерпевающих по-настоящему страшные лишения, то наши чрезмерные эмоции отходят в сторону, и мы начинаем смотреть на собственные проблемы более трезво.

Занимаясь вопросами повышения эмоционального интеллекта, я понял, насколько важным является своевременное смещение фокуса внимания. Вас может много лет останавливать «А вдруг…?», то есть страх свершений, который без наличия реально подтвержденных угроз приводит только к накручиванию себя, – но если вы будете задавать себе этот вопрос так, чтобы он вызывал у вас не ужас, а интерес попробовать что-то, то вы выиграете от этого гораздо больше, нежели проиграете. Если вы спрашиваете себя: «А вдруг украдут мои сбережения/не оценит начальник/откажет любимая женщина», то ответьте себе «Вот и посмотрим, к чему это приведет!». Попробуйте, принятие любого варианта развития событий действительно работает!

Возвращаясь к книге, хочу сказать лишь одно: если вы захотите оставить свой отзыва или задать интересующий вас вопрос, – напишите мне на почту ruskscom@gmail.ru или в директ инстаграмма @ruskscom. Я буду очень рад вашему письму! Приятного чтения, и до встречи на страницах моих книг и на просторах интернета!

С уважением и благодарностью за выбор этой книги,

Рустам Ксенофонтов.

Глава I. Казарма

Опять эта холодная дрожь… она никак меня не отпускает. Особенно сильно дрожь докучает ранним утром: это для нее особенно щедрое время. Сворачиваешься клубком, закутываешься в пальто, но никакие ухищрения не спасают от холода, ведь щели между досками, на которых приходится лежать, вытягивают из тела все собранное по крохам тепло. Немного согревают воспоминания о тех временах, когда можно было спать в мягкой постели, мыться в ванной, наполненной горячей водой… От этих воспоминаний становится чуть теплее, и дрожь ненадолго отступает; правда, стоит только вернуться к реальности и вспомнить, где находишься в данный момент, – и дрожь начинает донимать с новой силой.

Живя в достатке, человек воспринимает и теплую постель, и полный еды холодильник как норму, как естественный ход вещей; но стоит лишиться чего-то привычного, как оно сразу же приобретает большую ценность. Если же потом удается вернуться к нормальной жизни, то вскоре все, ставшее наконец доступным, быстро перестает быть пределом мечтаний и превращается во что-то будничное, такое, что даже не хочется обсуждать. Это осознавали многие обитатели лагеря, которые еще не перестали мечтать о том, что когда-нибудь их положение изменится.

Сколько еще продлится плен? Когда можно будет вернуться в свои дома? Как выжить в жестких условиях лагеря? Вот вопросы, которые больше всего волновали пленников, – тех, кто еще не сломался. Всем было страшно, и слезы текли рекой, но в открытую плакать было нельзя, и все делали это настолько тихо, насколько могли. Тех, кто не плакал совсем, в лагере попросту не было.

Часов здесь никто не носил, но все ориентировались в лагерном распорядке и без них, ведь график жизни в лагере всегда был одинаков и никогда не нарушался. Утром, например, проводились побудка, построение и распределение по рабочим местам, и эти процедуры стали привычными для всех, кто провел здесь больше одного месяца.

Начальник лагеря по-своему был неплох; считалось, что бывают и хуже. По крайней мере, он довольно лояльно относился к пленным и жестко пресекал всяческий беспредел, который, по слухам, был нормой в других лагерях. В то же время начальник был нетерпим к тем, кто нарушал режим подведомственной ему территории, и не щадил никого, кто был замечен в этом, и потому пленные, услышав сигнал побудки, никогда не мешкали, да и вообще в большинстве своем были готовы делать все, что велят военные.

«Меня зовут Тинс. Я попал в этот лагерь так же, как и все остальные: военные заняли наш город и захватили всех его жителей в плен, чтобы использовать их в качестве рабочей силы. А рабочих им требовалось немало: на заводы по изготовлению оружия и запчастей, в мастерские, в пошивочные цеха, наконец, на объекты по производству продуктов питания…

До того, как стать пленным, я работал на ферме, как и многие другие люди из числа горожан. Мы производили молочные продукты, которых хватало на то, чтобы удовлетворить нужды не только нашего города, но и соседнего, расположенного в тридцати километрах от нас.

Мне нравилась моя жизнь. За свои двадцать восемь лет я никогда не голодал, ведь в доме всегда было с избытком и свежих овощей, и молока, и мяса. Жены и детей у меня никогда не имелось; на протяжении пяти лет я состоял в отношениях с девушкой, но расстался с ней около года назад. И это было к лучшему: будь мы все еще вместе, то у меня сейчас добавился бы еще один повод для волнений – как она, где она, что с ней… Незадолго до военного конфликта она переехала, но куда, я не знаю. Надеюсь, что у нее все хорошо и она в безопасности.

Когда я только попал в лагерь, то очень удивился, почти не встретив знакомых лиц. Как оказалось, военные распределяли пленных таким образом, чтобы минимизировать вероятность их объединения в группы: они отправляли земляков и родственников в разные лагеря, отрезая их друг от друга и тем самым защищая себя от потенциально возможного бунта.

В моей казарме находилось несколько человек, которых я знал еще до плена, но мы старались никак не показать, что знакомы: в лагере было много «стукачей», в обязанности которых входило выявление тех, кто в будущем мог образовать какую-либо группу. Поэтому общались мы крайне редко, но все равно присутствие «своих» грело душу, позволяя чувствовать, что я здесь не один, что есть кто-то если не родной, то хотя бы чуточку близкий. Это было единственным лучиком света в окружающей тьме, и позволяло отвлечься от мрачных мыслей о том, на какой срок затянется и чем вообще кончится вся эта история с пленом.

Казарма, где я сейчас жил, представляла собой бывшую животноводческую ферму: там, где раньше обитали коровы и козы, сейчас были устроены двухъярусные нары. Матрасов на них не было – мы обходились соломой, которая не давала особого тепла, а накрываться приходилось собственным пальто, если, конечно, оно имелось.

В нашей казарме размещалось около двухсот человек. Кормили здесь самой простой и доступной едой: овсянкой, хлебом и водой. Иногда давали чай с сахаром, и это был настоящий праздник. Мылись раз в неделю в специальных моечных, которые вообще-то были устроены для крупно рогатого скота, а теперь принимали нас, людей. В моечные загоняли сразу по тридцать человек: женщин – в один день, мужчин – в другой.

Самое удивительное, что даже в таких условиях была своя романтика, которую никогда не почувствуешь в обычной жизни. Но, будь моя воля, я бы обошелся без всего этого – и без такой романтики, и без подобных воспоминаний.

Территория фермы была разделена на квадраты, отгороженные друг от друга забором и колючей проволокой. Всего таких квадратов было восемь, и в каждом располагались мужская и женская казармы. На построение все пленные выходили вместе, и выстраивались рядами на разных площадках, расположенных в метре друг от друга. Военные осматривали людей, убеждались, что все на месте, и распределяли их по рабочим местам.

Чем мы занимались? Заготавливали сено в поле, работали на кухне, обслуживали конвейеры трех заводов, – да много разного, нам не давали бездельничать. Помимо прочего, нам приходилось также хоронить умерших – тех, кто погибал от различных болезней либо от наказаний, на которые военные были очень щедры. Можно сказать, что плеть и хлыст были главными их аргументами в решении любых вопросов. За что наказывали? Ну, всего и не перечислить. Вообще я сам ни разу не подвергался наказаниям: лагерное начальство считало меня исполнительным, «рукастым», и относилось ко мне вполне лояльно.

Лагерная жизнь шла своим чередом, и я даже как-то привык к ней. Но все изменилось, когда начальнику нашего лагеря пришлось уехать и на смену ему прислали временно исполняющее обязанности должностное лицо. И тогда каждый, каждый в лагере понял, что война – самое страшное испытание для человека».

Все это Тинс написал на листе оберточной бумаги огрызком карандаша: этими богатствами он разжился на заводе и был очень доволен, что теперь может зафиксировать свои воспоминания, не полагаясь на одну только память.