Сердце джаза

И только раз ты встретишь родственную душу

Hjarta av Jazz © by Sara Lovestam, 2013

By agreement with Pontas Literary & Film Agency.

© Крупенина М. И., перевод на русский язык, 2021

Издание на русском языке, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2022

Глава 1

Стеффи в восторге от «Задорного блюза». Она ложится на полосатое покрывало, закрывает глаза и растворяется в музыке. Все эти придурки постепенно исчезают в тумане, что сгустился за окном.

А когда начинает импровизировать на гитаре шагающий бас, они и вовсе перестают хоть что-то значить для нее.

Она смахивает слезы, стекающие к вискам.

– Просто отмахнись от них, как от назойливых мух, – подпевает она Повелу Рамелю^[1]. Потом делает глубокий вдох, и теперь ей фиолетово на весь девятый «В».

Басист Рамеля наращивает темп. Это одно из самых сложных мест в композиции. Теперь все правила испаряются, и, кажется, можно отдаться музыке и играть все что заблагорассудится. Но она еще не решила, что именно.

Когда Стеффи наконец покидает свою комнату, никто и не замечает, что она плакала. Мама подает рыбу под белым соусом, папа расчищает место на столе, а Эдвин выбирает столовые приборы.

– Позовешь Джулию?

Дверь в комнату Джулии закрыта, и Стеффи входит без стука.

– Стучать не учили? – морщится Джулия. – Это моя сестренка-зануда, – говорит она кому-то в трубку. – Однажды ты вот так войдешь, и тебе не понравится то, что ты здесь увидишь, – это уже адресовано Стеффи.

Из телефона раздается смех.

– Пошли обедать, – зовет Стеффи.

– Только договорю.

– Она только договорит, – сообщает Стеффи родителям, и папа негодующе вздыхает.

Эдвин не хочет есть ни рыбу, ни картошку. Он размазывает соус по тарелке и, макая в него салат и помидоры, делает вид, что ест.

Борьба, чтобы заставить Джулию появиться за столом, перерастает в борьбу, чтобы убедить Эдвина съесть хотя бы кусочек рыбы.

– Тебе восемь лет, – вздыхает мама. – Не нужно оставлять ничего на потом. На одном соусе долго не протянешь, голова закружится.

Эдвин смеется.

– Вот так? – спрашивает он и вращает головой.

– Перестань паясничать, ешь давай.

Эдвин корчит недовольную гримасу. Появившаяся Джулия строчит эсэмэски. Стеффи съедает кусочек рыбы с картошкой.

– А ты представь, – говорит она Эдвину, – что картошка на вес золота.

Брат недоуменно смотрит на нее.

– Но ведь это же не так.

– По крайней мере, из всего, что есть в твоей тарелке, картошка больше похожа на золото. Помидоры не потянут, да?

Эдвин цепляет кусочек картошки и проглатывает через силу:

– Золотом и не пахнет.

– Это потому, что ты ешь только картошку. А если добавить немного рыбы, то будет вкуснее.

Папа с благодарностью смотрит на Стеффи. Мама спрашивает Джулию, где та купила тушь. Не получив ответа, интересуется школьными делами младшей дочери.

– Все хорошо, – говорит Стеффи.

Уплетая картошку с рыбой, она забыла о девочках из класса, но мама напомнила. Э… нет. Она отмахивается от неприятных мыслей, как от назойливых мух. Все в точности так, как в «Задорном блюзе».

– Приближается последний семестр, – говорит она. – И у нас будет какая-то проектная работа.

– Это интересно, – кивает папа.

– Что же тут интересного? – пожимает плечами Джулия. – Если вы не забыли, у нас тоже была проектная работа, когда я училась в девятом классе.

– Да, но… – говорит мама. – Здорово, Стеффи, что у вас она тоже будет. Ты уже определилась с темой? Или это решает учитель?

– Посмотрим, – отвечает Стеффи. – Не знаю еще.

Эдвин кладет локти на стол.

– Золотом. Здесь. И не пахнет.

Стеффи перестала наведываться на свою страницу в «Точке» – так называется сеть, где тусуются ее одноклассники. Но иногда все же заглядывает туда, чтобы посмотреть, что там происходит. Правда, потом приходится удалять чужие комменты и посты. Она старается даже не читать их, но не может устоять. Пытается не принимать близко к сердцу слова «шлюха», «лесби» и «вонючка», но у нее ничего не выходит.

Нет, она никогда не была шлюхой. Нет, она не припомнит, чтобы хотя бы раз была влюблена в девочку. И душ она принимает каждый день. Но при одном упоминании этих слов ее заполняет ощущение грязи. Может, удалить аккаунт, думает она в который раз. Ладно, потом, не сегодня.

Вместо этого она достает бас-гитару. На прошлой неделе Стеффи притащила к своему учителю «Задорный блюз». Они вместе пытались разучить его, хотя учитель странно на нее поглядывал.

– Шагающий бас, – пояснил он, – это плавный переход от одной ноты к другой через три ноты, которые выбираешь по желанию. С секундным интервалом, если сможешь.

Они репетировали, но у нее не выходило как надо. Это читалось во взгляде учителя. К тому же он предпочитает игру на классической гитаре и песни Бельмана^[2].

У Стеффи получается лучше, когда она одна. Она переходит от A к D несколько раз, пробуя начинать с разных нот^[3]. Морщится, когда кажется, будто звучит не очень, и начинает снова. Покачивает головой в такт и, когда получается, играет громче.

Потом она включает «Задорный блюз». Не обращая внимания на басиста, ведет свою партию, акцентируя первые ноты. Звучит вроде неплохо, но не так, как у басиста Повела. Сыграв восемь тактов, Стеффи выдыхается, поднимает руки и падает на кровать с гитарой на животе.

Стеффи слушает песню и отмахивается от навязчивых мыслей о «Точке», а заодно пытается представить что-нибудь хорошее. И ей снова становится легче.

Глава 2

Проектная работа будет посвящена углубленному изучению социальных или естественно-научных дисциплин.

– Но в прошлом году делали модный показ! – возражает Карро.

– Именно поэтому мы решили изменить принципы работы, – пустился в объяснения Шелстрём. – Это достойная практика перед поступлением в гимназию, где вы будете учиться самостоятельно. Не упустите эту возможность!

Карро манерно закатывает глаза. Стеффи терпеть ее не может, но в этот раз она права. К тому же Стеффи так надеялась продемонстрировать свою музыку.

– Проект можно готовить самостоятельно или в парах, – продолжал Шелстрём. – Если вы за последний вариант, составьте подробный план с пояснением, кто какую часть выполняет.

Девчонки тут же тянут руки друг к другу, словно те у них намагниченные. Но к Стеффи это не относится, в ней магнетизма не больше, чем в деревянной дощечке.

– На следующей неделе нужно будет сдать планы проектов. Более подробную информацию найдете на портале. Это тоже часть задания – уметь читать инструкции и работать с ними. Вопросы?

Виктор поднимает руку.

– А контрольная будет?

По классу проносятся довольно громкие смешки.

Шелстрём по-прежнему невозмутим.

– Как я уже говорил, вся информация доступна на учебном портале. Вам нужно составить отчет с оглавлением и списком источников. Сами проекты будете представлять устно перед классом.

В дверях Стеффи сталкивается с Санджей. Карро – она тоже тут – берет Санджу под руку и наигранно втягивает в себя воздух.

– Посторонись, вонючка.

Санджа смеется и тоже морщит нос:

– Офигеть, а я ее даже не заметила.

– От тебя так несет, что даже хлорка не поможет, – бросает Карро Стеффи.

Санджа смеется, а Стеффи мгновенно ретируется. Она порывисто дышит и пытается переключиться на тему предстоящей работы. Но к горлу подступает ком. Лицо краснеет, глаза наполняются слезами. Стоит кому-нибудь заговорить с ней сейчас – и слезы прорвутся наружу. Опасаясь этого, Стеффи прошмыгивает в туалет.

Удивительно, но она выглядит не так уж ужасно, как представляла. Всматриваясь в отражение, Стеффи заправляет за ухо выбившиеся волосы и пытается улыбнуться.

Нет, она никогда не позволит им увидеть ее слезы. Нетрудно представить, как они будут смеяться, показывать на нее пальцем и говорить: «Шлюха плачет».

Только через ее труп!

Стеффи спускает свои невеселые мысли в унитаз и выходит из туалета.

Пока она идет домой, в ее MP3-плеере звучит Повел. Знакомые ноты мелодии открывают перед ней другой мир, где Карро – лишь пустышка.

Наушники согревают уши, пока Стеффи идет в такт музыке. Звучит «Сумасшедший дом». И она идет, покачиваясь, когда время от времени музыка перерастает в регги. Затем черед «Смотри, снег идет», и в голове Стеффи проигрывает вступление еще до того, как оно действительно начинается.

Ее шаги становятся легкими, она не идет, а летит, как пушинка. И быстро шевелит губами, стараясь не потерять такт. Но все равно слышит лишь обрывки из того, что с молниеносной скоростью поет Повел: «Смотри, снег идет; лошадь жует; все кружит; все горит; сани бегут, в снежный ком попадут».

Она знает текст наизусть, но до этого ушла целая вечность, чтобы разобрать его. Слова проносятся как в вихре. К тому же большинство песен Повела Рамеля даже не выложены в Сеть.

Однажды в пятом классе Стеффи исполняла «Я балдею от тебя» на уроке музыки перед сорока парами очумевших глаз. Учительница пыталась было объяснить, что на самом деле это первый шведский рэп от восходящей звезды Повела Рамеля. Восходящей? Впрочем, училка плохо разбиралась во всем этом и даже произносила «рэп» как «реп».

На полпути домой зарядка садится. Стеффи останавливается и встряхивает плеер. Далеко не всегда, но это помогает заполучить еще минут десять. Несколько секунд ей кажется, что она вновь слышит музыку, но стоит надеть наушники – и все пропадает. Она повторяет уловку и, пока встряхивает плеер, слышит, как где-то звучит «Где мыло?». В изумлении она хмурится: песня явно доносится не из ее наушников.

Рядом никого нет, фонари дарят свет только ей одной. Вокруг тишина, слышна только тихая мелодия, и она отчетливо разбирает слова: «Я все еще ищу, а мыла никак не найду».

Стеффи не сходит с места на протяжении всей песни и даже пару раз подносит плеер к ушам – хочет удостовериться, что звук действительно исходит не оттуда.

Потом снова тишина, лишь охапка снега падает с дерева. Стеффи уже собирается идти дальше, как внезапно начинается «Джаз атакует».

Стеффи оборачивается. Смотрит сначала налево, затем направо, чтобы определить, где это играет. В нескольких метрах от дороги стоит дом. Кажется, песня звучит с той стороны.

Она оставляет за собой едва заметные следы на снегу. Когда Стеффи подходит к дому, из приоткрытого окна доносятся сначала приглушенные, а затем более отчетливые звуки контрабаса и кларнета.

Да, музыка играет здесь, в этом нет сомнений.

Стеффи слышит неповторимый тенор Повела Рамеля, растворяющийся в февральском воздухе. Ей кажется, что все это происходит как во сне.

Звуки кларнета, достигнув кульминации, стихают.

Где-то рядом ветер качает еловые ветви, темное небо, кажется, вот-вот коснется ее головы, а дом постепенно погружается в темноту.

Внезапно в окне раздается какой-то шум, и Стеффи отпрыгивает как ошпаренная.

Она слышит голос, совсем не похожий на голос Повела, и в оконном проеме появляются очертания головы. У Стеффи появляется желание убежать, но она застывает в ступоре.

– Ответь, – говорит кто-то из окна.

Стеффи по-прежнему стоит как вкопанная, не находя слов. Ей нужно сглотнуть, прежде чем она сможет хоть что-то сказать.

– Что? Я не слышала, о чем вы спросили…

– Тогда повторяю. Зачем ты стоишь тут?

Стеффи задумывается на мгновение. Зачем люди обычно стоят под чужими окнами?

– Мне показалось, что я слышала Повела Рамеля.

Окно отворяется настежь, и Стеффи отчетливо видит своего собеседника: он почти полностью лысый, у него вытянутое лицо и узкие скулы. На лице выделяются белые кустистые брови, и такие же волоски выбиваются из ушей. Губы расплываются в удивленной улыбке.

– Тебе не показалось, потому что это действительно Повел Рамель.

Стеффи в изумлении смотрит на человека в окне. Он стар. Не так, как ее бабушка и дедушка, которые только-только вышли на пенсию, а скорее как те морщинистые старики, что часами сидят в поликлиниках.

Мужчина почтенных лет слегка прикусывает губу и говорит:

– А ты знаешь, когда он записал песню, которая звучала?

У нее учащается сердцебиение, как бывает, когда учитель задает вопрос, на который хорошо знаешь ответ. Но это не в счет. Тем более что сейчас она стоит в снегу и ее спрашивают о Повеле Рамеле. И она уверенно отвечает:

– В сороковых.

– Да, это было в сороковых. Если быть точным, в сорок шестом году. Каспер Хюкстрём играл на кларнете. Но я думал о другом.

– О чем же тогда?

Тишина. Она смотрит в окно, ожидая, что этот человек вот-вот исчезнет из виду, испарится, словно джинн в лампе. Но старик вытягивает шею. Из окна виден его профиль. Густые брови вопрошающе взмывают вверх.

– Ты предлагаешь мне подхватить пневмонию или наконец представишься, как подобает порядочному человеку?

Дверь со скрипом открылась. В коридоре пахнет старым мылом и пластиком. Это не частный дом – здесь расположен дом престарелых «Сольхем». Стеффи стоит в нерешительности. Справа на стене висит картина с домиком в лесу. Слева – настенный коврик с каким-то религиозным сюжетом. Она осматривается и подтягивает вечно сползающий с плеча ремень школьной сумки.

В длинном коридоре открывается еще одна дверь. Старик ненамного выше ее, но, вполне возможно, был выше в молодости. Стеффи пожимает худую руку, холодноватую и сухую на ощупь. Но его рукопожатие сильнее, чем она могла предположить.

– Альвар Свенссон.

Она на мгновение задумывается, стоит ли представиться полным именем – Стефани? Или, если на то пошло, придумать себе какое-нибудь имя? Но она такая, какая есть.

– Стеффи Эррера.

В комнате Альвара Свенссона стоят кровать, клетчатое кресло, два стула, стол и огромная книжная полка. Он садится в кресло, которое напоминает складную линейку. Кивком указывает Стеффи на стул, и она присаживается.

За окном совсем стемнело. И отсюда то место, где она совсем недавно стояла и слушала музыку, выглядит каким-то другим.

– Совсем не это меня заинтересовало, – говорит Альвар и откидывается назад, так что кресло заскрипело. – Не Хюкстрём, играющий на кларнете. То, что занимает меня, скрывается под именем Анита Бергнер. Ты, вероятно, никогда не слышала композицию «Послание от Фрея»?

Стеффи едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. Этот забавный старичок, так хорошо знакомый с творчеством Повела, явно недооценивает ее. Она испытывает желание воспроизвести тот самый фрагмент, в котором вдохновленная женщина начинает тарахтеть без умолку о том, что пишет ей Фрей. Но она не решается.

– «Твоя откровенная близость соблазнительна, – цитирует она вместо этого. – И огонь моей страсти так губителен». – И напевает оставшиеся слова, немного не попадая в ноты.

– Да, именно так, – говорит Альвар с нескрываемым удовольствием. – Может быть, ты уже чувствовала нечто подобное.

Он говорит это не вопрошающе, а утвердительно, вероятно предполагая, что с ней уже могло произойти нечто похожее.

– Я встретил ее у студии, где Хюкстрём играл на кларнете.

Стеффи повторяет его слова про себя.

– Правда? – спрашивает она.

– Разве я не говорил, что меня наняли для записи? Нет, я забыл упомянуть об этом. Все это было в Стокгольме.

Она смотрит на сидящего в кресле человека, бывавшего в Стокгольме и, возможно, знавшего кларнетиста самого Повела Рамеля. Уж не из Стокгольма ли он родом? Если так, то почему у него другой говор? Но она полагает, что об этом невежливо спрашивать.

– Туда стоило попасть, – продолжал Альвар, – чтобы хотя бы взглянуть на пластинки.

Он приподнимается, держась за подлокотник кресла, и достает плоский ящик с книжной полки. Кивком подзывает ее подойти ближе.

– Это из концертного зала в Стокгольме. Студия «Одеон».

Стеффи рассматривает выцветший, немного напоминающий тарелку конверт для пластинок. Отверстие посередине открывает взгляду имя Повела Рамеля, написанное витиеватым почерком.

Граммофонная пластинка того времени… Это кажется нереальным, и все же это происходит на самом деле.

– Я не мог удержаться, – продолжает Альвар и протягивает ей пластинку в футляре.

На ощупь бумага грубая. На мгновение Стеффи, кажется, чувствует воссоединение с прошлым, но тут на фоне свинга, исходящего из граммофона Альвара, раздается телефонный звонок. Из ее телефона играет мобильная версия «Задорного блюза».

Альвар вздрагивает, оглядывается по сторонам и смеется, завидев телефон у нее в руках.

– Джаз атакует.

Стеффи улыбается.

– Или блюз. А на самом деле семья. Скорее всего, папа хочет знать, где я нахожусь.

Альвар кивает, и она замечает, какие у него большие уши. Такое ощущение, будто он приобрел их в маскарадной лавке.

– Как-нибудь я расскажу тебе всю историю, если захочешь.

Наверное, существует какая-то общепринятая форма вежливого ответа для таких случаев, но Стеффи позабыла о ней и попросту ответила:

– ОК.

«Можно было и остаться», – думает она, заходя домой.

– АДМИРАЛ! – кричит Эдвин и поднимает палку с желтым флагом, продолжая свою игру.

Стеффи не отвечает, и брат марширует с поднятым флагом в сторону кухни и обратно.

Она снимает обувь. Могла бы сказать, что задержалась в школе, занимаясь музыкой, – отличная отговорка. Жаль, не пришло в голову раньше.

– Привет, Стеффита, – говорит папа и похлопывает ее по плечу, а мама просит помочь на кухне.

– Джулия тоже может это сделать, – отвечает Стеффи и в то же мгновение замечает еще одну пару туфель. Теперь уж точно не отвертеться.

– Фанни здесь, – поясняет мама.

Когда Фанни наведывается в гости, это все равно что две Джулии в одной комнате. А еще это как заезженная пластинка, потому что они неустанно болтают об одном и том же, когда подслушиваешь их разговоры под дверью. Они говорят, например, о том, какими идиотками могут быть некоторые девчонки, или как избавиться от нежелательных волос, или о симпатичных парнях из старших классов.

– Боже, я просто не выношу мальчиков из нашего класса. Они как дети, а мне нужен настоящий мужчина, – скажет Фанни, и Джулия тут же согласится:

– Мы, девочки, взрослеем быстрее …

Рассматривая свое лицо в зеркале, Джулия размышляет, стоит ли вколоть ботокс, чтобы устранить морщинку под глазом.

– Это все потому, что ты куришь, – упрекает ее Фанни.

И тут они обе начинают хихикать в манере, которую Стеффи просто терпеть не может. Даже подслушивая их, можно умереть со скуки.

И такой же бред Джулия заносит в свой дневник.

– Как дела в школе? – спрашивает папа.

В голове Стеффи проносятся образы: Карро и Санджа, вонючка и туалет, дорога домой, песня из ниоткуда и пожилой лысый мужчина в окне. Перед глазами пластинки на полке за клетчатым креслом.

– Нам сказали выбрать тему для работы над проектом.

Входит Эдвин. Он сменил флаг на золотую саблю.

– Гвардия! Дуэль! Что на обед?

Глава 3

– Кевин, Лео, Ханнес, – считает Санджа, не замечая Стеффи.

Стеффи сидит на скамейке подальше от других, повернувшись к ним спиной и сосредоточив внимание на своей майке. Побыть здесь одной – как глоток свежего воздуха.

– Кевин, Ханнес, Лео, – возражает Карро. – Ханнес стал намного симпатичнее, когда постригся, а от Лео постоянно несет потом.

– Это потому, что он качается.

– Это ничего не меняет.

– Но он ведь хорошо выглядит, да?

– Вот поэтому он третий. Ты что, его хочешь?

Санджа делает вид, что шлепает Карро полотенцем. Стеффи наблюдает за ними через настенное зеркало.

У нее в голове крутится «Послание от Фрея». Хит из семидесятых идеально описывает влечение Санджи к потному Лео. При этой мысли Стеффи улыбается.

Из Санджи и Карро получился бы неплохой дуэт. Санджа пропела бы первой: «Твой нос чересчур чувствителен», а Карро ответила бы: «Твой рот уж слишком язвителен». Затем они захихикают в стиле Венке Мюре^[4] и продолжат трепаться дальше.

Стеффи не могла припомнить, о чем конкретно пела Венке, но наверняка о чем-то божественном.

– Постой-ка, – раздается голос рядом, и воздух становится густым. – Кажется, эта шлюшка смеется над нами.

Стеффи переводит все свое внимание на одежду и пытается сообразить, что еще осталось надеть.

Брюки на ней, телефон в кармане, а рядом на скамейке, к несчастью, лежат носки.

На последнем уроке Стеффи все еще чувствует, что ноги мокрые, несмотря на то что она выжала носки и даже подержала их три минуты под сушилкой для рук.

На полпути домой ноги замерзают до боли. Она останавливается, снимает носки, затягивает шнурки потуже и идет дальше в ботинках на босу ногу.

Проходя мимо дома престарелых, она замечает, что в комнате Альвара темно. Ставит плеер на паузу, но ничего не слышит. Музыка не звучит.

Ноги превращаются в глыбы льда. Пройдя еще несколько метров, Стеффи оборачивается и замечает, что свет все-таки зажегся, но она уже не может вернуться.

В том, что Кевин самый красивый из парней, нет сомнений. Это факт, и его невозможно отрицать.

Стеффи задумывается об этом. Да, надо признать, симпатичные парни и правда есть. Но у Кевина все же маленькие глаза и вечно опущенные уголки рта. Или она просто не способна видеть что-то хорошее в людях? Кое в чем Карро и ее свита все же правы – она не от мира сего.

Уже почти у дома Стеффи чувствует, что ботинки натерли ноги. Она задерживает дыхание, чтобы не застонать. Бывали времена и похуже. И это еще один повод разучить, как Венке Мюре делает вибрато.

Ноги красные в подъеме, а пальцы на ногах белые. Ступни покалывает. Стеффи надевает шерстяные носки, которые вытащила из комода, и кричит:

– Дома есть кто – нибудь?

Никто не отвечает, но, кажется, в комнате Джулии раздается какой-то шорох. Писк или вздох – звук вполне себе человеческий. Дверь приоткрыта. Стеффи заглядывает внутрь и видит Джулию, неподвижно лежащую на животе в постели. Внезапно Джулия протяжно всхлипывает, а затем порывисто выдыхает. Стеффи стоит с открытым ртом: старшая сестра плачет. Спина сотрясается от рыданий так, что к глазам невольно подступают слезы. Она хочет спросить, что случилось, но ведь это Джулия.

Стеффи икает, Джулия тут же поворачивается и смотрит ей прямо в глаза.

– Что ты здесь забыла? – шипит она.

– Я только…

– Какого черта ты смотришь? Вали отсюда и закрой дверь!

– Что… что такое…

Джулия садится в постели. Ее глаза красны от слез, злые и некрасивые.

– Вали, я сказала!

За ужином Джулия уже в норме. Она делано закатывает глаза, когда папа излагает свою теорию, связанную со словом «происхождение».

– Тут все завязано на «исхождении», – настаивает он, смеясь. – Я так часто произносил это слово и никогда не задумывался о его тайном значении, пока не записал на бумаге. Вот тогда-то на меня снизошло озарение. Это же логично!

– А что такое происхождение? – спрашивает Эдвин, и папа пускается в длинные объяснения.

По пути к цели он упоминает и Пеппи Длинныйчулок, и древние песни Сив Мамльмквист, от которой переходит к ее индийским предкам^[5].

Стеффи ест рыбные котлетки и старается не смотреть на Джулию. Даже и не скажешь, что она плакала. Сестра трясет волосами и красит губы блеском. В глазах ни намека на слезы, даже тушь не размазана. Она снова готова обсуждать двадцатилетних парней с Фанни, и ее не устраивают прошлогодние туфли.

Мама спрашивает, как все прошло в школе. Стеффи запихивает в рот котлету и кивает вместо ответа.

За окном кромешная тьма.

Вечером она приступает к делу. «Хо-хо-хо», – имитирует Стеффи и пытается сделать голос охрипшим, чтобы казалось, будто смешки исходят из горла.

«Хо-хо-хо», – шепчет Венке на шведском с норвежским акцентом.

«И огонь моей страсти так губителен», – подпевает Стеффи.

После двух куплетов она протяжно поет «О-о-о» вместе с драматичным дуэтом Венке Мюре и Повела Рамеля. А вибрато не так уж сложно сделать, это же не рифма.

Разучив часть, Стеффи достает гитару. Пом, подом – звучит квинтаккорд. Пом, подом – и Стеффи хихикает, как счастливая дамочка, получившая послание от Фрея.

Носки сушатся на батарее, вода из школьного толчка медленно испаряется. Приятный голос Повела сменяет на диске голос Венке. Чудесные слова и такая же музыка.