Kitabı oxu: «Дракон и Буревестник. Нефритовое сердце»

Şrift:

* * *

Глоссарий

КАЙСИ́Н (МАО КАЙ) – дочь главы Первого советника Императора, наследница рода Мао, живущая в родовом поместье отца – Синем дворце.

ЛЮ (БЭЙ ЛЮ ¹) – вор, живущий в южной части старого города.

ЖУ ПЕНЬ (МАЛЫШ) – верный друг Лю, который делит с ним все тяготы и невзгоды жизни в трущобах.

ШИ-ФУ – бродячий монах из Храма семи ветров (он чокнутый, если верить Жу Пеню).

СИ ФЕНГ – бывший военачальник армии Императора в чине Генерала-Бури, ныне телохранитель Кайсин.

ХУА́Н ДЖУН – командующий Имперской гвардией, давний друг и ученик Си Фенга.

МАО МУГЕН – глава рода Мао, Первый советник Императора Цао Цао.

ШЕНЬ ЕН – Нефритовый маг, владетель восточных земель и господин Нефритовой башни.

ТЕЙТАМА́Х – евнух, слуга и посланник Нефритового мага.

ВЕЙ ШЕН – рядовой солдат из армии Нефритового Легиона.

МЭЙСУ́ – приемная дочь главы рода Мао, служанка Кайсин.

ГО ЦЗЯ – управляющий Нефритовой башни.

ХАЙ ЗУ – бывший друг Лю и Жу Пеня, примкнувший к пиратам из Братства Соленого берега.

ТАНА – старая травница, живущая в трущобах, которая воспитывает беспризорных детей.

ТИН ТЕЙ – торговец стеклянной посудой, друг Лю и Жу Пеня.

ЦАО ЦАО – Великий Император, правитель Империи Цао.

МА ТЭН – князь одной из северных провинций, предводитель восстания зеленых повязок.

ЛОЯН – столица Империи Цао.

НЕФРИТОВАЯ БАШНЯ – древняя крепость Нефритового мага.

КАО БЭЙ – город-крепость в Империи Цао, находящийся под контролем восстания зеленых повязок.

Пролог

Легкий ветер увлекал песчинки по склону бархана. Струйки песка шуршали среди моря длинных теней, осыпались к подножию и замирали возле скал. Солнце почти скрылось за горизонтом, и над пустыней низко повисло сиреневое небо. Желтоватое марево заката укуталось в алую вуаль и начало медленно растворяться далеко на западе. Где-то раздался радостный птичий крик. Дневная жара наконец-то начала спадать. Казалось, что можно вздохнуть спокойно. Но у обитателей песчаной долины была всего пара часов, чтобы успеть пожить, прежде чем вновь скрыться под землей. Место смертельного солнцепека вот-вот займет обжигающий холод. Огромные дюны покроются ледяной коркой, затрещит иней, и пустыня станет безжизненной и опасной, как и днем.

Из-под гладких скал высунулась серая головка двурогой ящерицы. Малютка похлопала глазами и замерла, прислушиваясь к шуму ветра и шороху песка. В пустыне можно было погибнуть тысячью способов. Ящерица не собиралась испытывать ни один из них. Она облюбовала себе норку в этом месте уже давно. В тени тесной впадины было прохладно днем, а по ночам нагретые камни не давали замерзнуть. На скалах то и дело можно было найти застигнутых жарой или холодом мышей и насекомых, а еще неведомо откуда взявшиеся недоеденные останки животных. По утрам и вечерам на гладких булыжниках высыпала роса. Ящерица успевала вдоволь напиться и наесться, прежде чем беспощадная стихия выходила на охоту за теми, кто не успел спрятаться.

Убедившись, что опасности нет, ящерка вынырнула из укрытия и, быстро перебирая лапками, взобралась на вершину утеса. Вечернюю тишину нарушал только быстрый стук ее коготков по каменной крошке. Внезапно все затихло. Ящерка замерла перед старой, почти истлевшей оленьей тушей, облепленной червями и мухами. От некогда величественного животного остались лишь поломанные рога и ряды грязно-желтых ребер, обтянутых скудной полоской гнилой плоти. Ящерица не ведала, как туша оказалась так глубоко в пустыне. Да и не задавалась она подобными вопросами. Знала наверняка лишь одно: когда небеса начинают трястись, а над песками простирается оглушительный рык – нужно прятаться. Прятаться, чтобы на следующий день найти среди скал очередную жертву ужасающего Зверя, само присутствие которого внушало страх и трепет. Она видела его лишь единожды. От ужаса и отчаянного желания спастись ящерица убежала. Но огромную пеструю ленту, что заслонила собой половину неба, запомнила навсегда.

Однако вот сменилось уже несколько десятков лун и солнц, а пугающее создание больше не появлялось. Возможно, стоило радоваться, что привычного рева или ночного сопения, которые доносились каждый день со стороны одинокой горы, давно не было слышно. Но вместе с ними и свежая вкусная еда перестала появляться. Оленья туша совсем пропала. Ящерица не рискнула к ней притронуться и прошла дальше, в предгорья. Туда, где скалы обрывались и начинался неровный каньон. К этому месту не приближались даже птицы. С высоты их полета расщелина напоминала огромную изломанную, похожую на молнию трещину, глубокую настолько, что туда не попадал солнечный свет. Казалось, что некогда из недр земли вырвался потрясающих размеров змей, оставив после себя страшные шрамы на лице пустыни.

Ящерице было безразлично, как выглядит каньон. Не заботило ее и то, как он появился, какой был глубины и что скрывал в своих тенях. Она остановилась на краю обрыва и посмотрела на громаду одинокой горы, которая возвышалась над всей долиной и доставала верхушками до рваных облаков. Ущелье спиралью протянулось вокруг нее, образовав самый настоящий лабиринт.

Зверь жил там. Во тьме горы. Внутри гигантского черного зева пещеры, что, подобно хищной пасти, оскалилась на долину. Ящерка никогда не бывала там. Ветерок приносил оттуда манящие запахи еды и тлена, но все же соваться туда не осмеливался никто.

Ящерица чувствовала его присутствие. Ее рожки начинали болеть, а выступы над глазами дрожали каждый раз, когда он возвращался в логово с добычей. Они делали это не то от страха, не то от любопытства. Едва ли ящерка задумывалась о таком. Трепет не покидал ее уже несколько недель, но в этот вечер что-то изменилось. Теперь ее манило к пещере. Так сильно, что, несмотря на сжимавший сердце ужас, она вдруг сорвалась с места и побежала к горе. Ловко прыгая с камня на камень, она неслась по краю обрыва, вдоль огромных костей неизвестных животных, позабыв об опасной близости холодной ночи.

Когда солнце исчезло совсем и пустыня выдохнула последнее тепло, ящерица оказалась перед входом в пещеру. В свете восходящей голуболикой луны тот казался огромным. Но на деле был еще больше – необъятным. Беззвучная темнота источала горячий смрад. Здесь не было жизни. Только пустота и смерть.

Но ящерка чувствовала чье-то присутствие. Ощущала чей-то зов. Поддавшись наваждению, она без раздумий переступила черту между холодным лунным светом и чернильным мраком пещеры. Тьма заключила ее в свои объятия, словно мать давно потерянную дочь, и повела вперед. Путь пролегал мимо глубоких провалов в земле, в которых ощущался жар земных недр и пламени, по запутанным узким тропам, вымощенным гладкими камнями. Если бы ящерке было хоть какое-то дело, она непременно замедлила бы шаг, чтобы восхититься чернотой этих камней, подивиться алому отблеску на их поверхности, с интересом изучить песочные прожилки.

Тишину мерно разрывал стук ниспадающих капель. Жажда на миг пересилила таинственный зов, и ящерка, поморгав, ринулась на звуки воды. Воздух стал сырее и слаще. Темнота начала рассеиваться. Скатившись по крутому влажному склону, малютка остановилась у кромки огромного озера. Водная гладь, сиявшая бирюзовыми красками, была неподвижна, будто покрыта льдом. Над ней клубились и кружились вокруг друг друга мириады огоньков. Похожие на светящихся мошек, они бурно роились у самого берега, то взмывая вверх, то резко опадая и растворяясь в бездонных водах.

Едва пришелица подошла ближе, чтобы поймать одну из мошек, зов повторился. Он вновь впился в тельце своей жертвы и повел ее к каменному мосту, который нависал над озером. Ящерка не сопротивлялась. Но даже если бы и могла, не стала бы. Страх окончательно покинул сердце и разум. Она стремилась узнать, что ждет в конце моста, там, откуда разливался по всей пещере зеленоватый свет. Она быстро перебирала лапками, скребла коготками по камню, почти не дыша, словно дышать ей и не нужно было вовсе. Свет становился все ярче, тьма отступала, жар усиливался. Присутствие Зверя ощущалось отчетливо, как никогда раньше.

Он был совсем рядом.

Его размеренное дыхание раздавалось под сводами пещеры. Сама гора будто и была этим загадочным созданием – непостижимым, грандиозным, смертельным…

До ящерки донесся нарастающий гул. Ему вторили волны зеленоватого света. Они пульсировали, подобно биению сердца, и стекали молочными реками с острова посреди озера. Не разбирая дороги, ослепленная, бедняжка неслась навстречу сиянию. Еще чуть-чуть – и она растворится в нем. И не будет больше никакой жаркой пустыни и холодных ночей. Даже присутствие Зверя уже не казалось чем-то важным. Совсем скоро останется только море света.

Внезапно она почувствовала кого-то еще. Ошеломляющая сила попыталась вытеснить таинственный зов, что взял под контроль ее волю.

Гора пришла в движение.

Гигантские тени пробежали по стенам пещеры. Черная полоса на мгновение перечеркнула яркий свет, а затем с оглушительным грохотом между ящеркой и островком обрушилась гигантская лапа. Тройка изогнутых пальцев, увенчанных острыми когтями размером с самое высокое дерево, обхватила мост, словно соломинку. Над ящеркой возникла змееподобная морда: алая чешуя переливалась цветами пламени и заката, из ноздрей вырывался серый дым, по бокам оскаленной пасти свисали длинные усы, кончики которых терялись в воде. Но если бы ящерица могла удивляться, сильнее всего ее поразили бы глаза Зверя. Левый, без зрачка, сиял белым светом, как солнце, окутанное яростным огнем. Вторая же глазница, изувеченная и израненная, была пуста, и лишь черная безжизненная плоть говорила о том, что когда-то на этом месте находился еще один глаз.

Зверь сдвинул кустистые брови, раздраженно вздохнул, отчего вздрогнули стены пещеры, и рыкнул:

– Ты снова здесь.

Ящерка не понимала слов. Чужая воля, которая провела ее сквозь тьму, заметалась в голове из стороны в сторону. Она попыталась вырваться из разума своей жертвы, отчего ящерку пронзило молниями боли. Она яростно зашипела, а когда муки стали невыносимы, запищала, сжавшись в клубочек.

– Оставь ее и уходи прочь.

Голос Зверя был тихим, спокойным. И угрожающим. Но пытка не прекращалась.

– Ты подобрался близко в этот раз, – продолжал он. – Но я еще здесь. Я – верный страж, и мое бремя получит лишь достойный. Тебе никогда не найти то, что ты ищешь, пока я жив.

Ящерка вдруг ощетинилась, насупила рожки и зашипела:

– Тогда ты умреш-ш-ш-ь…

– Прочь!

Оглушительный рокот сотряс основания самой земли. Со сводов посыпались камни и крошка. Вспышка зеленого света озарила стены пещеры, и вмиг все померкло. Осталось лишь слабое сияние в центре острова. Зверь снова вздохнул и посмотрел на ящерицу. Та боялась шелохнуться. Сознание вновь вернулось к ней, и она ошарашенно посмотрела на гигантского змея с одним огненным глазом.

– Ну? Чего стоишь? – как можно тише проговорил тот.

Ящерка вздрогнула и побежала по каменному мосту прочь от опасности. Дождавшись, когда она исчезнет, Зверь приблизился к островку.

– Он все ближе и ближе. – Огромный коготь вынырнул из темноты и ласково коснулся купола света. – Скоро он найдет нас. Нужно спешить.

Сияние снова начало пульсировать. Если бы в этот момент в пещере Зверя оказался кто-то еще, он услышал бы гулкое биение сердца.

Часть I
Обретение себя

ВЫДЕРЖКА ИЗ ГЛАВЫ «ПЕРВЫЙ ИЗ СМЕРТНЫХ»

ТРАКТАТ «О ЧЕТЫРЕХ ДРАКОНАХ» АВТОРА ЦИНЬ ПИНЯ

ТРЕТИЙ ВЕК СО ВРЕМЕН ИСХОДА ПРАРОДИТЕЛЕЙ

Он был первейшим из всех смертных, удостоенный чести силы Прародителей вкусить. Избран был он благодаря заслугам своим. Стоек он был и умен. Прозорлив и отважен. Именно ему довелось разрозненное племя людское собрать под началом одним, под дланью своей, дабы направлять род человеческий на пути изучения мира, духами созданного. Мудрость его границ не знала, и даже драконы дивились, как широка душа его была, как мог он прозревать грядущее, будучи простым смертным, и каким искусством преображения мира обладал он.
Страшась грядущего и опасаясь промедления, Прародители собрались на совет долгий на вершине Башни своей и призвали его, первого из первейших, дабы сделать его равным себе.

Нефритовая башня

– Моя госпожа. Проснитесь.

Кайсин не открыла глаза. Вместо этого лишь плотнее укуталась в теплые одежды. Бархатистая тигриная шкура щекотала нос и ласкала щеки. Морозный горный воздух приятно холодил кожу, навевал сонливость, потому вырываться из приятной дремы совсем не хотелось.

– Вы должны это увидеть, госпожа.

Кто-то мягко коснулся плеча. Она медленно подняла веки и увидела восторженное лицо Мэйсу. Та сидела рядом, заботливо поправляя края шкур и одеял, согревавших Кайсин. Сестра уже успела облачиться в простые зимние одежды из шерсти и меха. С ее губ срывались белесые облачка пара, ресницы стали белыми от инея. Только теперь Кайсин заметила, что окна экипажа заиндевели, покрылись тончайшей паутинкой изо льда. Снаружи шумел ветер, скрипел под колесами и копытами снег.

– Что случилось? – спросила Кайсин.

Она высвободила руки из-под одеял, сладко зевнула и потянулась.

– Посмотрите же, госпожа! – Мэйсу жестом указала куда-то за окно.

Кайсин подвинулась ближе и выглянула на улицу. Утреннее солнце ярко освещало долину, раскинувшуюся под горным хребтом. Экипаж неспешно ехал по серпантину, что извивался по скалистой кромке, отважно пробирался сквозь насыпи снега, а там, далеко внизу, открывалась взору невиданная картина. На юг до самого горизонта протянулись линии зеленых лесов и полотна полей, не тронутые холодом гор. На лике сочной равнины тут и там темнели пятнышки деревень и сел, а вдалеке на лугах можно было заметить крошечные точки: табуны лошадей и овец. Кайсин все это казалось нереальным, ненастоящим, будто она смотрела на гравюру великого художника. Но самым удивительным и даже ужасающим оказалось невиданное доселе зрелище: длинная черная полоса, перечеркнувшая живописный пейзаж, двигающаяся вместе с восходом солнца. Она походила на рубец или шрам, оставленный на теле самой земли, брала свое начало где-то в горах и растворялась в туманной дали.

– Что это такое? – сдавленно вздохнула Мэйсу. Краски схлынули с ее лица, а в глазах вспыхнул неподдельный ужас.

– Это тень… – тихо ответила Кайсин. Она отскребла ногтями наледь со стекла и завороженно прильнула к окну. – Это тень!

– Духи! Не может быть!

Дорога резко повернула на север и пошла на подъем. Горные вершины расступились, и поначалу не было видно ничего, кроме тяжелой плотной взвеси из морозной дымки и снега. Но стоило экипажу подняться еще выше, как пред глазами возникло… нечто.

Кайсин читала об этом сотни раз. Слышала от преподавателей. Видела знаки и рисунки на картах Империи. С любопытством внимала слухам среди знатных гостей Синего дворца и все равно до последнего считала, что все пересуды – не более чем преувеличение.

И к такому зрелищу она оказалась не готова.

Там, впереди, в окружении венца из заснеженных пиков, округлых скал и древних бирюзовых ледников приютился дол, утопавший в зелени сосен. В его центре поблескивало едва схватившееся льдом озеро, вода в котором была настолько чиста, что даже издалека виднелось усыпанное камнями дно. Посреди него расположился небольшой остров, а на скалистых берегах озера вырос настоящий городок. Выкрашенные в изумруд домики с красными чуть присыпанными снегом покатыми крышами, словно ступени лестницы, поднимались по склонам гор к Ней…

У Кайсин перехватило дыхание.

– Нефритовая башня…

Она была воистину огромна и монументальна. Расположившись на вершинах сразу трех гор, Башня устремлялась ввысь до самых облаков. Верхушки даже не было видно! Каждый ее этаж из зеленого камня с темными прожилками служил опорой для следующего и был размером со всю долину. Этажи украшали бесчисленные красные крыши-козырьки. Чем выше становилась Башня, тем у́же и стройнее она выглядела, пока не терялась где-то в небесах. Утреннее солнце осторожно касалось немногочисленных узких окон, закрытых ставнями из багрового дерева. По всей длине Башни виднелось множество террас и балконов. На некоторых из них росли деревья и цветы.

Человек просто не мог построить нечто подобное.

Даже поражавшая воображение громада Императорского дворца в Лояне не могла сравниться с величием Нефритовой башни. Она казалась вечной, как сам мир, и бесконечно высокой. Воздух вокруг нее как будто подрагивал, серебрился мелким снегом и легонько мерцал. Облака в вышине плотно облегали холодный камень, а ветерок развевал над крышами домов мириады флагов и стягов, на которых был изображен знакомый свернувшийся в две дуги зеленый дракон.

– Значит, это и есть дом Нефритового мага? – не столько спросила, сколько удивленно сказала Мэйсу. – Немыслимо!

Кайсин задумчиво кивнула и отстранилась от окна. Это не просто дом Мага. Теперь это и ее дом. Место, где ей придется провести остаток жизни. Что ждет впереди? Станет ли Башня для нее тюрьмой? Ведь тюремщики у Кайсин уже есть. Злобный евнух Тейтамах и целый легион воинов, покорных воле Мага. От одних только мыслей об этом быстрее забилось сердце и растекся по нутру неприятный холод. Кайсин посмотрела на удивленное лицо сестры, на ее восторженную улыбку, и тревоги немного отступили. Мэйсу сильно изменилась за последние несколько недель. Она пришла на выручку в ту дождливую ночь, когда подглядывающую Кайсин чуть не застали на берегу люди Тейтамаха, помогла убежать и вернуться в шатер супруга. С того случая лед между сестрами растаял. Мэйсу без конца извинялась за все, что совершила, и молила дать ей еще один шанс. Кайсин не могла на нее злиться. Возможно, из-за той толики любви к сестре, что теплилась в ее сердце. Может, и потому, что сил на злобу и обиду просто не осталось.

Ответов у нее не было, и искать их совсем не хотелось. По утрам Кайсин чувствовала себя смертельно усталой, и только поддержка Мэйсу помогала справляться с тяжелыми мыслями. Сестра взяла на себя заботы о раненом буревестнике. Птица оказалась удивительно умной. Вела себя спокойно, давала обработать раны, а когда окрепла, начала ходить по экипажу туда-сюда, смешно перебирая короткими лапками. Кайсин хотела отпустить ее на волю, когда караван Мага остановился на ночлег у подножья гор. Буревестник описал пару кругов над лугами, взлетел до небес, а затем вернулся в руки новой хозяйки. Потому Кайсин оставила птицу себе, и прямо сейчас та, как кошка, дремала у нее за пазухой. Осталось лишь выбрать ей имя. Девушка решила спросить совета у Вей Шена, когда вновь увидит его. Юноша хорошо ладил с животными и наверняка подсказал бы что-нибудь интересное.

Кайсин не стала рассказывать о знакомстве с Вей Шеном сестре. Ей еще было тяжело до конца доверять Мэйсу. В прошлый раз, когда та узнала нечто сокровенное, все закончилось очень плохо. Пройдет еще немало времени, прежде чем Кайсин снова сможет открыть ей своей сердце, как когда-то, в этом она не сомневалась. Потому решила не спешить и просто довольствоваться тем, что есть.

Погруженная в размышления, Кайсин не заметила, как караван медленно сошел с горного пути и направился по расчищенной каменной дороге, огибающей озеро. Солнце успело подняться высоко, небо немного очистилось от облаков, и теперь поверхность воды блистала, словно состояла из кристаллов.

– Как же красиво! – воскликнула Мэйсу.

– Здесь и правда хорошо, – согласилась Кайсин.

Пусть это место и станет для нее тюрьмой, но если ей позволят спускаться сюда, то все будет не так уж и плохо. Она долго смотрела на озеро, пока от яркого света не начало резать глаза. У нее закружилась голова, к горлу подступила тошнота. Кайсин накрыло волной из переживаний, ощущений и эмоций. Тысячи голосов, один грознее другого, надрывные крики и плач пронзили слух. Загремели грозы, запахло пеплом и гарью.

Кайсин начала задыхаться…

Перед глазами замаячили смутные образы. Всполохи огня, вгрызающийся в скалы ветер, откалывающий целые куски, тела мертвых солдат. Вдруг все на миг померкло, а затем из чернильной тьмы начали проступать очертания огромной воронки. Похожая на бурный водоворот, только разверзшаяся в небе, она полыхала всеми цветами радуги. Вокруг нее летали две пестрые ленты: первая белесая, почти бесцветная, вторая – темный нефрит. Первый был змеем, безлапым, скользким и юрким, покрытым блестящей чешуей. Второй же оказался драконом! Таким, каким описывали древние легенды. Кайсин смогла различить его огромные лапы, густой мех на загривке и изогнутые шипы и рога.

Гиганты сражались, впивались клыками в жесткую плоть друг друга, яростно ударялись, царапались шипами. Дожди из крови проливались на землю, и там, где падали капли, немедля прорастали и распускались темные цветки такки.

Белесый змей вдруг раскрыл пасть и вгрызся в грудь противника. Нефритовый дракон взревел, попытался отпихнуть врага, но быстро потерял силы. Он закатил глаза, обмяк и, проливая водопады слез из широко открытых глаз, камнем обрушился с небес на дно горной долины. От грохота падения с гор сошли снежные лавины, укрывшие тело гиганта белым покрывалом. Снег быстро пропитался кровью, стал багровым, а вся долина в мгновение покрылась черными цветами.

Змей торжественно засмеялся и выплюнул из окровавленной пасти сердце. Похожее на неограненный кусок нефрита, оно повисло в воздухе, пульсируя зеленоватым свечением и исторгая из себя остатки крови, а затем медленно поплыло в сторону воронки. Гремели молнии, шумели ветра и бури, но сердце неумолимо неслось к последнему пристанищу. Белый змей с вожделением наблюдал, дрожа от возбуждения. Длинные волосы его седоватых бороды и усов расплылись в разные стороны, словно подхваченные водой. В глазах пылало предвкушение чего-то не просто важного и значительного, но великого. Небо стремительно темнело, набиралось жара и копоти. Все вокруг заискрилось, закружился пепел, но змей не обращал внимания, словно целый мир перестал для него существовать.

Оглушительный рык сотряс само мироздание. Огненный вихрь разорвал небеса пополам. Из темноты вырвался еще один дракон. Охваченный пламенем, ярче самого солнца, покрытый алой, как краски рассвета, чешуей, он стремительно промчался сквозь облака дыма, отпихнул белесого змея мощными мускулистыми лапами и обрушил из пасти поток огня на воронку. Та не выдержала ярости обжигающего пламени и с громким свистом вдруг закрылась, оросив округу радужными брызгами и острыми осколками.

Белый взвыл. В крике его были слышны боль и отчаяние, но исправить он уже ничего не мог. Преисполненный отчаяния, он бросился на красного дракона, полоснул когтями-лезвиями по морде и рассек ему глаз. Тот отмахнулся, отбросил могучим хвостом прочь от себя и пыхнул огнем. Змей пал на верхушки гор и, обессиленный, замер. Красный метнул на него полный ненависти взгляд, затем проглотил нефритовое сердце и улетел прочь от места ужасающей битвы. Вскоре все огни потухли.

Мир погрузился во тьму.

Кайсин распахнула глаза.

Она по-прежнему была в экипаже, лежала на сиденье среди разбросанных в разные стороны шкур и одеял. Испуганный буревестник метался от окна к окну и пронзительно пищал. Мэйсу сидела рядом и трясла ее за плечи.

– Госпожа! – сквозь всхлипы просипела она. – Сестра, что с вами?

– Ох, духи, – с трудом ответила Кайсин. Она не без труда села и приложила руку к горячему лбу. – Что случилось?

– Ты вдруг закричала и упала! Я… Мне было так страшно! Они обвинили бы меня, если бы с тобой что-то случилось, госпожа! И я ничего не могла поделать!

– Все хорошо. – Кайсин обняла сестру, и это были их первые объятия за очень долгое время. – Все в порядке. Я цела.

Она пыталась успокоить Мэйсу, но саму ее снедала дрожь. Онемевшее тело покалывало. Нечто огромное, выше и шире любой горы, давило на нее неподъемной тяжестью. Кайсин не сразу осознала, что это была аура, но принадлежащая не человеку, а самому месту.

Это была аура Нефритовой башни.

Она была… живой…

Караван замедлял свой ход. Повозки с фуражом и снаряжением свернули прочь уже давно, и вокруг экипажа Кайсин остался лишь вооруженный конвой. Всадники выстроились в две колонны по обе стороны, чтобы проводить торжественную процессию до въезда в городок. Играла музыка. На широкую и, наверное, единственную улицу высыпали все жители. Они кричали что-то одобрительное, хлопали в ладоши и бросали лепестки темных цветов. Кайсин понимала, что возвращение Нефритового мага, да еще и вместе с новоиспеченной супругой, – грандиозное событие для местных жителей. Однако в душе у нее совершенно не было поводов для веселья.

Каждый проворот колес экипажа, каждый стук лошадиных копыт приближал ее к Башне. Страх нарастал, держать себя в руках становилось все труднее и труднее. Чтобы хоть как-то отвлечься от гнетущей тяжести ауры Башни и собственных страхов, Кайсин украдкой выглядывала в окно, впившись ледяными пальцами в руку сестры. Городок выглядел уютным и приветливым. Всюду висели гирлянды из сосновых лап, деревянные игрушки и бумажные фонарики. Дома, более приземистые, чем в столице, стояли, плотно прижавшись друг к другу, отчего проулки казались чересчур узкими. Да и люди здесь были совсем другими. С суровыми, обветренными, но улыбчивыми лицами; в их глазах читались искренние радушие и радость. Такое нечасто встретишь в Лояне и никогда при Императорском дворе. Большинство местных носили простые, ничем не примечательные теплые одежды, в то время как жители столицы всегда старались перещеголять друг друга красочностью и необычностью наряда. Кайсин догадалась, что все жители городка, так или иначе, работают в Нефритовой башне. Вряд ли Шень Ен справился бы с такой громадиной в одиночку.

Были среди толпы зевак и солдаты Нефритового легиона, облаченные в привычную темно-зеленую, почти черную броню с меховым воротником и теплым плащом. Они преграждали путь простым жителям, но это казалось излишним. Никто не рисковал подойти слишком близко. Мрачная слава строгого повелителя этих земель делала свое дело.

Кайсин поймала себя на мысли, что с упоением наблюдает за оживленной суетой на улицах городка. Жители сновали туда-сюда, прыгали и танцевали, кричали что-то одобрительное. Кто-то просто веселился, завидев торжественный экипаж. По левую сторону от главного тракта девушка заметила пекарню, к которой примыкало длинное здание школы. Справа прижались друг к другу прилавки с овощами и прочими дарами земли. Среди магазинов с товарами и снедью Кайсин разглядела мастерские кузнеца и бронника и книжную лавку. Настоящую книжную лавку! Ей захотелось поскорее посетить ее, хотя едва ли стоило надеяться на то, что в такой глухомани найдутся редкие книги и свитки. За свою жизнь она успела прочесть почти все то немногое, что когда-либо было написано. Ведь даже в столице было не так уж и много писцов.

Экипаж проехал мимо самого большого из всех зданий – постоялого двора с конюшнями – и остановился посреди округлой площади. На миг повисла тишина, но то было лишь затишьем перед первыми шагами в новый мир. Кайсин отчаянно страшилась выходить. Она скомканно улыбнулась в ответ на ободряющий взгляд сестры и глубоко вздохнула.

– Все будет хорошо, – прошептала девушка сама себе. – Я справлюсь.

– Конечно справишься, госпожа, – тихо сказала Мэйсу, задвигая плотные шторки на окнах. – Ты всегда умела совладать с тем, что мне давалось труднее всего. Давай я помогу тебе переодеться, госпожа.

Убедившись, что никто не заглянет внутрь, сестра начала стаскивать с Кайсин дорожную одежду. Оставила лишь шелковое исподнее, с изнанки покрытое мягким лисьим пухом. Затем она показала увесистый пергаментный сверток. Дрожащими руками, словно держала драгоценность, Мэйсу протянула его и чуть склонила голову.

– Это подарок от вашего супруга, госпожа.

Кайсин осторожно коснулась черной атласной ленты, обрамлявшей сверток, и развязала узел. Внутри оказался набор из теплой зимней одежды таких же, как и лента, цветов. Сначала Кайсин облачилась в темное с зеленоватым отливом платье, сотканное из крепкой толстой нити. Широкие воротники и низы рукавов были расписаны узорами из тусклой позолоты в виде драконьих изгибов и ветвей сосен, а само платье поддерживалось широким поясом с пряжкой из золота настоящего. Затем Мэйсу занялась прической. Она разделила длинные волосы Кайсин на несколько прядей и сплела их с тесемками высокого головного убора. Он напоминал лодочку, обтянутую черной кожей, увешанную многочисленными цепочками из конского волоса с эмалированными бусинами. Плечи и спину укрыла длинная накидка с капюшоном, украшенная золотым гербом Нефритового мага и отороченная пушистым черным мехом неизвестного животного.

Закончив долгие сборы, порядком уставшая Мэйсу смахнула пот со лба и с восторгом окинула сестру взглядом.

– Как жаль, что здесь нет зеркала, госпожа. Ты прекрасна!

– Спасибо тебе, – улыбнулась Кайсин.

Внутри и правда стало жарковато, ей уже не терпелось выйти наружу. Она уже хотела подать сигнал, что готова покинуть экипаж, как сестра вдруг добавила:

– Отец бы гордился тобой.

Кайсин задержала взгляд на лице сестры. В глазах Мэйсу по-прежнему горел огонек вины, и еле видимая аура подтверждала искренность ее слов.

– Я хочу, чтобы он гордился нами обеими, дорогая.

Она дважды стукнула по стеклу. К экипажу подошли слуги и услужливо распахнули дверь. Кайсин сжала кулаки и сделала самый страшный и самый непростой шаг.

Первый шаг.

Поплотнее укутавшись в плащ, Кайсин зашагала по площади за стражниками. Ее вели под восторженные охи горожан. До слуха долетали перешептывания и хвалебные слова о красоте супруги магистра Шень Ена. Зардевшись, Кайсин надвинула на голову объемный капюшон и, как оказалось, не зря. Ее провели сквозь заснеженную сосновую рощу к массивной гранитной лестнице. Подъем знаменовала пара уже знакомых драконьих изваяний. Один из них был вырезан из цельного куска нефрита светлого и нежного оттенка с золотыми прожилками. Второй же был… белесым, цвета потускневшего мрамора. Совсем как в том странном видении. Драконы были повернуты друг к другу, их грозные взгляды казались настоящими. Кайсин замерла, увидев статуи, и лишь вежливая просьба одного из солдат вернула ее из воспоминаний о страшной битве. Стоило подняться выше по лестнице, как с севера задули леденящие ветра. Одежда едва спасала от холода. Кайсин поежилась, спрятала ладони в рукава и втянула голову в плечи как можно сильнее.

Лестница вильнула вправо, огибая скалу, затем влево, мимо глубокой расселины, и начала подниматься все выше и выше. Становилось холоднее. Ступени, поначалу широкие и просторные, медленно обретали крутизну и стремительно сужались. Притомившись, Кайсин на миг остановилась перевести дух и прислонилась к толстой каменной ограде. Она выглянула за край и обомлела. Величавые сосны остались далеко-далеко внизу, как и сам городок, а по обе стороны от лестницы протянулись утопавшие в тумане и усыпанные снегом скалистые выступы.

1.Имена в книге построены следующим образом: в полном имени сначала пишется фамилия, затем – личное имя.