Kitabı oxu: «Записки новичка из петушино-цитрусового рая», səhifə 2
А здесь раскинулось огромное маковое поле! И вот уже мне хочется взять кисти и краски и начать рисовать это великолепие!
Из внезапно приключившегося со мной оцепенения меня выводит голос Сафии:
– Эй, художница, пошли быстрей, а то завтрак не успеем приготовить.
– Иду, уже иду, – не отрывая глаз от этой красоты, спешу присоединиться к моим подругам.
Вот куда я непременно вернусь одна с мольбертом!
***
Весна в Турции – мое любимое время года! Погода комфортная, природа – в красочном пробуждении: повсюду видны цветочные фейерверки, созданные стараниями Весны-импрессиониста, палитра красок которого многообразна. По-особому звучат голоса птиц в утренние часы. Только ранним утром, пока машины еще не начали свои дорожные переклички, а звуки цивилизации сведены до минимума, особенно выразительны рулады пернатых талантов, соревнующихся в своем мастерстве. Чтобы завоевать сердце любимой, они готовы выводить свои трели непрерывно, одновременно услаждая и наш, человеческий слух, о чем совершенно не подозревают.
Только в утренние часы острее ощущаются ароматы цветов: воздух чист и прозрачен, и флер де оранж, вскружив голову, заставляет раствориться в блаженной неге кристального утра. Над цветами порхают бабочки, спеша прожить свою короткую жизнь, даря нам на прощанье красоту мига. Деловитые пчелы суетятся возле цветов, собирая их ароматный нектар, и с помощью данного только им волшебного таланта, превращают его в полезный и вкусный мед. Утро. Впереди еще длинный солнечный день, в котором так много всего нового и интересного!
***
Бегу по лестнице вниз и на первом этаже сталкиваюсь с соседкой, живущей этажом ниже, она, так же как и я, вооружившись огромным целлофановым пакетом, спешит к мусорному баку. Нести переполненный пакет ей тяжело, и она буквально заваливается на один бок, пытаясь баллансировать на высоких каблуках. С ней я пока незнакома: не довелось раньше нигде встретиться, и в дверь она мою не стучалась, чтобы познакомиться со мной, как принято в нашем доме. Правда, несколько раз я видела ее из окна моей кухни – она спешила к красному гольфу, машине, слишком привлекающей внимание в нашем дворе. Да и сама владелица автомобиля чрезвычайно симпатичная! Девушка – Весна, назвала я ее для себя: высокая, стройная, с копной золотистых кучерявых волос, развивающихся на ветру, с летящей походкой безмятежной юности.
Идем обе с двумя тяжеленными пакетами, и вдруг ее пакет прорывается, и я слышу: «Чёрт возьми!»
– Дать вам мой пакет? – спрашиваю я. У меня, привыкшей к непрочным пакетам в магазинах, и продукты, и мусор перемещаются в двойных пакетах: первые – из магазина домой, а второй – из дома к мусорке.
– Спасибо! А вы русская? – поднимает на меня свои глаза девушка-Весна.
Какая солнечная красавица: огромные серые глаза с искорками весёлого любопытства, чуть бесшабашная улыбка, коснувшаяся припухлого, немного детского рта, заставившая встрепенуться тонкие крылья правильно очерченного носика. Ни капли загара на светлой персиковой коже.
Утвердительно киваю головой.
– А я вас раньше не видела, – продолжает радоваться встрече девушка-Весна. – Вот так бы и не узнали друг о друге, если б не вышли вместе мусор выбросить! – смеется она.
Ее радость и мне передается.
– Как вас зовут? – дружелюбно улыбаюсь я.
– Злата.
«Какое чудесное имя, и оно очень подходит девушке!» – отмечаю про себя.
– Приходите как-нибудь в гости. Я живу прямо над вами, – показываю я рукой на свой балкон.
От мусорных пакетов мы избавились, и вместе возвращаемся к дому. Девушка, продолжая улыбаться, спешит к своей машине, не ответив ни «да» ни «нет» на моё приглашение.
Стук в дверь. Я в это время нахожусь на балконе с мольбертом, пытаясь перенести на бумагу чудесные изгибы Тахталы (вершина в гряде Торосских гор). С неудовольствием отрываюсь от процесса: «кого там еще несёт!?» – и в таком «гостеприимном» настроении открываю дверь.
На пороге, хлопая глазами, стоит Сафия:
– Соседка, ко мне сегодня гости придут к обеду, и ты заходи!
Потом внимательно смотрит на меня и прыскает со смеху.
– Приду, спасибо, – уже немного любезнее бурчу я. – А ты чего вдруг развеселилась?
– Ты глянь на себя в зеркало-то! – хохочет соседка.
Предчувствуя неземную красоту, цепляюсь глазами за свое отражение в зеркале, висящем в коридоре. На меня глядит вполне приличная особа в очках и…в крапинку, зелено-желтую, – такая вот щедрая акварельная сыпь на лице. Во всей моей «ветряночной» красе виновата новая техника разбрызгивания красок со щетины зубной щетки. Правда, не пойму, почему они, пятна, оказываются не только на бумаге, но и на художнике? Озадачено прикрываю входную дверь, напрочь забыв о соседке.
– Ну что, тебя ждать? Тогда приходи пораньше – мне поможешь! – волнуется за дверью Сафия.
– Да приду я! Только умоюсь! А то полдеревни твоей распугаю своим маргинальным видом. Платок обязательно надевать?
– Надень! Если у тебя нет, я свой дам, – удовлетворенная моим ответом Сафия ретируется в соседнюю дверь.
Прихожу к ней одной из первых. Дверь соседки открыта, а перед дверью расстелен небольшой коврик для уличной обуви. Свои домашние тапочки я на всякий случай тоже оставляю на этом коврике, дабы не отличаться от остальных гостей.
– Держи, – Сафия протягивает мне тазик с макаронами-завитушками, показывает пальцем на сваренные яйца и лежащие рядом с ними огурцы, – будешь готовить «русский» салат.
Держу тазик в неуверенных руках и силюсь понять то, что только услышала:
– Сафия, а где картошка, морковка, горошек?
– А зачем они тебе? – искренне удивляется она.
– Как, зачем? Для того, чтобы приготовить «русский» салат. И умоляю, скажи, что делать с тазом завитушек??? – не понимаю я.
– Так это ведь и есть ваш салат! Тебе осталось только нарезать туда огурцы и яйца, ну, и майонезом заправить, – видя моё крайнее удивление, добавляет она.
– Сафия, кто из нас русский? – продолжаю я «биться головой о стенку».
– Ну, ты! Только у моей тети был такой рецепт вашего салата. Ее соседка научила делать так, а она тоже из ваших краев была. Да не убивайся ты так! В следующий раз сделаешь по-своему!
Обреченно, понурив голову, ставлю таз с макаронами и энергично режу туда яйца.
– Кстати, а по какому поводу сбор гостей? – меняю тему, уходя от проигранной битвы за «салат».
– А мы с девушками по очереди раз в месяц собираемся у каждой дома и приносим деньги.
– Можно об этом поподробнее, – не отрываясь от нарезки, прошу ее я.
– Конечно! Вот смотри, нужно тебе купить телевизор, а достаточной суммы денег на покупку нет! Что ты делаешь?
– Я в банк иду!
– А мы подруг собираем, и каждая приносит по 50 лир, к примеру. Потом через месяц идем к другой подруге с той же суммой и так, пока всех участниц процесса не обойдем, – вытирает руки Сафия. Она готовит кекс для угощения.
– Интересненько, – протягиваю я, в уме пытаясь подсчитать выгоду от этой, на мой взгляд, сомнительной затеи, но не успеваю: на пороге появляются первые гости и прерывают нашу беседу.
Гостей набралось человек пятьдесят. Все они приходили неспешно, в дверях обмениваясь любезностями с хозяйкой, а затем с остальными гостями. Некоторых я уже знаю: Пери суетится с чаем, расставляя бокалы с ним на подносы, а дочка Пери выносит их гостям из кухни в салон. Мужчин нет. Женщины многие похожи между собой – ничего удивительного в этом нет: все в поселке связаны родственными узами. Со мной здороваются сдержанно: новое лицо. Но Сафия тут же представляет меня своим знакомым, и те, в свою очередь, начинают обмениваться любезностями и со мной. Пришедшие рассаживаются на диванах и креслах, мест явно не хватает, и Сафия приносит низкие столики, напоминающие журнальные, вокруг которых молодые девушки садятся прямо на ковер, поджав под себя ноги.
Назначенное к двум часам чаепитие, началось только в три часа. А мне нужно еще и заняться домашними делами, поэтому через час отпрашиваюсь у хозяюшки дома: скоро придет муж – надо готовить ужин. Она понимающе цокает языком и я, попрощавшись, возвращаюсь в свою квартиру.
Через пару часов, когда мы собираемся поужинать с мужем на нашей кухне, опять раздается стук в дверь – это соседка нам принесла большую тарелку «русского» салата: от нашего стола – вашему!
***
Лето жаркое немилосердно навалилось как-то разом. Спасающая утренняя прохлада перестала быть таковой, и раскаленный, за ночь неостывший воздух норовит расплавить трахею. Кожа активно сопротивляется и стремиться защитить организм от перегрева, проливаясь ручьями пота. Влажный горячий воздух густым облаком обволакивает человека.
Ветер, ветер – вот оно кажущееся спасение! Он поднимается, как по часам, после обеда и несет ложное облегчение измученному жарой человеку и страдающим от нее же растениям. Своим стремительным дыханием ветер срывает лишь густое облако влаги с кожи человека: он слишком горяч и в итоге не приносит долгожданной прохлады! А приветливо выставленные ему навстречу листья наивных гераней, он просто сжигает.
Что-то делать физически – безумие! Любая активность требует неимоверных затрат и увеличивает и без того высокую температуру тела. Местные петухи не сдаются и продолжают свою перекличку. Их голоса становятся похожи на хрипы в отечном горле при ларингите. Звуковую конкуренцию пернатым составляют полчища любвеобильных цикад, расположивших свои оркестровые инструменты на ветках деревьев. Жара их только вдохновляет, а производимые ими звуки похожи на треск электричества в высоковольтных проводах. Цикады, пожалуй, завершают картину летнего «марсианского» пейзажа наших мест.
Тощие кошки и собаки выбирают теневую сторону улицы и лениво бредут в поисках воды, которую оставили сердобольные граждане в пластиковой посуде возле заборов домов.
Море, конечно, только оно – спасительная пристань для изнывающего от жары тела. Мне до него нужно добираться на машине, можно и пешком, конечно: часа полтора прогулки по тридцати пяти градусной жаре в утренние часы. Если решиться на такой променад, то в конце пути ждет оазис: ласковые тридцати градусные волны соленого Средиземного моря, в объятия которого бросаешься сразу.
О, боги, вот она – заслуженная благодать, которая, правда, минут через десять перестает ей быть: жара и тут настигает. Остается только сбежать под зонтик, вырвав тело из неги «прохладной» водички, а затем прилечь на полотенце, а если повезет, то на лежак. Легкий бриз обдувает слегка охлажденное тело, запакованное в минимум одежды, но жара крепчает, и вновь становится плохо.
Посмотрев по сторонам, с удивлением замечаешь счастливые лица туристов, приехавших в наши места погреться. Они лежат прямо под солнцем, изредка переворачиваясь с боку на бок и подставляя раскаленному светилу новые участки своего пока несильно подгоревшего тела. На некоторых – панамы, а кто-то обходится и без них.
Нет, хочу домой, и море меня не спасает. Только включенный на полный режим кондиционер, запертые двери и плотные жалюзи на окнах – вот мой способ избавления от адовых котлов летней жары! А еще, бутыль питьевой воды под рукой и частый прохладный душ (язык не поворачивается назвать его холодным: летом такую воду можно добыть только из холодильника). И легкие овощные салатики вместо обеда и ужина, потому что остальное невозможно себя заставить съесть.
Изрядно намучившись, составляя инструкцию по выживанию в этих краях летом, бреду к соседке за рецептом ее летнего счастья: она-то должна знать наверняка!
Сафия возлежит на подушках, на полу, между двумя открытыми балконными дверями: кухни и салона.
– Чай будешь? – спрашивает она.
– Даже думать боюсь о чае! Мне бы водички холодной.
– А мы утоляем жажду чаем, – улыбается она.
– Ну, вам-то не привыкать! А у меня, похоже, аллергия на жару, – без сил падаю на пол рядом с ней.
– Ага, у вас же снег всегда!
– Зимой! – уточняю я. – Впрочем, иногда весной, – вспоминаю марты-апрели последних лет.
– А сколько градусов у вас летом?
– Тридцать максимум, да и то, недели две, не больше. А так, градусов двадцать, – мечтательно закрываю глаза.
– Холодно! – констатирует моя визави.
– Слушай, как вы ночью спите? – задаю наводящий вопрос, пытаясь отказаться от кондиционера и сопутствующего ему ларингита.
– Как-как, на балконе, – не моргнув глазом, произносит Сафия, но, заметив, что брови у меня поднимаются вверх, продолжила:
– Кладем на пол балкона матрас, и спим на нем до утра. Очень удобно и прохладно. И экономия очевидная – кондиционер не нужен.
– А-а-а, – протягиваю я, смирившись с неизбежностью подхватить ларингит, – ты что, совсем петушиных криков не слышишь?
– Нет, я же с ними родилась. Да и ты привыкнешь со временем к их голосам! Вон, твоя соседка спит с открытым балконом, и ничего!
– Это которая, как и я, «рус»?
– Ага. У нее и сынок есть! – доверчиво сообщает Сафия.
– Сынок? – переспрашиваю я. – Но я не видела, что бы она когда-нибудь гуляла с малышом.
– А она и не гуляет. Да и малышу уже лет пять, – видя, что удивление так и не спадает с моего лица, а у бровей есть опасность навеки застыть в форме домика, продолжает:
– Мальчик ее не может ходить. Он болен от рождения. Демир, – так зовут ее сына, – все время плачет по ночам. Да неужто ты не слышишь?
Холодею внутри и вспоминаю веселую и беззаботную девушку-Весну.
– Нет. Мы ведь спим на втором этаже нашей квартиры. Как ей, наверное, тяжело и обязательно нужна помощь, – начинаю волноваться я, так как не могу вспомнить, что бы девушку кто-то навещал: дом у нас маленький – всем все видно и слышно.
– Да она сама не хочет, чтобы кто-то ей помогал! Ее муж работает в Аланье и приезжает редко. У него там магазин кожи. Видела, какую машину ей купил? Родню его она не привечает: свекровь в гости приходит – она сразу за порог. А это значит, что не хочет видеть мать мужа. У нас не принято так поступать!
– Сафия, она с больным мальчиком одна в четырех стенах. Как кто-то приходит к ней, она и убегает, чтобы немного отдохнуть, просто пройтись и отвлечься, – пытаюсь я объяснить поведение девушки.
– Она своего сына и так часто одного оставляет, уходит куда-то – он без нее все плачет и плачет. Ребенок – это такое счастье, зачем от него отдыхать, а тем более отвлекаться? – Сафия загрустила, и я знаю причину ее печали: кроме единственного сына Юсуфа, других детей у нее нет. А все попытки забеременеть заканчиваются выкидышами.
Некоторое время вместе задумчиво молчим.
– Ну, я пойду к себе! – говорю я. – А к девушке я обязательно зайду на днях.
– Сходи-сходи, может, тебе дверь откроет. Нас не впустила в свой дом.
Впрочем, и мне тоже дверь не открыла. Долго звонить в ее закрытую дверь я не решилась – вдруг ребенок спит? Постояла несколько минут под закрытой дверью и поднялась на свой этаж. Моя попытка помочь ей, так и осталась только попыткой.
А красивую Злату я несколько раз видела, когда она садилась за руль своего красного авто и включала музыку в салоне. Собственно, по доносящимся до моей квартиры звукам иностранной музыки, непривычным в нашем дворе, -привычными здесь были петушиные арии- я понимала, что это моя соседка-Весна отправляется на прогулку в неведомом направлении, в столь полюбившемся ей одиночестве.
Однажды увидела и прекрасного мальчика – копию своей мамы-Весны. Это случилось, когда приехали родители Златы, грустная молодая бабушка и веселый, неунывающий дед, и на руках вынесли внука на прогулку в наш двор.
Маленький Ангел девушки-Весны был прекрасен: белокур, с огромными серо-синими глазами, неотрывно смотрящими мимо нас в бескрайнее небо, словно пытаясь что-то там разглядеть. А, может, он прислушивался к небесному пению таких же ангелочков, как и он. Ангел не разговаривал с людьми и не понимал вопросов, обращенных к нему. Ему доступно было только одно средство общения с внешним миром, на которое обычно игнорирующий его мир реагировал – это плач. И ангел плакал, плакал практически все время, а если он не плакал, то спал. Мама- Весна, встречаясь с людьми, улыбалась и никого не впускала в свою жизнь, никого из посторонних, что бы не жалели ее Ангела прекрасного, да и ее тоже.
Начало осени в Анталье – мягкий бархатный сезон, необходимый истерзанному яркими впечатлениями организму, -напоминает мне барышню за сорок. Она еще жаркая, но не обжигающая; желанная и немного неприступная, но милосердная в силу опыта; её вечерние и утренние краски слегка потускнели, перешли в границу прохладной палитры. Она знает свои желания и возможности, довольствуется тем, что имеет и получает удовольствие от листопадного кружения, восхищаясь желтой, багряной гаммой красок вокруг. Налетающий по утрам ветерок, треплет ее еще вполне пышную шевелюру и открывает миру блестящие серебристые пряди, которые, осыпаясь, падают к ее ногам. Легкое волнение на воде переходит в глубокую рябь, а иногда и откровенно штормит. Небо грозит всем грешным судным днем и проливает на наши головы потоки слез, пока еще нечастых.
Природа готовится к увяданию или отдыху, не слишком здесь заметному. Пока только осень… Не золотая, а с островками багряно-желтых красок граната и инжира, осветивших монотонную палитру нефритовых цитрусовых садов и малахита хвои. Ночи становятся всё более прохладными, мельтем (тёплый ветер) уступает место холодному пойразу (холодный ветер), который заставляет кутаться в теплые одежды. Осень прочно заняла свои позиции и щедро дарит влагу природе, за лето истерзанной солнцем. А светило склоняется в вынужденном реверансе, скользя прощальными теплыми лучами, мягко обнимающими все вокруг.
***
Маски с соком алоэ полезны для кожи лица, а если кожа лица в предчувствии увядания или уже в нем, то пользы становится еще больше!
Смотрю на себя в зеркало и то тут, то там вижу предчувствующие увядание островки, а кое-где и требующие срочной реконструкции унылые осенние бороздки. О, наш райский уголок богат не только петухами и курами, но и продуктами их любовных утех, которые хранятся у меня в холодильнике. Беру яйцо и отделяю желток от белка. Желток, в котором спрятаны мелатонин, холин и разные витамины, должен справиться с возложенной на него миссией вернуть безвозвратное, то есть омолодиться. Тем более мама и папа желтка до сих пор бегают в нашем саду – значит экологически чистые производители, питающиеся тем, что природа пошлет, ну, и я с Сафией иногда: хлебом, кукурузой, пшеничным зерном. Добавляю в желток несколько капель сока алоэ, – сам цветок растет у меня на балконе, – мёд, чтоб уж наверняка подействовало, и всыпаю порошок какао для закрепления эффекта. Наношу чудо-маску на лицо, ложусь на диван и жду! Расслабляюсь и представляю, как вся эта полезность на меня благотворно влияет, проникая сквозь поры кожи.
К реальности возвращает требовательная трель звонка. Как не во время! Пробую смыть маску, но экологически чистые продукты крепко вцепились в кожу лица. Заливистый звонок продолжает неистовствовать. Промокаю лицо салфеткой и бегу открывать.
– Что с тобой? – Сафия смотрит с тревогой.
– Омолаживаюсь! – с городостью произношу я. – Здравствуйте, соседка!
– Что это такое желтое, а местами очень коричневое? – не слышит она меня.
– Элексир молодости! У меня еще остался. Садись – вместе ринемся навстречу прекрасному прошлому!
Сафия принюхивается к зелью и, не услышав подозрительных запахов, разрешает и себя приобщить к вечной молодости. Попытка номер два. Сидим обе жутко красивые.
На лестнице слышатся еще шаги. Сначала трель звонка льётся из квартиры Сафии, а потом уже кто-то звонит в мою дверь.
– Сафия, кто это? – отчаявшись стать в это утро красивой и молодой, спрашиваю я.
– Это Пери. Я зашла к тебе сказать, что мы идем к ней.
– А зачем же мы тут салон- красоты устроили, если нас ждут?
– Да я как тебя увидела, обо всем забыла, – оправдывается соседка.
– Тогда иди и открывай! Я в этот раз досижу положенное время в маске!
Из коридора доносится веселый смех. И вот нас уже трое омолаживающихся: Пери потребовала и свою долю молодости.
Через двадцать минут умываемся и спешим в дом к Пери. Быстро взглянув на себя в зеркало, висящее в коридоре, отмечаю прекрасный цвет лица, розовый, правда, почему- то немного пятнами, а прикоснувшись, под пальцами чувствую нежную бархатистость кожи.
– Смотрите, молодость- то кусочками возвращается, – смеется Пери, – может, к вечеру и всё лицо зарумянится! И будет нам счастье, девочки!
***
– Сегодня привезут коляску, – заметив меня на балконе за мольбертом, кричит мне Сафия.
– А мы еще тут крышек насобирали! Отдам детишкам – пусть играют. Не выбрасывать же такое добро. Может, как кораблики пустят вплавь по нашему арыку, – улыбаюсь я, услышав хорошую новость.
Событие на самом деле значительное! Целый год мы все вместе собирали пластиковые крышки от бутилированной воды: двести тысяч крышек, в обмен на которые ассоциация инвалидов выдает новую инвалидную коляску. Цифра внушительная. Собирали все: дети – в школах, родители – на местах работы. Все знакомые и вся деревня. На улицах поставили специальные пустые банки с объявлением для прохожих о сборе крышек и с просьбой бросать эти крышки в установленную ёмкость.
В итоге нужное количество крышек было собрано, и теперь у дочки Пери будет новая инвалидная коляска!
У моей неунывающей соседки Пери двое дочерей: старшая – Гамзе, родилась с отклонениями от нормы, так сказали врачи Пери, как только она пришла в себя после сложных родов. Насколько эти отклонения оказались серьезными, стало понятно по мере роста девочки: она самостоятельно не могла передвигаться и так и не заговорила. Ложный стыд удерживал меня от расспросов на эту тему, а сама Пери, далекая от медицины, только пожимала плечами:
– А кто ж его знает, почему так случилось? Что-то в голове у девочки не так. Врачи говорят, экология плохая и продукты…
И, чуть помолчав, с улыбкой добавляет:
– Она у меня всегда будет маленькой и несамостоятельной.
Пери живёт в небольшом одноэтажном доме, практически под нашими окнами. У домика – просторная веранда, а к ней примыкает роскошный цитрусовый сад, в котором живут столь полюбившиеся мне многодетные петухи с женами. А еще бегают кролики!
– Моим девочкам нравятся кролики! – смеется владелица петушино-цитрусового рая.
Кролики чрезвычайно упитаны, длинноухи, белого и черного окраса, семейка их многочисленна и любвеобильна. Иногда их шумная компания забегает и в наш дворик- на радость местной детворе, которая вооружившись морковкой, спешит удовлетворить гастрономические вкусы незванных гостей. Ушастые гости, в свою очередь, вначале недоверчиво шевелят толстыми подвижными носиками, принюхиваясь к угощению, а потом неожиданным наскоком выхватываю добычу из рук ребятни. Последние сначала пугаются, а потом весело смеются: ах, какая прыть у этих толстопузиков!
– Пери, как же ты с нами выходишь на утреннюю прогулку? Муж твой каждый день уходит на работу, Семра (младшая дочь) – в школу. А кто с Гамзе остается дома? – спрашиваю я.
– Гамзе по ночам не спит. А утром крепко засыпает и спит до обеда. Я успеваю и с вами погулять, и, вернувшись, еду приготовить. А потом везу Гамзе в реабилитационный центр.
– Это тот, что на нашей улице?
– Да, хороший центр! Там и гимнастика специальная есть, и массаж проводят лечебный. Мою Гамзе инструктор научил самостоятельно есть и не только, ну, сама понимаешь, – последнюю фразу Пери произносит многозначительно приподняв брови.
У Гамзе жгучие карие глаза, удивительно светлая фарфоровая кожа лица на фоне черных густых волос, красиво подстриженных в форме каре и обрамляющих нежный овал лица девушки. Голова ее немного откинута назад и поддерживается специальной подушечкой инвалидного кресла. Сосредоточенный взгляд бездонных глаз устремлен вдаль. Длинные кисти рук постоянно находятся в беспокойном движении, словно компенсируют неподвижность тела. Легкость и изгибы лебедя, раненого и мечтающего о небе, застывшая грация и пластика – вот все то, что приходит мне на ум, когда я смотрю на девушку.
Семра ловко подхватывает коляску из рук матери. Во взгляде Гамзе узнавание и тень улыбки на бледных губах:
– Сегодня, сестренка, пересядешь в новую коляску! Она большая и нетяжелая! Будем теперь бегать с тобой, – смущенно улыбается Семра.
Семра – тихая, светлая девочка, сероглазая, русоволосая, с застенчивой улыбкой на пухлых губах. Застенчивость Семры легко объясняется наличием у нее близорукости и нежеланием носить очки. При встрече с людьми Семра опускает глазки, чтобы не ошибиться и не поздороваться с незнакомым человеком.
– Семра, милая, посмотри, я тоже в очках! Это удобно, честно. Я, как и ты, раньше стеснялась носить очки, думая, что очки совсем не украшают лицо. А ничего подобного! От них твое красивое личико станет еще прекраснее, – говорю я девушке. Мне, очкарику со стажем, понятны чувства девушки и ее предубежденность к ношению очков.
– Линзы лучше! – доверчиво сообщает мне она. – От них глаза становятся еще больше!
– Так они у тебя и так огромные! Куда же больше? – удивляюсь я.
Семра смущенно смеется и немного краснеет.
– Давай вместе сходим в магазин и выберем тебе очки! Выберем самые модные! А то девочек с большими глазами много, а вот с модными очками – совсем нет.
Семра с надеждой смотрит на мать и ждет ее решения.
– Да сходи ты с тетей (это со мной) – она в модах лучше понимает. Без очков, дочка, тяжело.
Семра светлеет личиком, и мы решаем пойти вместе за очками, прямо сейчас, чтобы она не успела передумать, благо, магазин оптики недалеко от нас.
В магазине Семра нерешительно перебирает оправы, предлагаемые ловким продавцом.
– Давай остановимся на пластиковой оправе цвета брусники, – предлагаю я. – Она красиво дополнит нежный овал твоего лица.
– Правда? – Семра смотрит в зеркало, поворачивает головку то налево, то направо, и по выражению ее глаз я понимаю, что результат ей нравится.
– Когда будут готовы очки? – спрашиваю я у продавца.
– Завтра! Приходите после обеда, – вежливо улыбается продавец.
– Хорошо! Я сразу после окончания уроков в школе заберу очки. Моя школа тут рядом! Спасибо Вам, – благодарит меня девчушка.
А в нашем дворе между тем кипит жизнь: привезли коляску! И нарядно одетая по такому случаю Гамзе, предстала в ней перед половиной деревни, пришедшей посмотреть на это событие, в котором все приняли посильное участие.
Семра, увидев коляску с сестрой, несётся к матери с отцом, забирает у них коляску и тут же пытается опробовать её на маневренность. Гамзе безучастно смотрит в небо. Ни один мускул на ее фарфоровом лице не выдал наличия каких-либо эмоций.
«Лебедь раненый!» – в очередной раз проносится у меня в голове.
***
В наш петушино-цитрусовый рай незаметно пришла зима. Просто теплая осень перешла в другую стадию – мокрую, со всеми возможными природными спецэффектами: громом, всполохами молний, ураганным ветром, готовым забрать с собой мои цветочные горшки, раставленные на балконах, а напоследок – выдрать с корнем распахнутые ему навстречу жалюзи. После такого стихийного марша обычно случается полное отключение электричества в нашем раю. И вот тогда телевизор и компьютер превращаются в совершенно не нужное приложение к нашей жизни на лоне природы. А нам, жителям этого петушино-цитрусового рая, остается только одно: прильнуть лицом к светлому окошку и созерцать вершины гор, игру облаков на небе. А еще развлекаться наблюдением редких цветовых сочетаний: мохнатых серых облаков, свинцовых туч, антрацита гор, и, неожиданно выглянувшего в просвете между тучами, солнца, пролившего золотистый цвет на мрачный пейзаж.
– Зейнеб, прекрати трясти половиками с балкона, – голос Сафии срывается на визг.
Зейнеб – моя новая соседка, и с правилами совместного проживания в нашем доме пока не знакома.
– Я вытряхиваю коврик с торца дома, – настаивает на правильности своих действий Зейнеб. – Кому от этого вред?
– Всем!!! Твоя пыль летит к нам на балконы! – кричит Сафия.
– Так и земля к нам летит, когда ветер дует, – соседка не хочет услышать глас разума: у нее свои доводы на этот счет.
– Нам земляной пыли и так хватает, а тут еще и твоя…
Петух, едва заслышав громогласный призыв, льющийся откуда-то сверху и позволяющий конкурировать с мощью его легких, тут же вышел на середину двора, растрепал крылья и, гордо вытянув шею по направлению к небу, явил всему дому прелести своего вокала:
«Не забывайте-таки, кто главный в петушино-цитрусовом раю!»
***
Есть в увядании своя улыбка счастья:
Оно нас избавляет от ненастья,
От пережитых драм очарованья
И от внезапного в любви признанья.
Всё в прошлом: и мечты, и суета,
И дней бегущих мимо маета…
А нам тепло, и на душе уютно —
Теперь живем мы тихо и «рассудно».
Мы знаем цену дружбы, просветленья.
И много уже навыков, уменья
Жить не спеша, смакуя каждый день,
И познавать нам истину не лень.
И удивляться нам еще приятно-
Пусть молодость уходит безвозвратно.
В любое время года есть свой плюс:
Я вновь очароваться не боюсь!
