Понемногу о многом

© Владимир Ноллетов, 2022

ISBN 978-5-0056-4061-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Культура

ГИБЕЛЬ РУССКИХ ПОЭТОВ

Как много русских поэтов умерло не своей смертью! Грибоедов растерзан религиозными фанатиками в Тегеране. Рылеев повешен как один из руководителей восстания декабристов. Пушкин убит на дуэли. Лермонтов убит на дуэли. Гумилев расстрелян как участник контрреволюционного заговора. Есенин повесился. Маяковский застрелился. Цветаева повесилась. Мандельштам погиб в лагере. Клюев, Клычков, Орешин, Олейников, Корнилов, Васильев расстреляны в годы сталинских репрессий. Рубцов задушен своей невестой. Хорошо еще, что поэты не убивали друг друга. А ведь и это могло случиться. Была же дуэль Кюхельбекера с Пушкиным. Из-за пушкинской строки «И кюхельбекерно, и тошно». Кюхельбекер промахнулся, Пушкин стрелять не стал. Была дуэль Гумилева с Волошиным. Из-за поэтессы Черубины де Габриак. У Гумилева был промах, у Волошина – осечка.

Как это объяснить? Почему поэты – понятно. Они мечтательнее, впечатлительнее, иррациональнее других людей. Значит – уязвимее. Но почему именно русские поэты? Нет ни одной другой страны, где бы столько поэтов умерло насильственной смертью. В России, пожалуй, погибло известных поэтов больше, чем во всех европейских странах, вместе взятых. Здесь две причины. Первая причина – политическая. Половину перечисленных поэтов уничтожили в двадцатые и тридцатые годы как контрреволюционеров. Преследования властей довели до самоубийства Цветаеву. Вторая причина – психологическая. Душа поэта иррациональна. Русская душа иррациональна. Душа русского поэта иррациональна вдвойне.

ДОСТОЕВСКИЙ И ТОЛСТОЙ. НЕСОСТОЯВШАЯСЯ ВСТРЕЧА

Достоевский и Толстой… Никто не прославил так русскую литературу, как они. Никто не прославил так русскую культуру, как Чайковский и они. Многие известные зарубежные писатели двадцатого века отзывались о них с восхищением и преклонением, признавали их огромное влияние на свое творчество. Английский романист Сноу говорил, что современные писатели могут лишь играть у ног таких гигантов, как Толстой и Достоевский.

И вот что удивительно. Эти два соотечественника и современника не были знакомы. Хотя общались почти со всеми видными русскими литераторами. Оба вели обширную переписку. Но друг другу не написали ни строчки. Не были знакомы, хотя испытывали к творчеству и личности друг друга постоянный, неутолимый интерес. Не могли не испытывать: оба, несомненно, чувствовали, что только они равны друг другу. Не были знакомы, хотя хотели познакомиться! Не поспособствовало их встрече и то, что у них был общий близкий знакомый – критик и философ Николай Страхов.

Сначала просто не представлялся случай. В 1855 году Толстой, молодой писатель, заставивший всех говорить о себе после выхода в свет «Детства», приезжает в Петербург, город, в котором жил Достоевский. Знакомится с Тургеневым, с Некрасовым. Но Достоевского здесь нет, он – в ссылке, после нескольких лет каторги. Когда Достоевский возвращается, наконец, в Петербург, Толстой – почти постоянно или в Ясной Поляне, или в Москве.

Но их заочный взаимный интерес растет. Сильнейшее впечатление произвел на Достоевского роман «Война и мир». Прочитав его, он постоянно думал о Толстом. Тогда, видимо, и возникло у него желание увидеть Толстого, желание, которому так и не суждено было сбыться.

А Толстой записал в дневнике, что читал «Униженных и оскорбленных» и умилялся.

В 1877 году Страхов, сообщая Толстому об успехе «Анны Карениной» в Петербурге, пишет: «Достоевский машет руками и называет вас богом искусства». Достоевский в своем «Дневнике писателя» помещает статью, посвященную этому роману. В ней можно встретить: «необыкновенной высоты художник», «гениальная сцена», «гениально». В заключение он пишет: «Такие люди, как автор Анны Карениной, – суть учители общества, а мы лишь ученики их». Впрочем, с чем-то он и не согласен.

Надо сказать, что они (особенно Толстой) высказывали немало критических замечаний о творчестве и мировоззрении друг друга. Судя по всему, Достоевский больше ценил Толстого как художника, чем как мыслителя, а Толстой – наоборот. Очень не нравился Толстому язык, каким писал Достоевский. Горький в своей книге о Толстом вспоминает: «О Достоевском он говорил неохотно, натужно, что-то обходя, что-то преодолевая».

Хорошая возможность встретиться представилась в 1878 году, на лекции философа Соловьева. Толстой был на этой лекции вместе со Страховым. Но тот их не познакомил. Может быть, они даже стояли недалеко друг от друга!

Могли они познакомиться и в 1880 году. Достоевский приехал в Москву на Пушкинские торжества. Он собирался съездить перед ними в Ясную Поляну. Но распространившиеся среди литераторов слухи о душевном состоянии Толстого удержали его. «О Льве Толстом и Катков подтвердил, – пишет он жене 27—28 мая, – что, слышно, он совсем помешался <…> я не поеду…» (Много ли найдется гениев, которые никогда не слыли безумцами?)

6 июня в Москве был открыт памятник Пушкину. 8 июня состоялось заседание Общества любителей российской словесности, на котором Достоевский произнес свою знаменитую речь о Пушкине, потрясшую слушателей. Присутствовали все известные писатели. Лишь Толстого не было. Хотя Тургенев специально ездил в Ясную Поляну, чтобы уговорить его приехать. После нравственного переворота Толстой считал всякие памятники мирской суетой.

В том же году Толстой писал Страхову: «… читал „Мертвый дом“. Я много забыл, перечитал и не знаю лучше книги изо всей новой литературы, включая Пушкина… Я наслаждался вчера целый день, как давно не наслаждался. Если увидите Достоевского, скажите ему, что я его люблю». Страхов показал письмо Достоевскому. Тот был взволнован и обрадован, упрашивал Страхова отдать ему это письмо. И в то же время был искренне огорчен! В том, что Толстой поставил его выше Пушкина, он увидел проявление непочтения к своему кумиру.

Незадолго перед смертью Достоевский просит графиню Александру Андреевну Толстую, двоюродную тетку Льва Николаевича, с которым она много лет переписывалась, объяснить ему толстовское учение. По ее словам Толстой его «страшно интересовал». Она прочитала Достоевскому одно из писем племянника. «… он хватался за голову, – вспоминает А.А.Толстая, – и отчаянным голосом повторял: – „Не то, не то!..“»

После смерти Достоевского Толстой в письме Страхову пишет: «Как бы я желал уметь сказать все, что я чувствую о Достоевском <…> Я никогда не видал этого человека и никогда не имел прямых отношений с ним, и вдруг, когда он умер, я понял, что он был самый, самый близкий дорогой, нужный мне человек. Я был литератор, и литераторы все тщеславны, завистливы, я, по крайней мере, такой литератор. И никогда мне в голову не приходило меряться с ним – никогда. Все, что он делал (хорошее, настоящее, что он делал) было такое, что чем больше он сделает, тем мне лучше. Искусство вызывает во мне зависть, ум тоже, но дело сердца только радость. Я его так и считал своим другом, и иначе не думал, как то, что мы увидимся, и что теперь только не пришлось, но что это мое. И вдруг за обедом – я один обедал, опоздал – читаю умер. Опора какая-то отскочила от меня. Я растерялся, а потом стало ясно, как он мне был дорог, и я плакал и теперь плачу». Когда Страхов написал ему известное письмо, проникнутое ненавистью к Достоевскому, Толстой в ответном письме Достоевского защищал.

Анна Григорьевна Достоевская, жена писателя, в своих «Воспоминаниях» приводит свой разговор с Толстым.

«– Я всегда жалею, что никогда не встречался с вашим мужем.

– А как он об этом жалел! А ведь была возможность встретиться – это когда вы были на лекции Владимира Соловьева в Соляном Городке. Помню, Федор Михайлович даже упрекал Страхова, зачем тот не сказал ему, что вы на лекции. «Хоть бы я посмотрел на него, – говорил тогда мой муж, – если уж не пришлось бы побеседовать».

– Неужели? И ваш муж был на той лекции? Зачем же Николай Николаевич мне об этом не сказал? Как мне жаль! Достоевский был для меня дорогой человек и, может быть, единственный, которого я мог бы спросить о многом и который бы мне на многое мог ответить <…> Скажите мне, какой человек был ваш муж, каким он остался в вашей душе, в ваших воспоминаниях?

Я была глубоко тронута тем задушевным тоном, которым он говорил о Федоре Михайловиче.

– Мой дорогой муж, – сказала я восторженно, – представлял собой идеал человека! <…> я могла только приходить в удивление и умиление, видя его поступки, и, вполне сознавая иногда всю их непрактичность и даже вред для нас лично, должна была признавать, что мой муж <…> поступил именно так, как должен был поступить человек, высоко ставящий благородство и справедливость!

– Я всегда так о нем и думал, – сказал как-то задумчиво и проникновенно граф Лев Николаевич».

Последней книгой, которую читал Толстой перед своим уходом из Ясной Поляны и смертью на железнодорожной станции, были «Братья Карамазовы».

Волгин в своей замечательной книге «Последний год Достоевского» высказывает интересное предположение, что в 1878 году Толстой мог и не хотеть встречи с Достоевским. (Страхов утверждал, что Толстой тогда просил ни с кем его не знакомить.) «Глубоко захваченный переживаемым им духовным переворотом <…> он инстинктивно отстраняет от себя все, могущее поколебать эту рождающуюся в муках веру, – пишет Волгин. – Встреча (и неизбежное духовное противоборство) с таким могучим оппонентом, как автор „Дневника“, грозит разрушить целостность столь трудно воздвигнутого толстовского мира, потрясти его сокровенные основы <…> Высказывая через много лет искренние сожаления Анне Григорьевне, что ему не довелось познакомиться с ее покойным мужем, Толстой, разумеется, уже не помнил своих тогдашних мотивов».

Очевидно, на протяжении многих лет было сильное обоюдное желание познакомиться. И было обоюдное подсознательное противодействие этому. Оно оказалось сильнее.

МАРИНА ЦВЕТАЕВА. ТРАГИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ, ТРАГИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ

Можно бесконечно перечислять деятелей русской культуры, которые пострадали после Октябрьской революции. Сломала эта революция и судьбу поэтессы Марины Цветаевой.

Она родилась в 1892 году в дворянской семье. Цветаева была наполовину русской, на четверть – немкой, на четверть – полькой. Ее отец возглавлял Музей изящных искусств. Девочка росла в атмосфере любви к прекрасному. В шесть лет начала писать стихи.

В 1910 был издан первый сборник ее стихов. На эту книгу обратили внимание маститые поэты. Цветаева становится активной участницей столичной литературной жизни.

В 1912 году она вышла замуж за Сергея Эфрона.

Октябрьская революция резко изменила ее жизнь. Отныне и навсегда уделом поэтессы стали лишения и страдания.

В Гражданскую войну Эфрон, дворянин по матери, сражался на стороне белых. После их поражения оказался за рубежом. Цветаева написала цикл стихов «Лебединый стан», в котором открыто и смело выразила сочувствие белогвардейцам. В 1920 в детском приюте умерла от голода ее младшая дочь – трехгодовалая Ирина. Через два года Цветаева со старшей дочерью Ариадной уехала за границу, к мужу. В эмиграции родился сын Георгий. В 30-е годы публикуются «Мой Пушкин», «Живое о живом» и другие прозаические произведения Цветаевой. Прозу она писала замечательную. Ее слогу – лаконичному, емкому – мог бы позавидовать любой прозаик. В прозе Цветаевой еще сильнее, чем в стихах, ощущается ее неистовая и неукротимая натура.

Цветаева одна содержала семью. Супруг из-за болезни не работал. Жили в крайней бедности, в буквальном смысле голодали. У поэтессы даже не было приличного платья. Угнетала и моральная обстановка. Эмигранты в своем большинстве относились к Эфрону и Цветаевой недружелюбно. Подозревали, что Эфрон завербован НКВД. И это было правдой.

Муж Цветаевой считал ошибкой свое участие в белом движении. Мечтал вернуться на родину. Стал агентом НКВД. В 1937 году в Швейцарии сотрудники НКВД убили советского разведчика Рейсса, выступившего с критикой Сталина. Судя по всему, к этому убийству был причастен и Эфрон. Опасаясь ареста, он бежал в СССР. Его поселили на государственной даче. Позже на родину вернулась Цветаева. Она хотела быть вместе с мужем. Цветаева любила Эфрона всю жизнь.

В 1939 была арестована Ариадна. Ее обвинили в шпионаже и приговорили к восьми годам лагерей. А вскоре арестовали и Эфрона. Двумя годами ранее в ГУЛАГ попала младшая сестра Цветаевой Анастасия.

На родине Цветаеву не печатали. Чтобы выжить, она делала переводы. Все чаще ей приходила мысль о самоубийстве. Когда началась война, ее с сыном эвакуировали в Елабугу. Собираться в дорогу помогал Пастернак. Он принес веревку, чтобы перевязать вещи. И в шутку сказал, что веревка такая крепкая, что выдержит все, даже вешаться на ней можно.

В Елабуге поэтесса жила в крошечном занавешенном углу. Работы не было. Она безуспешно пыталась устроиться в столовую посудомойкой. Стирала для одной милиционерши. Та ее за это подкармливала. 31 августа 1941, не выдержав унижений и невзгод, Марина Цветаева повесилась. На той самой веревке. Через два месяца расстреляли Эфрона.

Интерес к творчеству и личности Цветаевой не ослабевает. Ее издают, ее читают. Популярны песни на стихи Цветаевой, в том числе «Уж сколько их упало в эту бездну…», «У зеркала», «Мне нравится, что вы больны не мной…» Судьба произведений Цветаевой оказалась счастливее ее собственной судьбы.

БОРИС МОКРОУСОВ

Композитор Борис Андреевич Мокроусов родился в 1909 году в Канавино, под Нижним Новгородом, в семье железнодорожника. Очень любил родную природу, Волгу, гордился, что он волжанин.

Учился в Горьковском музыкальном техникуме, подрабатывал тапером. Затем поступил в Московскую консерваторию. Окончил ее в 1936. Первая его песня, ставшая известной, – «Милый мой живет в Казани».

После начала войны Мокроусов служил на Черноморском флоте. «Это был блестящий морской офицер, – вспоминал певец Бунчиков. – Красивый, строгий, учтивый». В 1942 композитор пишет суровый, чеканный марш «Песня защитников Москвы», а в 1943 – знаменитый «Заветный камень». Мужественность и мощь звучат в этом произведении. Утесов говорил, что кроме царь-пушки и царь-колокола есть и царь-песня. Это «Заветный камень». Дунаевский называл «Заветный камень» лучшей песней о войне.

В 1948 Мокроусов за песни «Хороши весной в саду цветочки», «Песня о родной земле», «Одинокая гармонь», «Заветный камень» получил Сталинскую премию. Деньги это были немалые. Можно было, например, купить несколько дач. Но он распорядился премией иначе. В деревенской пивной он угощал водкой всех желающих, в основном совершенно незнакомых людей. Ящики с водкой даже ставили на обочину дороги. Через две недели Сталинская премия была пропита… Выпить Борис Андреевич любил. Может, поэтому и умер рано, в 59 лет. Во всем он был очень русским, и в этом тоже.

Конец сороковых и начало пятидесятых – пик в творчестве композитора. Именно тогда появляются его шедевры – «Сормовская лирическая», «На крылечке», «Мы с тобою не дружили», «Осенние листья». Популярность Мокроусова в то время была огромной. Его песни сразу подхватывала и пела вся страна. Их исполняли самые известные певцы – Лемешев, Пирогов, Рейзен, Отс, Шульженко, Утесов, Бернес.

Его произведения исполнялись и за рубежом. Ив Монтан пел «Одинокую гармонь» и «Когда поет далекий друг». Кроме французского, песни Мокроусова звучали на итальянском, польском, финском, китайском, корейском, японском…

У него есть песни на гражданскую тему («Зацветает степь лесами», «Когда весна придет, не знаю», «Это вам, романтики», «Ярославна»), о моряках («Море шумит», «Прогулка», «Скрылись чайки»), о солдатах («Дорожка фронтовая», «Жди солдата», «Возраст призывной»). Но больше всего у Мокроусова песен о любви: «Назначай поскорее свидание», «Костры горят далекие», «Ясной ночкою», «Вечерком на реке», «Ты рядом», «Буду ждать тебя», «Всегда ты хороша», «Вьется в даль тропа лесная» и многие другие.

«Мокроусов – истинный лирик, – писал поэт Марк Лисянский, – он всегда мне представлялся Сергеем Есениным в музыке». Поэт так описывает свою первую встречу с ним: «Дверь мне открыл красивый, широкоплечий, плотный, крепкий, выше среднего роста, светлокудрый и голубоглазый человек в белой рубашке с лихо расстегнутым воротом. Что-то в нем было волжское, бурлацкое, разинское и в то же время очень простое и бесхитростное. Ничего от знаменитости. Открытый теплый взгляд из-под темных аккуратных бровей, добрая улыбка…»

Сходился с людьми Мокроусов нелегко, но подружившись, становился другом искренним и верным. С ним дружили многие композиторы, певцы, поэты-песенники.

Лисянскому принадлежат слова «Осенних листьев» – одной из лучших лирических песен. У нее было множество исполнителей: Обухова, Нечаев, Красовицкая, Алла Иошпе, полька Пшибыльска, Пугачева, молодая певица Зара и даже Аркадий Райкин.

В творчестве Мокроусова часто встречается шутка. Он и в жизни шутку любил, обладал замечательным чувством юмора.

Все его песни – и веселые, и грустные, и даже мужественные песни военных лет – отличаются задушевностью, проникновенностью. Композитор говорил, что в песню надо вложить душу, без этого она ровно ничего не стоит. И его душа – страстная, добрая, чуткая – видна в каждой песне. Его произведения отмечены высоким вкусом, чистотой и благородством чувств.

Обычно Мокроусов, работая над песней, сначала писал мелодию, а уже потом поэт сочинял слова.

Он пробовал себя в разных жанрах. Написал симфонию, оперу «Чапай», оперетту «Роза ветров». Популярны были танцы из этой оперетты. Но главной его любовью была песня. Кстати, деление на так называемую серьезную музыку и так называемую легкую весьма условно. Музыка делится на хорошую и плохую. Хорошая песня может быть глубже, содержательней, серьезней иной симфонии. Песня относится к классической музыке, как поэзия к прозе. Утверждение, что классическая музыка выше песни равносильно утверждению, что проза выше поэзии.

Последней работой Мокроусова – и какой удачной! – стала музыка к фильму «Неуловимые мстители». Когда начались съемки «Новых приключений неуловимых», композитора не стало. На режиссера фильма Эдмонда Кеосаяна личность Мокроусова произвела очень сильное впечатление: «Он был нежнейшим, искренним человеком. Да это же понятно, это видно по его музыке. Доброты он был неповторимой. <…> И, конечно, он был бесконечно ранимым, незащищенным, как всякий по-настоящему большой талант. <…> Есть у меня горькое, неутихающее чувство боли. Когда я вспоминаю о Борисе Андреевиче Мокроусове, великом русском песеннике (я не преувеличиваю – великом!), перед глазами встает картина – грустная, неповторимая, последняя… Гроб… И некому поднять. <…> Поднимали мы его со своими, „неуловимыми“ – четверо пацанов 14 – 15-летних и я <…> Нет, не так должно было проводить в последний путь Бориса Андреевича Мокроусова. Не так!»

Не дожил композитор до успеха своей «Вологды». Интересна история этой песни. Написана она была в 1956 году. Тогда же ее спел Нечаев. Песня осталась незамеченной. Через десять лет она прозвучала в спектакле «Белые облака». И опять не завоевала популярности. Лишь в 1976, когда песню исполнил ансамбль «Песняры», она стала знаменитой. Спеть «Вологду» «Песняров» уговорил – с большим трудом – один из участников ансамбля, вологжанин. А если бы не уговорил?

Советская песня – это особое, уникальное явление. Сколько прекрасных мелодий! Сколько талантливейших композиторов! И Мокроусов – в первом ряду. Вот только званиями и наградами избалован он не был. Сталинская премия второй степени и звание заслуженного деятеля искусств Чувашской АССР – это явно мало для композитора такого масштаба. При всей своей доброте и мягкости Мокроусов в вопросах творчества был принципиален, тверд, упрям. Говорил то, что думал. Мог быть резок в оценках и суждениях. Правдивость была свойством его натуры, отмечал композитор Терентьев. Кто-то обижался. В Союзе композиторов у него были недоброжелатели. Некоторые обвиняли Мокроусова в «цыганщине». Это его-то, автора «Заветного камня»! Возможно, причина в этом.

Но главное, что его лучшие песни продолжают звучать. Это важнее любых премий и званий.