В это произведении Сорокин доказывает, что он способен написать произведение во вполне классическом стиле. И роман этот вполне можно было бы принять за классическую прозу, если бы его писал не Сорокин. События разворачиваются таким образом, что в конце заставляют вспомнить о том, кто автор, и заставляют понять, что даже в необычном для себя жанре он способен остаться верным себе. И напоследок скажу: Роман умер. Классический русский роман. И точку ему поставил Владимир Сорокин.
Книгу дочитала до конца свадьбы и внезапно поняла, что за автор передо мной. Вспомнила, что лет 10 назад случайно прочитала Настю, ничего об этом произведении заранее не зная. И вот оно, прям вновь нахлынувшие воспоминания. Мне такое не нравится. Начало изумительное, к середине надоедает , ну а конец и вовсе мерзок
Мне это напомнило стриптиз. Она танцует, медленно подёргивает то трусики, то лифчик, то обнажённая часть груди покажется, то ещё что-нибудь слегка промелькнёт. Смотришь и всё ждёшь, когда же уже дойдёт до главного, но суть стриптиза в том и есть – дразнить, распалять; главного там нет. А потом она резко сваливает, твоё время кончилось, и ты такой сидишь и понимаешь, что тебя сейчас только что неплохо подразнили, возбудили и всё. Сидишь и пьёшь чего-то из своего стакана. А вскоре появится администратор и попросит освободить комнату для приватных танцев.
Конечно, Сорокину хочется за этот роман дать в морду, а потом добавить тяжёлыми берцами по рёбрам. А потом, по старой христианской традиции, пасть ниц и начать молиться, восхвалять и обожествлять того, кого только что принёс в жертву. «Какой человек был!»
Первые пятьдесят страниц: «Это же надо, что за сволочи, что за вредители! Взяли, за ногу его, Тургенева и обозвали Сорокиным, да ещё в интернет выложили, тьфу на таких, срамоделы! Суда им нет». После первого полтинника меня начало подташнивать. Таких сферических характеров в вакууме давно не встречал в литературе: и местный сумасшедший, и добрый барин, и обжора-жизнелюб, и циник-мизантром – все есть и всё в крайне гипертрофированной форме. Просто натасканы все прототипические герои отовсюду из русских романов XIX в. и засунуты под одну обложку.
А потом понимаешь: «Не, ну надо же так, вот же, зачем такие хорошие книги писать? До слёз хорошая. Читаю, и тошнит. Читаю, и тошнит. Ну так характеры прописаны, так быт описан, такие описания красивые! Что читаешь, и тошнит; читаешь, и тошнит».
И, в общем, прочитал уже почти всю книгу, сидишь уже такой, ощущаешь себя несчастной жертвой обмана, которую только что развели, даже грустить уже немного начинаешь, не столько за деньги жалко, сколько за то, что тебя так по мальчишески провели, что повёлся на такую древнюю как мир разводку, что скотские твои желания тебя опять выставили перед самим же собой в жалком свете. Но тут печали внезапно приходит конец – возвращается та самая стриптизёрша, что тебя так раздразнила и так опечалила своим исчезновением. Сама вернулась! Без одежды, вообще без одежды, и стоит даже без волосяного покрова, и без кожи даже, и местами кости даже оголены. Вошла, стоит и смотрит, улыбается, и держит в одной костяной руке окровавленный топор, а в другой кишки, намотанные на кирпич. И ты сидишь такой и думаешь: «Вот это стриптиз! Вот это перформанс!»
Сорокин сделал то, чего все нормальные дети страстно мечтали сделать в свои школьные годы – убить всех классиков и всю классику: всех писателей, все их романы, всех героев, саму идею классического романа. Потом эти дети выросли и стали постмодернистами, объявили смерть романа, а некоторые не просто объявили, да ещё и показали это наглядно.
Сорокин убивает классический русский роман, причём, этот бунт свершается именно так, как и должен происходить русский бунт – бессмысленно и беспощадно; и совершается этот бунт символическим оружием русского бунта – топором.
Нельзя не прибегнуть к той же русской классике, которую Сорокин весело выпиливает вырубает. Неприлично это совсем, но – «Преступление и наказание». Раскольников крушит два черепа, после чего долго страдает и мучается. Роман Сорокина представляет перевёрнутый вариант Раскольникова – он сначала долго мучается в нормальности мира, а потом крушит, только уже не два черепа, а, пожалуй, несколько сотен.
Всё финальное описание убийств и расчленений по сути теряет всякую художественную ценность, но взамен приобретает некоторый сакральный элемент – становится подобием мантры (убийство романа всё же ритуальное действие). В таком тексте появляется некоторый рубленный ритм, который задаётся постоянными повторяющимися действиями и начинает действительно чем-то походить на молитву. Раскручивающийся узор от одного дома к другому; потом от дома к церкви и обратно; потом уже внутри церкви свои узоры, выстраивание тотемов, постоянное наращивание действий.
Постмодернизм провозгласил смерть автора, смерть романа. Вот, собственно, Сорокин это всё и реализовал. Это скорее даже не столько художественное произведение, сколько художественная реализация теоретического манифеста.
Ни для кого не секрет, с каким мастерством Сорокин играет текстом. Вот и в «Романе» он поставил себе цель разнести в клочья классический русский роман - он и разнес. Так разнес, что я теперь не знаю, через какое время смогу притронутся к романам русских классиков. И главное, не знаешь точно, то ли текст из-под пера Сорокина такие эмоции вызывает, то ли русские романы и правда так выглядят, а ты просто не смог это прочувствовать, пока Сорокина не открыл. Сорокин, конечно, гад, но талантливый гад, с этим трудно поспорить.
И пока я читала про этого повесу, приехавшего обратно в деревню, чтобы стать обычным художником, раз сто закрывала книгу и смотрела на обложку, чтобы точно убедиться, что я Сорокина читаю, а не Тургенева или Достоевского. В какой-то момент на тебя обрушивается тошнота, просто из ниоткуда, и ты ничего не можешь с ней сделать. Читаешь, как сели за стол обедать, - тебя тошнит, читаешь, как отправились на охоту, - тебя тошнит, читаешь, как встретились эти два голубка и от фразы «Жива тобой» - тебя просто выворачивает наизнанку. От всего происходящего на страницах тебя тошнило. А поскольку стилизация под роман девятнадцатого века выполнена профессионально и развитие сюжета почти на нуле, ты, помимо борьбы с тошнотой, еще и страдал от скуки.
Единственная яркая сцена - это борьба с волком не на жизнь, а на смерть, которая впоследствии становится ключевой. Звон колокольчика из свадебных подарков будит в главном герое занесенный вирус бешенства. Звук становится раздражителем, и главный герой сходит с ума. И вот тут появляется привычный Сорокин: топор, головы, снятая кожа, кишки, члены, ноги, руки, испражнения, мастурбация на всю эту вакханалию. Забористо, ничего не скажешь. Интересная закольцовка получилась у сюжета: начинается роман с праздника Пасхи и церковной службы, а заканчивается в алтаре церкви. Насмешка над домом Бога и его творениями и смерть в этом же доме. Герой Роман безумен, вне всяких сомнений. И происходящие в финале романа сцены очень ярко это показывают. Но болен не сам автор, рисующий таких персонажей, а как раз его герои, сходящие с ума и творящие всякую дичь. И это нужно четко понимать.
Вообще, в случае с Сорокиным, ты либо с первой книги становишься его читателем, либо больше никогда к нему не прикасаешься. Открывая еще не прочитанную тобой книгу, никогда не знаешь, какие эмоции от текста будут на этот раз. Роман получился отменный, и прочитать его стоит, потому что несмотря не покидающую тебя тошноту, ты на выходе получила ничем не объяснимый экстаз. Талантливый гад, говорю же.
Отлично ж, отлично! Русский классический роман, по началу чуть избыточный в деталях, перерастает в каталог типичных сюжетов русского классического романа. Приезд главного героя из мрачных столиц в свежую провинцию-завтраки-обеды-ужины-рыбалка-охота-церковь-прежняя любовь-любовь к родине-разговоры о русском мужике-болезнь-встреча новой любви чистой и непорочной-подвиг-свадьба...Персонажи русского классического романа тут также каталогизированы, типичны: громкогласный дядюшка, утонченная тетушка, педант-учитель, мизантроп-врач, юродивый юродивый и далее (уверяю, никто не забыт). Стилизация превосходна - догадаться (не зная о творчестве Сорокина) о том, что это подделка, можно по чрезмерным перечислениям, "случайным" тавтологиям, невзначай повторяющимся действиям (например, Роман все время подцепляет и отправляет в рот шляпки белых, подберезовиков, подосиновиков в интервале 20 страниц) или биографиям (половина жителей Крутого Яра пережили трагедь с потерей жены/богатства/детей) героев. Концовка шокирует. Роман умер.
в черной строгой обложке с серебряным тиснением и красной лепниной в стиле ампир предстает перед читателем последний ранее не издававшийся труд этого спорного и в чем-то эпатажного писателя. хотя эпатаж для него не свойственен, он не думает об этом, это не его дело. дело Cорокина – в рисовании. да, он художник, но вместо холста и палитры с красками – буквы и слова. роман, про Романа. и все традиционно – не ломается авторская идея и переходит из книги в книгу - прекрасное начало, и кроваво-красный траурный финал. 638 страниц о необъятной, как вселенная, и глубокой, словно марианская впадина, русской душе. любите Тургенева? не того, что написал о любви немого мужика к беспородной собачке, а того, что написал о русской природе, дворянстве с его причудами и ленивым проживанием «еще одной жизни». любите? купите эту книгу! она для вас!
этот роман именно о таком тихом существовании, чаепитии с тетушкой и дядюшкой на веранде. об уставших от городской суматохи. о тех, кому не хватает чистого неба над головой, реки и заливных лугов для пейзажей. о людях ищущих идеальную любовь среди бурьяна и непроходимого русского леса. «нет на свете ничего прекрасней заросшего русского кладбища на краю небольшой деревни» - вы думаете это финал? нет - это всего лишь начало.
Вот тут я прикурила.
Сюжет: молодой столичный адвокат и художник‑любитель уезжает в деревню к дяде, ломает прежнюю жизнь в поисках смысла и вдохновения и попадает в пространство, где всё течёт по неспешным законам русского романа XIX века — его ритм, его пейзажи, его тишина.
Впечатление: это одна из тех книг, которые не оставляют места для спокойного равнодушия. Оценку выбрать не смогла, любое число вдруг кажется слишком простым. Не хочу спойлерить, но поверьте: у произведения есть момент, который способен взорвать ваше привычное восприятие мира и перечеркнуть многие привычные опоры.
Книга не про интригу в обычном смысле. Это текст о форме: о том, как умирает сам образ «русского романа», когда его законы подвергаются деконструкции. Чтение легче тем, кто филологически и морально готов к подобному.
Предупреждение для впечатлительных: триггер‑ворнинг на максимуме. Для меня это книга вне оценок, неоднозначная, резкая и в конечном счёте необъяснимая, но именно этим и запоминающаяся.
Мерзость. Не хочется верить что автор трилогии «Лед» дописался до такой тошнотворной белиберды. За такую литературу впору бить морду.
Что хотел сказать автор? Мы не осознаем происходящее, не обращаем внимание на детали и максимально упрощаем мир? Поэтому и удивлены и шокированы финалом этого произведения?!
«Роман» kitabının rəyləri, 33 rəylər