Kitabı oxu: «Счастливое завтра», səhifə 3
«Мерзкая Джейн. Самовоздвигнутая королева города. Она не захотела меня убирать. Куда лучше публично стукнуть меня по носу на глазах всего города и дать понять, что все под контролем».
С тех пор Роберт больше не писал проповеди. Их с утра пораньше привозила на своей машине Джейн. Она передавала их диакону Нику, который любезно приносил их священнику. Диакон все понимал. Он знал, что Роберт стал лишь куклой в руках Джейн Саммерс. Но он его не винил. За все то время, что Ник был диаконом в церкви святого Николая, Роберт был первым, кто хоть всего один раз, но все же попытался сделать что-то вопреки всем.
Итак, все стало на свои места. Вот только сколько бы себя Роберт ни спрашивал, но он так и не мог ответить, зачем вообще он написал эту проповедь?
Роберт вышел из комнаты и, пройдя по узкому коридору, оказался в большом церковном зале. В огромные витражи попадал яркий свет, красиво играя разноцветной мозаикой на деревянных скамьях. Роберт остановился и посмотрел на самый большой витраж, который был над алтарем. Николай Чудотворец. С митрой на голове и библией в руках, этот Святой грустно смотрел на Роберта, словно осуждая. Его взгляд приковывал к себе. Сколько раз священник смотрел в глаза этому святому, столько же раз старался ответить на вопрос:
«За что осуждает его Николай, или это только ему кажется?»
Рядом с первым рядом скамеек раздался шум. Джейн Саммерс, не щадя старый деревянный пол, со скрипом тащила небольшую трибуну на середину комнаты. Обычно с неё она зачитывала свои обращения к жителям города.
– Старая карга, как ей еще наглости не хватило засесть на ваш амвон, – проходя мимо Роберта, сказал диакон.
– Думаю, это всего лишь вопрос времени, – улыбаясь, сказал священник, на что Ник расплылся в улыбке и покачал головой.
Диакон подошел к Джейн, взялся за трибуну и, приподнимая один край за другим, аккуратно начал двигать ее на середину комнаты.
– Спасибо, голубчик, – улыбаясь сказала Джейн. – Что бы я без тебя делала?
– Известно, что, ехала бы в магазин за новыми досками и лаком. Ведь каждый год я пол лакирую, и хоть кто-то бы отнесся по-человечески. А оно мне надо? За свои деньги, между прочим, поддерживаю здесь порядок. Когда умру, что тут будет? – тихо бурчал Ник, двигая трибуну.
Заметив Роберта, Джейн оставила диакона и мелкими шажками пошла к нему навстречу.
– Доброе утро, Святой Отец, – улыбаясь сказала она.
– Доброе утро, мисс Саммерс.
– Какой день. Какой день. Вот и дождалась. Вот, даже написала небольшую речь, вы не возражаете, если я украду у вас немного времени и выступлю. Хочу поделиться радостью с гражданами, с началом нового этапа в нашей жизни, – говоря это, Джейн пристально смотрела Роберту в глаза, откровенно пылая ненавистью. После того случая с проповедью он был записан в ее личный список врагов.
– Я с удовольствием послушаю вас, мисс Саммерс, – спокойно ответил мужчина.
– Должна признаться, меня переполняют эмоции от того, что теперь я больше не увижу «грачей» на улицах нашего города, – сказала Джейн.
Роберт усталыми глазами смотрел на нее, решив, что он уже исчерпал запас слов для мисс Саммерс, поэтому просто улыбчиво молчал.
«Вот и правильно, лучше молчи, мальчик, лучше молчи», – усмехнувшись, подумала женщина.
– Я тут еще программки распечатала. Пойду встану на входе, хочу раздать их всем желающим.
Священник лишь одобрительно кивнул головой.
Женщина пошла к входу в церковь встречать первых прихожан. Роберт стоял и смотрел ей вслед. Головная боль смешиваясь с язвительной желчью Джейн – образовывалось омерзительное отвращение ко всему происходящему.
– Змея, – проходя мимо, пробурчал диакон Ник.
Спустя час все скамейки были забыты самыми прилежными гражданами города. Отсчитывая в голове минуты, прихожане угрюмо сидели, с нетерпением ожидая, когда будет выполнен еженедельный «священный» обряд и их отпустят на праздник. Мужчины с отвращением оттягивали давившие им шею галстуки. Невыспавшиеся дети, не стесняясь, открывали свои рты, демонстрируя свои уже выпавшие молочные зубы, в вернее сказать, их отсутствие и безразличие ко всему происходящему. Лишь женщины старались доказать свою вовлеченность и скрыть страх, который испытывали к мисс Саммерс. В свою очередь, Джейн уже пробегала по сидевшей публике, ловя глаза каждой женщины и заставляя чувствовать холодок, ползущий по спине.
Среди всех этих людей было и семейство Смит. Мальчики, слишком возбужденные перед началом игрового сезона, помышляли лишь о том, чтобы поскорее надеть спортивный костюм и, схватив биту, как следует отбить кожаный мяч и нестись по стадиону, вздымая пыль и слыша аплодисменты восхищенных зрителей. Билл и Колин ерзали на деревянных скамейках и делились давившими их эмоциями. Кейт несколько раз старалась их унять, но ничего не помогало. Усталость томила ее. Сейчас Кейт хотелось лишь одного, чтобы поскорее закончился этот день. Она посмотрела на трибуну и поймала на себе суровый взгляд Джейн, который на контрасте с ее милой улыбкой действовал на нее угнетающе. Холодный пот выступил у нее на спине. Кейт не знала, почему она так же, как и все, испытывала страх, глядя на эту женщину.
«Из-за нее ты теперь спокойно выходишь из дома в халате и теряешь сон из-за черничных пирогов. Она сделала тебя своей куклой, как и всех вокруг».
Кейт ткнула локтем мужа в живот и сказала:
– Мы сейчас в церкви, а не на стадионе. Угомони мальчишек. Это неприлично.
Сэм, потирая бок, удивленно смотрит на пылающие гневом глаза жены. Через несколько секунд он что-то сказал на ухо мальчикам, и они стали шелковыми.
Рядом с родителями сидела Скарлетт. Кейт краем глаза посмотрела на дочь, которая задумчиво смотрела в телефон.
Ровно в 8:00 утра Джейн Саммерс, натянув на лицо самую миловидную в ее арсенале улыбку, обвела публику взглядом и, по привычке постучав кулачком по трибуне, начала свою речь.
– Дорогие мои друзья, сегодня начало нового дня. Начало новой эпохи в нашей стране. Сегодня мы станем с вами свидетелями истории, о которой будут читать в учебниках наши дети и внуки…
6
В 11:00 утра с трудом было отыскать хоть одного человека, который бы смог сейчас хотя бы в двух словах сказать, о чем проповедовала Джейн Саммерс. Весь город собрался на центральном стадионе и в ожидании начала бейсбольного матча томился под лучами еще согревающего осеннего солнца.
Матч начинался в 12:00. Сейчас тысячи горожан бродили по огромному парку, расположенному перед стадионом. Сотни развернутых палаток угощали всех желающих различными напитками, закусками, сладкой ватой, воздушными шариками и всем прочим.
Каждая семья, которая была с утра в церкви, имела свою роль на этом знаменательном празднике. Кто-то организовал надувной замок, на котором без конца прыгали дети. Другая семья заботливо продавала сладкую вату всем желающим, а кто-то продавал лимонад, который особенно пользовался спросом в этот жаркий день. Каждый был при деле. А за всем этим, потягивая черный кофе, следила Джейн Саммерс, даруя каждой из семей одну из сотни своих улыбок, которая имела свою оценку.
В зеленой палатке стояла Кейт в окружении восьми черничных пирогов, из которых продан был всего один. Рядом Сэм жарил сосиски, засовывал их в булочки и, обливая кетчупом и горчицей, отдавал всем желающим. Кейт, вдыхая дым от костра мужа, с завистью смотрела на него. Больше десятка людей стояли перед ним и с нетерпением ждали свой хот-дог. Около отца, уже переодевшись в спортивную форму, терлись Билл и Колин, поедая горячие сосиски. Кейт ощущала слабость во всем теле и огромное желание спать. Она опустила глаза и посмотрела на провонявшиеся дымом пироги. Семь запечатанных и никому ненужных пирогов стояли перед ней. Кейт слышала смех сыновей и голос мужа, который, потягивая пиво, болтал с покупателями. Все это просто бесило ее.
Смотря на пироги, Кейт представляла, как приходит домой. Она идет на верх, в ванную комнату. Открыв зеркало, берет стоящую на нижней полке оранжевую баночку. Синие таблетки. Она берет одну, а может две, и кладет их в рот. Через минуту она будет лежать на кровати и не думать ни о чем. Таблетки растворится внутри нее, унося ее от этого мира.
На лавочке под тенью дерева сидела Скарлетт. Попивая лимонад, она смотрела на своих подруг, которые крутились около машин футболистов. Крутились около его Dodge RAM. Джонни Тейлор обнимал Монику и смеялся своим громким басистым смехом. Он знал, что Скарлетт видит его. Это было что-то вроде спектакля, который был лишь для нее. Ревность – все, чего хотел добиться Джонни. Скарлетт было жаль его.
Глядя на него, она словно снова и снова переживала тот вечер. Она вспоминала, как он кричал, как он орал, как он…
– Какого хрена происходит?!
– Ничего, — старалась как можно спокойнее сказать девушка, — ты делаешь мне больно…
– А ты не делаешь мне больно?! Ты можешь подумать еще о ком-то, кроме себя?!
Еще никогда Джон не говорил с ней в таком тоне. Он еще сильнее сжал ее руку, отчего лицо девушки скривилось от боли.
– Джонни, не смей говорить со мной так…
– Закрой рот! — поток слюней забрызгал ей лицо. – Думаешь, я не вижу, как ты избегаешь меня? Думаешь, я буду ползать перед тобой на коленях? Да таких, как ты, сотни, хоть сейчас я могу зайти в комнату и отвести в спальню две или три девушки…
Скарлетт не хотела переживать это снова, поэтому перевела взгляд на свою мать, которая, опустив глаза, смотрела на свои пироги. Рядом, попивая пиво, стоял отец.
«Вот что бы ждало меня, если бы я осталась с этим кретином. Моя мать никогда не любила отца. Просто они считали, что созданы друг для друга. Ведь об этом говорили все. И однажды они просто в это поверили. А сейчас они были так далеки друг от друга, что целая вселенная поместилась бы между ними. Но самое печальное, что ни он, ни она неспособны это осознать».
Скарлетт снова посмотрела на Джонни.
«С ним меня ждало бы то же самое».
Громкий сигнал, раздавшийся со стадиона, заставил ее отвлечься. До матча оставалось полчаса. Вооружившись горячими ход-догами, попкорном, колой и пивом, все жители города медленно потянулись в сторону стадиона.
7
Местные газеты уже в течение шести дней описывали в разных красках «умопомрачительный» успех проведенного дня принятия закона. Маленькие «Тигрята» в пух и прах разгромили «Скаутов». Новые статьи, свежие интервью жителей города, которые не жалели хвалебных слов в адрес проведенного мероприятия, а также в честь организатора мероприятия – Джейн Саммерс.
«Будем надеяться, что в это воскресенье, на 140-ую годовщину нашего города, все будет организовано на высшем уровне. Надеемся, Джейн Саммерс сумеет нас еще чем-нибудь удивить», – говорил ведущий новостей на городском телеканале.
Ведущий был прав: Джейн Саммерс готовила кое-что интересное на воскресенье. Основателем города считался Карл Стаки. Сто сорок лет назад он вместе с еще дюжиной человек решил, что неплохо было бы основать небольшой городок рядом с рекой. Всего за несколько лет место стало одним из ключевых пунктов торгового пути в Америке. К сожалению, во время гражданской войны Карл Стаки был сожжен на костре. С его стороны было весьма не осмотрительным торговать и с югом, и севером.
Тем не менее он значился как основатель города Карл-Хилл. Джейн Саммерс решила почтить память отличного градоначальника и плохого торговца Карла Стаки сжиганием его чучела на костре при сопровождении салюта. Она считала, что это будет прекрасным знаком, символизирующим, что жители сжигают все прошлое и начинают жить заново. В пятницу огромное четырехметровое чучело было собрано и ожидало, когда факел, который, безусловно, будет держать в руках Джейн, коснется его и старик Карл Стаки вспыхнет ярким пламенем.
В воскресенье вечером должен состояться первый матч по футболу. Поэтому языческое сожжение было запланировано после него.
Роберт с трудом открыл глаза. На часах было 7:15. Голова все также болела. Казалось, у него и не было жизни без этой боли и без этого жжения на лбу. Священник не слышал звона будильника, поэтому, с трудом соображая, лежал в кровати, стараясь понять, что же его разбудило. Приподнявшись, он заметил на столе свежий лист проповеди.
«Значит, Ник уже был тут, он-то меня и разбудил».
После случая, происшедшего в пятницу, диакон Ник избегал священника. Будет честным сказать, что он стал его бояться. Что же послужило резкой переменой отношения старика Ника к своему молодому священнику? А случилось следующее.
Проснувшись в пятницу с утра, Роберт по обыкновению пошел умываться. Умываясь ледяной водой, которая на доли секунды могла заглушить боль, он провел рукой по лбу и ощутил нечто странное. В том месте, где всю неделю без конца горел лоб, кончиками пальцев он ощутил два едва заметных бугорка. Приглядевшись в зеркало, он даже их не заметил, но когда повернул голову, стало отчетливо видно, как на лбу, чуть выше бровей, стали выступать два бугорка.
Первой мыслью Роберта было то, что он набил себе две шишки. Но эта теория прожила не больше секунды, поскольку такого припомнить не мог. Смотря на себя в зеркале, Роберт стал припоминать статьи в интернете, которые он недавно читал.
«Головная боль в области лба может сигнализировать о развитии следующих болезней и патологических состояний…»
Список устрашающих названий состоял из двенадцати вариантов. Роберт выделил для себя наиболее, на его взгляд, подходящие к его симптомам варианты. Это была мигрень, невроз и гайморит. Но сейчас к пульсирующей и жгучей боли добавился еще один симптом, который был виден невооруженным глазом.
Роберт прошел к себе комнату, открыл ту самую статью и углубился в чтение. Он так был увлечен, что не заметил, как рядом с ним возник Ник, который с удивлением смотрел на него.
– Что-то случилось? – хмуря брови, спросил он.
– Я думаю, мне нужно сходить к врачу.
– А я тебе о чем толкую уже на протяжение недели. Почему именно сейчас?
– Да вот посмотри, – Роберт встал с кровати, подвинув свой лоб диакону под лицо.
Если честно, священник немного запаниковал. Он никогда не сталкивался с таким. Поэтому ему было сейчас страшно. Закрыв глаза он с нетерпением ждал, что сейчас Ник осмотрит его лоб, и ухмылкой скажет:
– Пффф, так это… Ничего страшного. Сходи к врачу, он все сделает. Завтра уже будешь как новенький.
Роберт даже ждал долгой дискуссии, на тему «Я же тебе говорил», но пауза все росла, а Ник все также молчал. Тогда священник не выдержал и спросил:
– Ну, что думаешь?
– Я никогда такого не видел, – тихо сказал диакон. – Тебе, определенно, нужно к врачу.
Роберт открыл глаза и посмотрел на Ника. В его глазах стояли два больших вопроса и испуг.
– Думаю, это гайморит. Просто я его запустил. Надеюсь, ничего страшного. Пойду к врачу. Я возьму твой пикап?
Диакон лишь утвердительно кивнул головой, смотря на него широко открытыми глазами.
Такими же глазами на него смотрел и доктор. И без слов было понятно, что он понятия не имеет, с чем он имеет дело.
– Святой Отец, – сглатывая слюну, сказал врач, – я пока ничего определенного сказать не могу. Но, я думаю, что вы можете быть правы, это может быть очень запущенный гайморит. Не хочу вас пугать, но это может быть и опухоль. Травм головы в последнее время точно не было?
– Я уверяю вас док… тор.
– Ну, ничего, не волнуйтесь. Сейчас мы сделаем томографию головы. Там уже будет все понятно.
Роберт лежал в томографе, закрыв глаза. Он слышал, как магнитные катушки начали свою работу. Внутри он чувствовал страх от неизвестности. В голове вместе с головной болью смешивались очень страшные прогнозы, которые священник уже сам себе накручивал. И вдруг, среди этих ведущих к его к смерти мрачных мыслей, которые отличались лишь оставшимся сроком и муками, Роберт впервые за долгое время вспомнил о нем. Священник Храма Авраама, отец Яков. Его учитель. Он был первым, кто обратил внимание на маленького мальчика.
Закрыв глаза, Роберт вспомнил тот день. Воскресенье. Было холодно, поэтому в церковь пришло совсем немного народу, человек десять от силы. В основном, это были бездомные, которые в большей степени приходили не за проповедью, а за тем, чтобы погреться. Сам девятилетний Роберт сидел на первой скамьей и слушал. О чем была та проповедь, он уже забыл. Но в голове его навсегда отпечатался разговор за обедом, случившийся сразу после проповеди и совместного чтения молитвы.
Они сидели у окна в небольшом кафе. Во время обеда здесь собиралось много народу. Но в это воскресенье все сидели дома, поэтому на тот момент в кафе были только они вдвоем, не считая сонной официантки.
Роберт ел блинчики с сиропом, а отец Яков просто пил чай. В целом, священник нравился Роберту, он был добрым. И что самое главное, он не лез к нему с нравоучениями. За окном все также продолжал идти снег. Вот уже сутки он засыпал город, и, по прогнозу синоптиков, такая погода должна была продержаться еще пару дней.
– Святой отец, можно задать вам вопрос?
– Конечно, сын мой.
– Скажите, вы ведь видели, что сегодня пришло всего двенадцать человек.
– Нет, я не обратил на это внимание. А ты, значит, даже подсчитал?
– Да, я подсчитал, – краснея, сказал Роберт. – А большая часть из них – это обычные бродяги.
– Так, по-твоему, бродяга не может прийти на проповедь в церковь?
– Нет, почему же, может. Просто, я не думаю, что они пришли, чтобы послушать вас или помолиться. Скорее, они просто хотели найти теплое место, чтобы погреться.
– Я счастлив, что смог хоть чем-то помочь этим бедным людям. Посмотри, что сейчас твориться за окном. Им сейчас совсем нелегко приходится.
– Я понимаю, – замявшись, сказал Роберт. – Но я не о том говорю.
– А о чем же ты тогда говоришь?
– Зачем вы проповедуете людям, которым совершенно наплевать на то, что вы говорите им? Ведь они просто приходят, чтобы погреться, а другие лишь для галочки, чтобы успокоить свою совесть.
– Ведь ты тоже сидел и слушал меня. Так к каким людям мне тебя относить: к тем, кто пришел просто погреться, или к тем, кто хотел успокоить свою совесть?
Роберт лишь молчал.
– Я не виню тебя, что ты не веришь, – улыбаясь сказал священник. – И не виню тех людей, что приходят лишь для галочки. Я читаю проповедь потому, что всем сердцем верю, что, может быть, этот замерзший бездомный или усталая женщина, которая пытается просто найти среди долгой недели всего лишь час времени, чтобы побыть в тишине от работы, от мужа и детей, сидя на церковной скамье, вдруг поймут, что все мы связаны с Богом, как и он неразлучно связан с нами. Что в заснеженном городке усталая домохозяйка, бездомный и маленький мальчик, сидя в одном помещении, вдруг осознают, что сейчас они там, где и должны быть. Как и я стою и читаю свою проповедь там, где и должен быть. Пусть ее никто не слушает, зато ее слышу я. Это мой долг перед Господом. И пусть в церкви сидел даже ты один, я все равно бы ее читал, я все равно бы продолжал бороться за тебя, пусть ты и не веришь в Бога.
– Я не то чтобы не верю, отче…
– Запомни, Роберт. Пока у тебя есть такая возможность, ты должен бороться, несмотря ни на что. Пойми, у меня есть большая сила нести Голос Божий людям. Это не просто. И я знал, что это будет нелегко. Но ведь и Иисус Христос тоже нес свой крест, как я несу свой. Он не бросил его и не сдался, как не сдамся и я. Вера придет еще к тебе Роберт. Я уверен.
Томограф дернулся и выкатил священника обратно. Роберт с трудом скинул ноги с прибора, запутавшись в ненавистной ему рясе. Доктор был в соседней комнате, стоял и разглядывал снимки. Надеясь на самое худшее, Роберт сидел и смотрел на пол.
Доктор медленно подошел к священнику. Его лицо выражало недоумение, но не больше. Роберт немного успокоился.
– Ну, что скажете, доктор?
– Я… Я даже не знаю. Никаких опухолей я не наблюдаю, но вот тут, – он протянул снимок священнику и ткнул в середину указательным пальцем, – у вас на лбу… Даже не знаю, – доктор склонил голову и стал чесать затылок, стараясь всполошить остатки мозга и выдавить из себя хоть какую-то правдоподобную теорию.
Роберт молча смотрел на снимок. Если бы сейчас ему сунули в руки пустой лист, он даже не заметил бы разницы. Все, о чем он думал, так это о том, чтобы доктор поскорее выписал ему обезболивающие, уже тогда можно будет поразмыслить.
– …Где у вас так называемые вами «шишки», это очень похоже на какие-то костные образования. Да. Очень похоже. Но это точно не опухоль. Знаете, что лучше всего сделать, святой отец? Приходите ко мне через пару дней, тогда мы сделаем еще снимок, думаю, он лучше покажет ситуацию.
Роберт посмотрел на доктора. В его голове витали сотни вопросов:
«Что значит костные образования? Почему нужно прийти через пару дней? Неужели, доктор считает, что эти „костные образования“ продолжат расти?»
Но все, что он смог сказать:
– Доктор, дайте, пожалуйста, мне какое-нибудь обезболивающие, моя голова … – Роберт чуть было не сказал «чертовски», но все же в последний момент исправился, – чересчур сильно болит. Прошу вас.
– Да, конечно, святой отец. Я вообще советую вам ближайшие дни провести в покое, если хотите, могу выписать вам справку по состоянию здоровья?
«И кому мне ее показать? Джейн Саммерс?»
– Нет, спасибо доктор.
Ручка доктора выводила кривые буквы по бумаге. Этот скрип для Роберта был звуком, когда острым гвоздем проводят по стеклу. Он проникал во все его клетки и отдавал нестерпимой болью.
Доктор протянул листок священнику. С трудом, но все же Роберт смог разобрать: «Тайленол».
– Доктор, эти таблетки можно выписать и без рецепта.
– Я знаю, святой отец. Но ничего сильнее я сейчас не в силах вам выписать. Пока мы не знаем, с чем имеем дело, это может лишь усугубить ваше состояние.
Роберт сложил листок и положил себе в карман.
«Жалкий трус».
Священник знал его. Худой и высокий, он всегда сидел на одном ряду с Джейн Саммерс в своих круглых маленьких очках.
«Будь тут ОНА, ты бы вынес для нее всю аптеку».
– Спасибо, доктор.
Роберт сидел в пикапе и смотрел оранжевую банку из-под таблеток. Солнце ярко светило в окно. Доносились смех и крики детей, играющих на площадке. Закинув парочку таблеток в рот, Роберт закрыл глаза, оказавшись в своей комнате сразу же после своей первой проповеди и бесчисленных звонков. Он сидел в кожаном кресле и смотрел в пустоту. В тот момент он хотел лишь одного – собрать свои вещи и уехать в неизвестном направлении. Сидя в кресле, он услышал стук в дверь.
– Разрешите войти, святой отец? – прохрипел диакон Ник.
– Да, конечно. Можно просто Роберт.
– Хорошо, хорошо, – маленький седой старичок тихо зашел в его комнату и сел на край кровати. – Ммм, да уж, – он провел по своей седой бороде рукой и пристально посмотрел на Роберта. – Я хотел сказать, что ты молодец. Да, молодец. Порадовал старика, порадовал. Иногда людям надо давать понять, что не все в этом городе решает Джейн Саммерс. Есть кто-то выше ее.
– Ну, теперь уже нет. Теперь ее назначили «приглядывать» за мной.
– Это вполне ожидаемо. Как раньше она к тебе не пришла, не знаю.
– А должна была?
– Еще бы. Без нее в этом городе ничего не происходит. Так что, я считаю, ты правильно поступил, что выступил. Правда, теперь ты в ее личном списке врагов, как и я, – улыбаясь, сказал диакон.
– А как же читал проповеди священник, который служил в этой церкви до меня?
– Известно дело, как! ОНА ему их на блюдечке с утра пораньше приносила. Как и тебе теперь будет приносить.
– И что же, священник никак не боролся?
– Кто? Отец Джозеф? – ухмыляясь, спросил диакон. – А как ты поборешься? Ты еще не знаешь, с кем имеешь дело. Что тебе сказали про отца Джозефа, когда сюда направляли?
– Сказали, что он умер.
– Пффф. Брехня, – грубо сказал Ник. – Умер?! Как же, умер!
– А что тогда?
– Его Джейн Саммерс в могилу свела. Да еще собственноручно гвоздики в гроб забила своим судейским молоточком. Вот что-что, а бить молотком она умеет, – у диакона выступили слезы на глазах. Сделав небольшую паузу, он продолжил. – Знаешь, когда в последний раз с трибуны в этом храме звучали настоящие проповеди? Когда в церковь ходили от силы десять человек, которые были истинно верующими людьми. Сейчас Бог знает, где они. А после того как церковь стала нераздельно связана с государством, то все. Баста. Думаешь, отец Джозеф не выступал с такими проповедями, как ты сегодня? Выступал. Он боролся. Хоть и старый был. Но боролся.
Диакон Ник сидел, потупив взгляд. Его глаза были устремлены в угол комнаты. Казалось, он на кого-то там смотрел.
– Но Джейн Саммерс всегда найдет у тебя слабое место. Она страшный человек. Страшный. Перед большими церковными праздниками у нас организуется хор детей. Ну, ты сам еще увидишь. Знаешь, почему дети лучше взрослых? Потому, что они не ведают, что творят, просто доверяют своим родителям. Уж те… Когда Джейн Саммерс стала королевой города, она начала тянуть свои пухлые руки к церкви. Но Отец Джозеф дал ей понять, что церковь не нуждается в ее поддержке. Так ты знаешь, что сделала это женщина? Она принесла три заявления от родителей мальчиков, которые поют в хоре, о сексуальных домогательствах со стороны отца Джозефа, —диакон улыбнулся и, вытирая слезы с глаз, посмотрел на Роберта и спросил: – Как тебе? Сильный ход?
Роберт покачал головой. В тот момент ему стало не по себе.
– Что оставалось делать отцу Джозефу? Ничего. С тех пор он стал потихоньку умирать. Он перестал что-либо делать и без конца просиживал в этой комнате, все время читая молитвы. Днем и ночью. Однажды, уже перед самой смертью, он сказал мне:
«Знаешь, Ник, мне страшно. Мне страшно умирать. Я предал себя, предал Бога. Что я „там“ ЕМУ скажу?»
Пауза повисла в комнате. Сейчас Роберту стало страшно. Он вспомнил милое личико Джейн Саммерс, которая так приветливо ему улыбалась всего несколько часов назад. Что было за этой улыбкой? Какое дело она сфабриковала уже на него?
Диакон Ник, вытерев последние слезы, кряхтя встал с кровати и подошел к Роберту. Он положил ему руку на плечо.
– Роберт, не вступай с ней войну. Она страшный человек. Она зло. Но ты молодец. Порадовал старика. Ты слишком молод. Я не хочу хоронить еще одного священника.
Повернувшись, он медленно пошел к двери. Он обернулся на священника и тихо сказал:
– Ты молодец. Отец Джозеф гордился бы тобой. Ты молодец.
Хотел ли Роберт нажить себе врага в лице Джейн Саммерс? Нет. Тогда зачем он прочитал эту проповедь, взбудоражившую тихий городок? Роберт столько раз искал ответ на это вопрос, но так и не мог найти.
«Может, я просто хотел показаться, а не быть? Но не быть кем?»
