Последняя комната

© Яна Дубовская, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть I Элисон

Глава 1 Маяк и маятник

Моя свеча горела ночью

Та ночь – вся утопала в снах.

Огонь свечи в моих глазах,

Был маяком слепой надежды

На призрачный рассвет впотьмах.

Огонь свечи угас спонтанно,

Фантомный свет в глубоких снах

Исчез, и превратился в прах.

Стал призраком слепой надежды

На солнечный рассвет впотьмах…

***

Утро было холодным и пасмурным, сизые тучи заволокли все небо, которое из-за этого казалось настолько низким, что вот-вот накроет город. Несмотря на то, что осень только началась, погода стояла довольно мрачная и промозглая, словно сейчас была никак ни меньше середина ноября. Незадолго до того как раздался телефонный звонок, начался дождь, мгновенно перешедший в ливень, и звук телефонной трели потерялся в его шуме, но Эштон все равно мгновенно проснулся, резко сел на кровати, и, прочистив горло, снял трубку. Сейчас должно быть не больше шести утра, пронеслось у него в голове, и, надо сказать, он не ожидал, что Гамблер позвонит так рано.

Однако в трубке послышался вовсе не голос партнера, а времени было не так уж и мало – взглянув на часы, Эштон помрачнел, – они показывали половину десятого. Его не разбудили с работы, а это означало, что, действительно, нужно было беспокоиться из-за вчерашнего судебного заседания.

Эштон поморщился и слишком резко произнес:

– Да, слушаю.

– Мистер Уандер? – раздался женский голос на том конце провода после непродолжительного шума. Должно быть, собеседница была на улице и звонила с мобильного телефона.

– Слушаю!

– Мистер Уандер, здравствуйте. Очень рада вас слышать, потому что последние несколько дней я пытаюсь до вас дозвониться, но вы не берете трубку, и я оставляла сообщения на автоответчике, но вы ни разу не перезвонили. И тогда я даже решила отправить вам письмо по почте. Оно дошло? Вы его получили? Так вот если вы его не получили то вы должно быть не в курсе дел. Конечно вы не в курсе, вы же не отвечаете на звонки… – визгливый голос продолжал трещать в трубке, когда Эштон грохнул ее с силой на аппарат, рискуя разбить его вдребезги.

Разбираться в том, кто это звонил и зачем, у него не было ни малейшего желания. Единственное, что сейчас его волновало так это вчерашнее слушание, на котором едва не разразился скандал. Тем временем телефон зазвонил снова, но на этот раз Эштон не стал снимать трубку, потому что номер, высветившийся на определителе, был тем же. Обернувшись на шорох за спиной, он вспомнил, что не один, и это ему совсем не понравилось. Эштон окинул брезгливым взглядом женщину, спящую в его постели, пытаясь вспомнить, где именно встретил ее, но судя по тому, что не потрудился выпроводить ее ночью, он выпил слишком много, и эти попытки воссоздать в памяти картину вечера, бесполезны.

Вчера, после длительных и утомительных выяснений по ходу судебного слушания со своим партнером Мэттом Гамблером, единственным желанием Эштона было расслабиться, что он и делал в одном из самых дорогих баров в центре Лондона. Изрядно выпив, он встретил там знакомых коллег, к которым Эштон присоединился, и ночь завертелась для него в водовороте ночных развлечений и незнакомых лиц.

Конечно, ему никогда не следовало забывать о том, что юрист должен себя вести таким образом, чтобы не подорвать доверие общества к его профессии, но Эштон жил по свои собственным правилам и подчинялся лишь собственной морали, что, впрочем, ничуть не мешало его репутации. Победителям прощают многое, если не все. Тем более что подобные опрометчивые поступки были ему несвойственны. Да и повода для того чтобы предаваться подобному распутству обычно у него не бывало, как впрочем и времени. Его время стоило довольно дорого и как часто казалось самому Эштону, ему не принадлежало. Из-за плотного графика судебных заседаний, на которых он выступал, Эштон редко позволял себе какой-либо отдых. Его, как одного из самых известных барристеров¹ Лондона, буквально разрывали на части. Но вчера ему просто необходимо было выпустить пар. Однако, едва ли это пошло Эштону на пользу, потому что сегодня он не чувствовал себя хоть сколько-нибудь отдохнувшим. Напротив, голова его была тяжелой, а мысли мрачными.

Эштон поднял с пола пиджак, пошарил в его кармане, и, найдя в нем бумажник, отсчитал несколько купюр, которые вставая, бросил на постель со словами:

– Одевайся и убирайся отсюда.

По его мнению, это было вполне достойное прощание со случайной любовницей. Однако спустя каких-то пятнадцать минут, выйдя из ванной, Эштон обнаружил купюры валяющиеся кучей на смятой постели. Он по привычке вскинул бровь, искренне удивившись этому нелепому, по его мнению, жесту, но быстро выкинул из головы, как незаслуживающее его внимания, и вышел на кухню, чтобы сварить кофе покрепче. Эштон чувствовал, что сегодня его ждал день не из легких. И оказался прав.

В просторный лаконично обставленный офис в одном из крупнейших небоскребов центрального Лондона, где находилось адвокатское бюро, в которое он работал, Эштон прибыл к одиннадцати часам. Он мог бы приехать и еще позже, но ему повезло миновать долгие пробки на дорогах.

Эштон вошел в офис в скверном расположение духа, но никто не обратил на это внимания, так как к его суровому выражению на, всегда, сосредоточенном лице уже давно привыкли все немногочисленные сотрудники и не обращали на него никакого внимания. Не говоря никому ни слова, Эштон быстро прошел в свой личный кабинет, и принялся за работу. Работа – вот что действительно было для него важно, и что приносило ему ощущение полноты жизни.

Эштон был по натуре игроком, который уже давно позабыл каково это когда проигрываешь. Стремительно развивающаяся карьера и открывающиеся возможности однажды достичь высшего профессионального признания – получить звание королевского адвоката, были для Эштона Уандера определяющими, и он не щадил себя на пути к вожделенным вершинам. Берясь за самые сложные и запутанные дела, он с легкостью виртуоза выигрывал их, зарабатывая себе безукоризненную репутацию и крупные гонорары.

Одним из последних дел, над которыми он работал, являлось убийство, в котором был замешан представитель палаты парламента. Дело было довольно щекотливым и не требующим огласки, но на вчерашнем заседании все пошло не по его плану. Появился свидетель, показания которого перечеркивали всю выработанную Эштоном стратегию и могли привести к необратимым последствиям.

Настойчивый стук в дверь вывел его из размышлений. Его секретарь и личный помощник была женщиной тактичной, и успевшей за тот непродолжительный срок, что работала на Уандера, изучить его непростой характер, но даже она иногда умудрялась нарушать его уединение в самый неподходящий для того момент.

– Я занят, – рявкнул Эштон, когда она вошла.

– Мистер Уандер, сэр, звонок из Ланкашира по поводу недвижимости. Говорят срочно.

– Что? – Эштон нахмурился, пытаясь сообразить, о чем идет речь. – Какой еще недвижимости?

– Вашей, сэр, – невозмутимо ответила секретарша. – Агент звонила несколько раз на прошлой неделе, я вас информировала. Вы, должно быть, забыли.

Едва ли Эштон, поглощенный подготовкой к слушанию, обращал внимание на что-то не относящееся к уголовному процессу.

– У меня нет на это времени, – резко возразил Эштон, поднимая трубку.

– Да, слушаю.

– Мистер Уандер, наконец-то мы с вами связались! – уже знакомый визгливый голос вновь приветствовал Эштона. – Мы разговаривали утром, точнее вы мне не успели ничего ответить, нас разъединили, помешали помехи на линии или дождь. Знаете, какой сильный ливень был в Лондоне? – услышал он восклицание. – Ах, ну да, конечно знаете, вы же живете в столице…

– Что там за идиотка? – Отрывая телефон от уха, обратился Эштон к секретарше. Та, в свою очередь, лишь развела руками и поспешно удалилась, неплотно прикрыв за собой дверь.

– Какого черта вам от меня нужно?!! – почти крикнул он в трубку.

Собеседница выбрала явно не лучший момент для того чтобы испытывать его терпение, однако резкий тон Эштона совершенно ее не задел, потому что после секундной паузы трубка взорвалась новыми возгласами.

– Как же?! Я по поводу Вашего, мистер Уандер, дома на Виндворт-авеню. Вам срочно нужно что-то предпринять, иначе наше агентство ничем Вам не сможет помочь!

– Мне? – Эштон искренне удивился. – Причем здесь ваше агентство и, причем здесь, вообще, я? Эта развалюха уже давно не моя забота. Пусть новые хозяева разбираются в чем бы, то ни было, меня это уже не касается. Вы бы еще через год позвонили! До свидания!

Он уже хотел отключиться, как услышал то, что заставило его насторожиться.

– В смысле через год? Какие новые хозяева?

– Которые купили дом, – с удивлением ответил Эштон после паузы.

– Мистер Уандер, здесь или какое-то недоразумение или вы не в курсе. Дом никто не купил. Вы, по-прежнему, единственный хозяин, – в голосе собеседницы также слышалось явное удивление.

– Мы действительно говорим об одном и том же доме номер 533 во Флитвуде на Виндворт-авеню?

– Разумеется, мистер Уандер, – последовал ответ, от которого мужчина опешил.

– Но как это возможно, если полгода назад я получил деньги за продажу дома? – вскипел Эштон.

– Едва ли, сэр. Дом точно оформлен на Вас, и это не ошибка. Я звоню сказать, что если Вы все еще желаете продать дом, то Вам лучше привести его в более ухоженный вид. Клиенты, попросту говоря, разбегаются, когда видят что там внутри, – собеседница замешкала. – Да и снаружи, надо сказать, все выглядит удручающе. Никто, знаете ли, не хочет вкладывать средства в уборку и капитальный ремонт. Мало того что район не самый удобный, так еще и сам дом совершенно непригоден для жилья!

– Да черт с ней с ценой, продайте за те деньги, которые предлагают, – воскликнул он.

– Но никто не предлагает даже минимальной цены. Никто даже не звонит по поводу вашего дома. Ни одного звонка за лето…

– И что вы от меня хотите? – Более спокойно осведомился Эштон.

– Вам лучше приехать и решить проблему на месте. Вы же понимаете, почему дом не нравится покупателям?

– Догадываюсь, – сухо ответил Эштон. – Меня больше волнует, почему он все еще мой… – многозначительно произнес он, отключаясь.

Он задумался на некоторое время, пытаясь понять, как такое недоразумение могло произойти. Старый дом во Флитвуде был продан полгода назад, или около того. Он точно помнил, как подписывал бумаги.

– Мисс Норман!

– Слушаю вас, – секретарша незамедлительно возникла на пороге.

– Вы же говорили, что дом во Флитвуде купили.

– Мистер Уандер, прошу прощения, но я работаю у вас только с мая. Должно быть, моя предшественница занималась этим делом. Я не в курсе, но могу проверить, если Вам это нужно.

– Да, черт возьми, мне это нужно! Проверьте как можно скорее.

Спустя час Эштон получил подтверждение тому, что дом в небольшом городке на побережье, доставшийся ему год назад в наследство от покойного дяди, действительно, все еще принадлежит ему. Нашлись и документы, которые как Эштон помнил, подписывал несколько месяцев назад. То был договор с агентством риэлтерских услуг во Флитвуде, которое имело полномочия, благодаря этому договору, без присутствия хозяина показывать дом покупателям. С представительницей данного агентства Эштон как раз говорил сегодня по телефону.

Новость стала для него неожиданной. Но, анализируя нынешнее положение дел, и принимая во внимание вчерашнее слушание, она явно проигрывала, и Эштон отодвинул ее на второй план. Однако забывать вовсе об этом он не собирался. Напротив, Эштону хотелось покончить с продажей ненужного имущества как можно скорее, и если для этого потребуется его присутствие, он найдет время чтобы съездить во Флитвуд.

Но не сейчас. Сейчас ему было необходимо съездить в Восточный Лондон, чтобы уладить дела, касающиеся свидетеля, появившегося на слушание вчера.

Эштон нужно было поговорить с хозяином небольшого эскорт агентства. Одна из девушек работающая в нем, была тем самым ненужным свидетелем и, появившись вчера на суде, она дала показания не в пользу подзащитного Эштона. Как адвокат он знал, что ее показания ничем не подкреплены, но сам факт ее появления сыграл с Эштоном злую шутку.

Тем не менее, он был уверен что ситуация образуется. Его уверенность пошатнулась, когда по нужному адресу он не обнаружил никакого эскорт агентства, хотя всего несколько дней назад он уже был здесь и разговаривал с хозяином, который поклялся, что девчонка не высунется…

В небольшой местный бар Эштон забрел совершенно случайно, даже не взглянув на вывеску, которая многообещающе указывала на то, что заведение рассчитано преимущественно на мужскую аудиторию. Дорогих и шикарных заведений как в центре Лондоне, конечно, здесь не было, но Эштона это даже обрадовало. Едва ли здесь можно было наткнуться на знакомые лица, а ему сейчас нужно было побыть одному и подумать, что делать дальше.

Он просто решил что это место вполне сойдет для того чтобы провести здесь случайный вечер.

Зайдя внутрь и окинув скучающим взглядом немногочисленных танцовщиц, Эштон уже хотел было пройти к барной стойке, и заказать себе выпить, когда его внимание привлекла длинноволосая блондинка, танцующая на крошечной сцене вдалеке справа от него. Эштон не мог понять, что именно в ней привлекало, но он невольно принялся разглядывать ее. Надо сказать, что красавицей она вовсе не была, но ее внешность буквально притягивала взгляд. Тяжелый грим на ее чересчур бледной, словно фарфоровой коже, делал лицо совершенно бесстрастным. Он лишь подчеркивал неподвижные тонкие черты, которые складывались в выражение застывшей маски. Ее костюм напоминал какие-то красные лохмотья, но не выглядел несуразно. Кроме всего этого, девушка танцевала совсем иначе, чем другие. Она будто играла, только не на публику, а для себя, не замечая никого вокруг, абстрагировалась от всего окружающего. В то время как другие девицы, извлекали из танца как можно больше выгоды, а именно денег, щедро протягиваемых полупьяными гостями этого заведения, она словно рассказывала танцем историю, – то кружилась, то останавливалась, делая плавные движения, которые тут же снова переходили в более резкие. Если другие продавали себя, она – свое искусство, каким бы дешевым оно ни было. Как инородный элемент смотрелась она на фоне других девушек.

Музыка нарастала, ритмы становились грубее, Эштон огляделся и понял что, похоже, только его одного привлекает странный танец – все остальные немногочисленные посетители, жадно пожирали глазами смуглую фигуристую танцовщицу, которая извивалась на соседних подмостках. Он снова перевел взгляд на ту, в красном, и обратил внимание, что в отличие от других девушек, которые поглядывали на клиентов, стараясь привлечь к себе их внимание, она смотрела куда-то вверх. Непроизвольно Эштон тоже поднял глаза к потолку, словно хотел разобраться в том, что же там такого интересного она видит. На потолке алым светом, в тон ее наряда, сияли искусственные звезды. Не заметив ничего кроме этих пошлых огоньков – неизменного атрибута такого рода заведений, – Эштон пожал плечами и отвернулся, сбрасывая оцепенение.

Он направился к барной стойке. Музыка, тем временем, поменялась, и девушка исчезла. Эштон просидел в баре еще довольно долго, осушая один стакан за другим, но не чувствуя опьянения, и ушел далеко за полночь.

***

Несмотря на то, что лето уже закончилось, погода стояла довольно теплая. Воздух днем прогревался настолько, что некоторые местные жители приходили на побережье, чтобы позагорать.

Однако сегодня море было неспокойным, а берег пустынным, лишь одинокая фигура виднелась вдали – мужчина неподвижно стоял у кромки воды или шел так медленно, что издали невозможно было разобрать.

Элисон сидела на старой деревянной скамейке и смотрела вдаль, на воду. Волны, подгоняемые несильным ветром, с легким шумом ударялись о берег, размеренно нарушая тишину. На какое-то время ветер стихал, и море становилось обманчиво спокойным, а воздух казался неподвижным. В такие мгновенья время словно застыло. Затем ветер снова принимался за свою работу, и вода приходила в неистовое движение, рассекая своим шумом тишину. В небе, громко крича, бешено носились чайки, но их крики действовали на Элисон успокаивающе.

Она приходила каждый день, вот так просто, посидеть у воды слушая птиц, глядя на воду, и ощущая кожей ветер, который прилетал, казалось, из самого сердца моря. Все это было, своего рода, ее лекарством от мыслей. Здесь она не думала. В те часы, что Элисон проводила на побережье, ее как бы ни существовало, она ощущала себя бесплотным и невидимым существом, которое является всего лишь частью чего-то необъятного, в чем она растворяется без остатка. В ее голове не было места мыслям, тревогам и целям. Одна лишь пустота наполняла ее. Пустота в голове, пустота в теле, и в жизни. Колючая, пронзительно острая, но такая же бесплотная и в тоже время обволакивающая как вода.

Она полюбила встречать рассвет на побережье, сидя на скамейке и наблюдая, как свет маяка тускнеет в лучах восходящего солнца. Отчего-то смотреть на маяк Элисон любила больше всего. Ей нравилась представлять, что в глухой темноте плавают корабли, для которых этот маяк является единственным проводником к берегу. Здесь, на побережье, она часто вспоминала Колина. Ей было жаль его бессмысленно прожитой жизни. Было жаль и своей жизни, которая становилась точь-в-точь такой же. На Элисон волнами накатывало ощущение, что она делает что-то неправильно, ощущение безысходности и этой проклятой пустоты. Но она не знала что делать, как что-то исправить, не видела выхода, да, честно говоря, и не было у нее сил что-то исправлять.

Время летело стремительно. Она почти не заметила, что лето сменилось осенью. Иногда она задумывалась о том, как поразительно быстро проходит время, утекает, словно вода в землю. Но Элисон не замечала времени уже давно. Не осознавала его, как не осознавала своего возраста. Ей казалось, что она всегда была одинаковой, что выключился в какой-то момент счетчик времени, а она этот момент пропустила и теперь навсегда остановилась в своем развитии. Единственное, чего ей хотелось, так это спокойствия.

Внезапно ветер усилился, и небо заволокло серыми тучами, сквозь которые солнце просвечивало бледным сгустком света. Воздух заметно похолодел, и Элисон поежилась в своей огромной вязаной кофте. Стоило одеваться теплее, все-таки уже конец сентября, подумала девушка. Но, несмотря на холод Элисон не сдвинулась с места. Ей нравилось ощущение, которое она внезапно испытала. Ей нравилось чувствовать хоть что-то.

Девушка достала из потрепанной сумки пачку сигарет и закурила. Последнее время она стала много курить. Много, даже по своим собственным меркам, но сигареты успокаивали, привычка являлась своего рода опорой, ориентиром в ее никчемной жизни. Глупо, но именно так и было.

Элисон глубоко затянулась и посмотрела вдаль берега. Темная фигура увеличилась в размере – человек приближался.

***

Спустя неделю после того как Эштон получил подтверждение новости о том, что дом во Флитвуде действительно не был продан, он оправился в Ланкашир. В его напряженном графике выдалось немного свободного времени, и, несмотря на то, что впереди его ожидали два крупных дела, которые предполагали череду судебных заседаний, Эштон решил на выходные поехать во Флитвуд, чтобы разобраться на месте.

Дом в графстве Ланкашир, в небольшом прибрежном городке Флитвуд, он получил в наследство от умершего брата своего отца, дяди Итона. Год назад старик скончался в больнице, куда попал незадолго до этого с обширным инфарктом, и с тех пор Эштон не появлялся во Флитвуде. Заботы о продаже дома он оставил местному агентству риэлтерских услуг, и, надо сказать, надеялся, что эта задача не окажется настолько сложной, но судя по всему, крупно ошибся. Эштон всерьез был уверен, что уже давно избавился от ненужного наследства, а вырученные за него деньги вложены в инвестиции. Во всяком случае, именно такие распоряжения он отдавал, и одному богу известно, с чего безмозглая секретарша, которая работала у него до мисс Нортон взяла, что дом продан. В любом случае, теперь очевидно, что это не так, и причина тому была настолько несуразна, что совершенно не укладывалась у Эштона в голове.

Хозяин дома Итан Уандер, был профессором Центрального Университета Ланкашира в Престоне и имел не вполне адекватное, на взгляд Эштона, хобби – он коллекционировал старинные вещи. Но если бы это действительно был достойный антиквариат! Так нет, Итан собрал в своем доме грошовое барахло, казалось, со всей Англии. Его особняк был напичкан хламом разной степени дряхлости: мебель, книги, картины, посуда, предметы быта, и еще куча всего, было только малой долей того, что вмещало в себя его двухэтажное жилище, которое само по себе представляло памятник далекого прошлого. После смерти хозяина дом остался в том же виде и Эштону, однако, не пришло в голову, что весь этот хлам станет препятствием для его продажи. Тем более не мог он подумать, что ему лично придется явиться во Флитвуд для решения этой, казалось, элементарной задачи. Но факт оставался фактом – никто из тех немногочисленных покупателей, которые в течение этого года заинтересовались данным объектом, не хотел покупать его. А продать дом Эштону очень хотелось.

Приехав во Флитвуд, первым делом он отправился в агентство, которое занималось продажей, и встретила его та самая сотрудница, которая звонила ему в Лондон. Она любезно порекомендовала Эштону для начала привести дом в более ли менее нормальное состояние, ссылаясь на то что, его просто-напросто невозможно нормально осмотреть из-за завалов вещей и мебели, через которые нужно было протискиваться, чтобы попасть куда-либо дальше гостиной, а уж потом выставлять на продажу. Пытаясь объяснить этой бестолковой женщине, что он известный лондонский адвокат и у него попросту нет времени на подобные вещи, наконец, предложив ей самой этим заняться за отдельную оплату и получив отказ, Эштон убедился воочию в крайней степени ее тупости и понял, что к обоюдному соглашению они не придут. Он тут же отказался от услуг агентства, и покинул его, даже не попрощавшись.

Он поехал в дом и осмотрел его самостоятельно особенно тщательно. Эштон удостоверился, что состояние особняка еще более запущенное, чем он себе представлял. И нет ничего удивительного, что никто не хочет его покупать, хмыкнул он про себя, осматривая обветшалый фасад и заросший сад. Эштон понял, что ему необходимо придумать каким образом, можно быстрее привести дом в порядок и наконец, продать его, чтобы больше не возвращаться в эту забытую богом местность.

Выходные, проведенные во Флитвуде, показалась Эштону бесконечными. Не желая оставаться в доме, он отправился в город, чтобы снять номер в гостинице и отдохнуть. Он приехал из Лондона на своей машине, и дорога заняла более пяти часов², а если учесть что накануне он почти лишился сна из-за напряженной работы, то он чувствовал себя довольно вымотанным.

Время в непривычной среде тянулось для него особенно медленно. Вечером накануне понедельника он задержался в доме, где изрядно выпил и решил не садиться за руль, а остаться в нем на ночь, о чем в последствие сильно пожалел. Сперва он долго не мог уснуть, ворочаясь с одного бока на другой. Затем его разбудил холод и шум дождя, а чуть позже, когда уже совсем рассвело, вода начала громко капать с потолка, и Эштон окончательно проснулся.

В итоге весь следующий день он ощущал себя совершенно разбитым. Даже пара чашек крепкого кофе, которые он выпил, не помогли. С утра он объездил три агентства Флитвуда, занимающиеся покупкой и продажей недвижимости, но везде его ждал вежливый и настойчивый отказ. Скорее всего, слух о доме на Виндворт-авеню уже облетел все агентства, если не весь мир, с негодованием думал он. Это осложняло дело, и Эштон раздражался все больше и больше.

Уже вечерело, когда он пришел на побережье. Вокруг не было ни души, и это его обрадовало. Ему нужно было подумать и проанализировать последние события. Воздух был весьма прохладным, но Эштон предусмотрительно тепло оделся, и холод мало волновал его.

Он размышлял о том, что пора было возвращаться в столицу, но прежде ему хотелось раз и навсегда покончить с домом, чтобы не возвращаться к этому в будущем. Он мог позволить себе оставаться тут еще максимум один день, но Эштон понимал, что вряд ли за этот день что-то изменится. Внезапно он почувствовал усталость и какую-то опустошенность. Он уже повернулся, чтобы уйти с берега прочь, как вдруг увидел вдали девушку, которая сидела на скамейке и, судя по клубам дыма вокруг, курила. Неожиданно Эштон понял, что тоже хочет курить.

В редкие минуты морального изнурения ему всегда нестерпимо хотелось сигарету. Эштон не имел обыкновения потакать своей слабости, считая курение недостойной привычкой, но сейчас он был на взводе, и ему было необходимо успокоить нервы. Пусть и таким банальным способом.

Повинуясь своей прихоти, он подошел ближе к девушке, сидящей к нему спиной, и спросил:

– Сигаретой не угостите?

Эштон заметил, как она вздрогнула от неожиданности, и резко обернулась к нему вполоборота.

– Не хотел вас напугать, – произнес он, разглядывая ее профиль.

– Ничего, – ответила она, вставая со скамейки и протягивая ему полупустую пачку сигарет. При этом она даже не взглянула на него, и встала таким образом, что он, по-прежнему, не видел ее лица полностью.

– И зажигалку, если можно, – беря протягиваемые ему сигареты, на которые он даже не опустил взгляд, спросил Эштон.

Девушка начала нервно рыться в своей тряпичной бесформенной сумке, а Эштон продолжал ее разглядывать, ожидая, как она вскинет подбородок, встретиться с ним глазами, улыбнется, и начнет заискивать в поисках предлога продолжить знакомство. Не то чтобы Эштону этого сейчас хотелось, скорее он просто привык к одинаковому сценарию, который предсказуемо разыгрывается, когда в его окружение появляется незнакомая женщина.

Наконец, найдя зажигалку, девушка, подняв руку, протянула ее Эштону через свое плечо, еще сильнее развернувшись лицом к морю. Но от Эштона не ускользнуло, что, тем не менее, она встала так, чтобы краем глаза видеть его. Поэтому, когда прикурив, он протянул сигареты обратно, она покачала головой, и быстро ответила:

– Там всего одна, оставьте себе.

Почему-то именно в это мгновение Эштону показался ее облик смутно знакомым. Пристально сощурившись, он искоса посмотрел на нее более внимательно.

Прежде девушка показалась Эштону совсем юной, но подойдя ближе, он заметил, что это совсем не так. Да, она была невысока ростом, и достаточно худощава, что делало с первого взгляда похожей на подростка, но приглядевшись, Эштон определил, все же она была достаточно взрослой. Однако угадать ее возраст он не смог – ей могло быть, как восемнадцать, так и двадцать пять лет.

На ней были черные джинсы, которые подчеркивали тощие ноги и светлая вязаная кофта, непонятного фасона и такого огромного размера, что складывалось впечатление, будто снята с чужого плеча. Весь ее облик был бы ничем не примечателен, если бы не волосы, которые своим пшеничным цветом сливались с оттенком кофты, а темные, кое-где почти черные пряди, напротив, выделялись на ее светлом фоне. Пожалуй, эти слишком длинные и растрепанные волосы, скрывающие одну половину ее лица, являлись единственным, что привлекало к ней внимание.

Эштон подумал, что мог поклясться, будто видел ее раньше. Сам не зная почему, но он непременно хотел вспомнить, где именно.

Она, тем временем, не подавала вида или действительно не замечала, что он ее разглядывает, хотя Эштон кожей чувствовал, что она явно нервничала в его присутствии. Кажется, он припоминал, где встречал ее ранее. Хотя возможно он ошибался?! Слишком уж сильное совпадение.

Что ж есть способ проверить. Эштон усмехнулся, и перевел взгляд на волны.

– Сегодня прохладно, – заметил он, когда девушка уже намеревалась уйти.

– Да, – как-то машинально ответила она.

– Сколько? – с насмешкой негромко спросил Эштон.

Она продолжала молчать, делая вид, что не слышала вопроса. Это озадачивало и почему-то одновременно раздражало, потому что Эштон ожидал совершенно иной реакции.

Снимать вот так на улице шлюху на ночь не было его привычкой, однако сейчас он был не прочь небольшого развлечения. Почему нет?! Она конечно совсем не в его вкусе, но что-то притягательное в ее бесплотной и невзрачной внешности, несомненно, было.

– Что? – обернулась она вполоборота, и он явно услышал в ее тоне нескрываемое презрение.

Эштону это не понравилось, но он повторил вопрос. Он даже хотел было уже сам назвать цену, но когда она полностью обернулась к нему, небрежным жестом, откидывая с лица волосы, буквально замер.

– Не нравится?

Эштон не сразу понял, что отрезвило его больше: то, что он увидел на ее лице, или то, что промелькнуло в ее глазах. Синяки и кровоподтеки на ее припухшей скуле вкупе с наполовину разбитой нижней губой, или отчаянная нечеловеческая злость, блеснувшая в ее светлых глазах.

Еще секунду, и она казалось, развернется и уйдет прочь. Оставит после себя лишь злую усмешку, повисшую в воздухе, и запах сигаретного дыма смешавшегося с тлетворным, слишком откровенным ароматом ее духов, которым насквозь была пропитана ее не по фигуре объемная одежда. И отчего-то Эштона пронзила мысль, что позволить ей уйти он не может. Почему – разбираться в этот момент, на его удивление, не особо хотелось.

– Вы меня превратно поняли.

Что он несет?!

– Я видел вас в том клубе в Лондоне и, – Эштон замялся, что было на него совсем не похоже.

Девушка тем временем разглядывала его все с той же враждебностью и настороженностью, словно ожидая, что он выкинет нечто для нее опасное.

– И что? – нехотя поинтересовалась она. – Если вы меня там видели, то, по-вашему, можно вот так подойти на улице и предложить деньги за…, – она замешкалась. – Не по адресу обратились, – срывающимся хриплым голосом выпалила она и резко развернулась, чтобы уйти прочь.

Эштона возмутила эта попытка поставить его на место, и он небрежно откликнулся ей вслед:

– К чему столько эмоций?! Я не предлагаю вам деньги за то что бы вы спали со мной, – в его голосе ясно звучало пренебрежение. – В этом плане, уж поверьте, вы меня не интересуете.

Не то что бы он рассчитывал, что девушка остановится или хотя бы обернется – он уже потерял к ней всякий интерес, оставалось лишь только раздражение – просто Эштон не привык, что ему отказывают. Вот так все банально, всегда отказывает он, а не ему. Однако вопреки ожиданиям девушка все же остановилась и медленно обернулась.