Поль Мартан и волшебная лупа

© Жорж Александр Ваган, 2019

ISBN 978-5-4496-8547-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Об авторе

Родился я 21 декабря 1973 года в городе Тбилиси, столице Грузии, одной из республик тогдашнего Советского Союза, в семье, как часто принято называть в современной истории, диссидента Алика Арутюнова (1938‒1978). Он был известным в СССР фотографом, оставившим после себя множество учеников, но, как мне теперь представляется, никакого особого диссидентства в нем не было, а было просто проявление свободного духа и воли, не столько противопоставление себя обществу, сколько отстаивание своих идеалов и невозможность поступиться ими. С такими людьми, зажатыми обстоятельствами несвободы, близким бывает очень нелегко: ведь им приходится принимать на себя искры, вырывающиеся из огненной души…

Мой отец погиб, когда мне было 5 лет. Мать осталась с тремя детьми на руках. Я помню ее голодные обмороки… Вообще женщина тогда была беззащитна. Во-первых, существовала угроза, что государственные органы отберут детей, во-вторых, одолевал постоянный страх за ребенка в связи с опасностями, через которые неизбежно проходит подросток.

На жизнь нашей семьи большое влияние оказал человек, сыгравший важную роль в моей судьбе, – мой отчим Александр Барсегов. Приблизительно в двенадцатилетнем возрасте я прочитал несколько книг, которые, видимо, и определили мою судьбу: то были «Мемуары» Франсуа де Ларошфуко и его же «Максимы» – сборник афоризмов, составляющих цельный кодекс житейской философии. Видимо, от них я и подхватил вирус мизантропии и цинизма, мучивший меня всю жизнь и не оставляющий доныне. В тот же год я прочел и «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, где моим любимым героем стал спартанский царь Ликург.

Не могу сказать, что читал много, как дети из моего окружения, да и любовью к чтению не отличался, но тем не менее, благодаря Александру Барсегову, читал регулярно. Не было такого промежутка времени, когда я ничего не читал.

Вообще в формировании личности большое значение имеют наглядные примеры, которые, словно на фотографии, отпечатываются в памяти детей. Из огромного объема слов лишь несколько фраз поселяются в ней навсегда. Для меня такой памятной фразой моего отчима стала: «Я последний монах правды».

Он ушел из нашей жизни, как бы выполнив до конца свою миссию: помог матери вырастить нас. И, как волки уходят в сторону от стаи, чтобы умереть, скончался вскоре после расставания с нашей семьей.

К тому времени я окончил Тбилисский машиностроительный техникум и переехал в Москву учиться бухгалтерскому учету и финансам в Плехановской академии народного хозяйства. Вскоре я оброс связями и мне один из моих тбилисских знакомых предложил участие в его делах. То были простые торговые дела, и хотя они заняли короткий период моей жизни, все же человек, стоявший во главе, Паата Гагнидзе, вселил в меня уверенность, что я смогу добиться всего, если захочу. И действительно, вскоре я начал собственный бизнес, которым занимался до 2005 года. Я успел пожить три года в Милане, немного в Гамбурге…

А затем в моей жизни произошел резкий поворот. Слова Христа: «Кто хочет идти за мной, оставь всё и следуй за мной» – я принял со всей горячностью и, познакомившись с добрым болгарским епископом, остался помогать ему. То были три года работы в центре реабилитации людей, оказавшихся в тяжелых обстоятельствах – либо в результате пьянства, либо после освобождения из мест заключения. Оттуда я вынес один очень важный урок: всё, что действительно нужно людям, – это любовь, и они компенсируют ее нехватку чем могут. Но за эти три года мои дела пришли в такой упадок, что вскоре я сам стал нуждаться, как и мои подопечные.

Моя жена и пятеро детей тем временем жили в Париже, куда епископ Московской церкви пригласил меня в качестве будущего священника. Нам выделили дом, и поначалу все шло хорошо, но затем я вынужден был оставить семинарию. Как Иосифу, чтобы стать первым после фараона, пришлось покинуть семью, хоть и не по своей воле, так и нам пришлось начать скитаться. Друзья, кто как мог, оказывали нам гостеприимство. Наконец, мы чудом попали сперва в дом грека Афанасия, который проявил не виданную мною доселе доброту, а затем и в саму Грецию, где я познакомился с человеком, который принял мою израненную семью и меня как собственных детей и оказал нам всестороннюю помощь.

Это был архимандрит Дионисий. Вокруг него я увидел множество людей, чьи судьбы взрастали в добродетели и цвели словно райский сад. Главный принцип, который я усвоил: всё, чего от нас ждет Бог, – это чтобы мы были счастливы, а дела наши должны быть естественным продолжением наших добрых побуждений. «Не жертвы хочу, но милости». И вот тогда я начал сочинять сперва маленькие притчи, затем истории… и сам не заметил, как вдруг сочинение книг стало моим основным делом…

О Тбилиси, моем родном городе, я скажу, что называю его Парижем Кавказа. Это и вправду так: платаны, парки, набережная роднят эти два города. Когда я переехал в Париж, то почувствовал, будто это мой родной город. Я жил какое-то время на улицах Санжер и Консейе Коллиньон.

Одним из главных писателей для меня стал Монтень. Он как бы завершил круг формирования моих мыслей, по крайней мере на нынешнем этапе жизни, за что я ему очень благодарен. «Я живу со дня на день и, говоря по совести, живу только для самого себя». Сообразно этому взгляду, Монтень считает самыми важными обязанностями человека обязанности по отношению к самому себе; они исчерпываются словами Платона, приводимыми Монтенем: «Делай свое дело и познай самого себя». Могу лишь добавить: и полюби самого себя, ибо кто не любит себя, как полюбит другого?..

Об этой книге

В знаменитом романе польского писателя Яна Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе» я встретил такую мысль: человеческое сознание есть сумма накопленных впечатлений, чем больше их у него, тем оно сложнее и богаче и способно выстроить свою историю в самой замысловатой форме. К этому я добавил бы, что при определенных условиях конкретные люди место и время могут стать ингредиентами будущего «большого взрыва», и когда они достигают критической массы, происходит то, что случилось со мной, когда я взялся за написание сказочного романа о рождественских приключениях Поля Мартана.

«Поль Мартан и волшебная лупа», «Поль Мартан и Орден Вифлеемской Звезды», «Поль Мартан и корона семицарствия», «Поль Мартан и кольцо рыбака» – это четыре рождественские истории, случившиеся с главным персонажем в течение его жизни. Повествование начинается в последний учебный день уходящего 1973 года, когда Полю было 11 лет, и доходит до наших дней.

Первой книгой романа о приключениях Поля Мартана стала «Волшебная лупа». Почему так произошло, и что это такое – волшебная лупа?..

Иногда в нашей жизни случается некий разговор, который, словно камешек кремния, высекает искру, от которой возгорается пламя. У меня семеро детей, и я учил их всех быть открытыми миру, приложил усилия для того, чтобы они знали множество языков.

Русский, который является обиходным в нашей большой семье благодаря кузенам и кузинам, бабушке и дедушке.

Французский, который для наших детей является родным.

Греческий – потому что именно с Грецией связано имя главного человека в нашей жизни, который внес новый дух в наше существование, – архимандрита Дионисия.

Немецкий – потому что одной из ближайших его сподвижниц является аббатиса Диодора. Это необыкновенная женщина, и данью уважения и любви к ней стало изучение некоторыми моими детьми ее родного языка.

Грузинский и армянский, которые являются моими родными языками.

Конечно, знание такого количества языков не может не привести к курьезам и затруднениям, особенно в возрасте среднего поколения моих детей – Александра и Христугенны (Геннадия). Он сам выбрал себе это имя, и мы в семье его так и зовем. А слово это в переводе с греческого означает Рождество. И кто знает – может быть, именно его выбор и стал подлинным истоком этой книги. Как бы то ни было, на Рождество 2016‒17 года дети написали письма Пер-Ноэлю с просьбой о подарках. И вот как-то вечером, когда мы со старшими детьми обсуждали их просьбы, жена – мой ангел, моя Муза и главная вдохновительница моего творчества – вдруг заявила: «Чтобы разобрать письма Александра и Христугенны, Пер-Ноэлю потребуется волшебная лупа». Пьер, мой второй сын, который послужил прообразом брата главного героя книги, был тогда выпускником лицея. Он подхватил эту мысль, а затем мы с Тиграном (прообраз Поля Мартана) развили ее и набросали короткую историю, ставшую эскизом ко второй главе книги, – историю гномов. Снова мы о ней вспомнили перед началом лета, когда Пьер собрался покорять Голливуд. И вот перед отъездом мы с ним составили на двух листах некий проект под названием «Волшебная лупа».

Пьер провел в Америке все лето, путешествуя и знакомясь с самыми разными людьми из мира кинематографа. Один из них посоветовал ему написать и издать книгу, а уж тогда он точно найдет того, кто захочет снять по ней фильм. Но по возвращении во Францию Пьер поступил в университет Страсбурга, и времени писать у него совершенно не осталось. Я несколько раз напоминал ему: мол, раз ты обещал, то должен написать. И однажды он вдруг сказал мне: «Папа, а напиши-ка ты сам эту книгу, у тебя получится».

Тут же мы с ним составили новый план и за основу книги решили взять историю жизни самого Пьера и моего старшего сына Тиграна. Почти все события и диалоги почерпнуты из реальной жизни нашей семьи. А в образе главного положительного героя Пер Николя Ноэля я представил черты старца Дионисия. То, что мне удалось получить от общения ним, я передал в беседах с Пер-Ноэлем гостей рождественского дворца. А в образе отрицательного персонажа Ария, который, как и Святой Николай, является исторической фигурой, известной во французском фольклоре под именем Пер-Фуэтара, также использованы характеристики и разговоры реального человека, с которым я знаком…

Для чего пишутся книги?.. Наверно, для того чтобы через время и расстояние пронести образ вечности, ждущей нас за пределом жизни. Я попытался в форме притчи поделиться тем, что видел и понял в этой жизни: что победа не всегда приносит счастье, а поражение на самом деле бывает подлинной победой. Тем, что людей объединяет и в то же время разделяет язык, когда они разный смысл вкладывают в слова о счастье, любви, дружбе… Попытался сказать о том, что не нужно бояться правды, как бы ни была тяжела она и последствия ее. О том, что ложь всегда лишь ложь и вредна тем, что человек перестает воспринимать истину, теряет вкус к ней… О том, что зло борется с добром, но добро не принимает его игры, а просто превращает его в благо, и злодей сам оказывается в яме, вырытой для других…

Книга многое оставляет недосказанным. Я намеренно не изображал во всех подробностях каждое из приключений, рисуя их как бы пунктиром, чтобы оставить место для фантазии читателя. В то же время на страницах книги я затрагиваю немало глубоких фундаментальных вопросов, а создав конфликт, стараюсь показать и пути его разрешения – предполагая, что для мыслящего человека чужая история может стать частью собственного опыта. Кроме того, надеюсь, мой сказочный роман даст множество тем для совместных семейных обсуждений, поэтому рекомендую его читателям любого возраста.

Эта сказочная история учит любви, дружбе, верности… А также тому, что имеет смысл не только задавать вопросы, но и выслушивать ответы на них. Так пусть же рождественская радость и праздничное настроение поселятся навсегда в душах тех детей и взрослых, которые прочтут эту книгу.

Пролог

Ранним утром из леса вышел олень. На спине у него сидел мальчик. Перед ними лежало большое белое поле, на другом конце которого виднелась чёрная линия залива. На небе сверкало разными цветами северное сияние, зелёное, с фиолетово-синими и золотыми переливами. Вся эта небесная картина отражалась на снегу, так что было трудно различить, где небо, а где земля.

Было видно, что олень что-то напряжённо ищет на раскинувшейся перед ним картине, когда рябит перед глазами, – недостающий фрагмент пазла. Наконец, нашёл:

– Вот он! – воскликнул олень.

– Кто? – спросил мальчик.

– Видишь, на той стороне поля, чуть правее, светится домик?..

– Да тут всё светится!

– Смотри на чёрную линию берега – видишь?

– Вижу, – ответил мальчик.

– Посмотри на неё прямо перед собой, теперь чуть-чуть правее…

На линии стоял маленький, еле заметный рыбацкий домик, из трубы его вился лёгкий дымок.

– Мы у цели!

Олень сделал затяжной прыжок с холма, где кончался лес, так что мальчику показалось, что они летят, и понёсся через бескрайнее поле. Очертания домика становились всё чётче. Вот уже стали видны два окошка, из которых лился тёплый золотой свет. Ещё немного, и поле оказалось позади, а лес тёмной зелёной линией виднелся на горизонте. Перед путниками открылся красивый, как будто стеклянный залив, и вот перед ними невзрачный приземистый домик. Мальчик попытался разглядеть что-то в замёрзших окнах, но ему это не удалось. Олень наклонился так, чтобы его седок мог спуститься. Мальчик лихо спрыгнул с лохматой спины и очутился перед дверью. Деревянная пыльная дверь, доски которой плотно стянуты кованым железом. Над дверью висели бубенчики, которые, мелодично переливаясь, звенели на ветру. «Видимо, это для того, чтоб в снежную бурю можно было её отыскать», – подумал мальчик.

Олень подтолкнул его носом в плечо и подбодрил:

– Ну же, смелее.

Мальчик постучал в дверь – и услышал голос:

– Войдите.

Он надавил рукой на дверь – но она не поддавалась. Тогда он изо всех сил толкнул её обеими руками и – влетел внутрь. По пути споткнулся о заснеженный порожек и, как на лыжах, проехался по скользкому полу.

– Снеговик, снеговик! – послышались голоса и дружный смех.

Мальчик не мог оторвать глаз от пола, ноги так и разъезжались в разные стороны. Но вот он ухватился за шею вошедшего вслед за ним оленя.

– Ох, я еле удержался, чтобы не упасть!..

Мальчик оглянулся, и перед ним предстала удивительная картина: он оказался в просторном зале. Со всех сторон на него смотрели гномы в разноцветных кафтанах. Они все катались по полу от смеха и повторяли:

– Снеговик, снеговик!..

«О ком это они?» – подумал мальчик, но никого, кроме оленя, рядом не было. Тогда он понял, что это его имеют в виду гномы: за время пути снег настолько плотно облепил мальчика, что он и вправду походил на снеговика.

– Я не снеговик, – произнёс он вполголоса.

Послышался лёгкий хлопок, и все стихли.

– За работу! – раздался громкий голос.

Мальчик понял, что это кто-то важный – похожим голосом подавал команды полицейский, который регулировал движение на улице возле школы.

На другом конце зала показался солидный полный гном в расшитом золотом бархатном голубом кафтане и с длиннющей бородой. В руках у него была золотая трость, которой он стукнул два раза по полу, и гномы приступили к работе.

Гном внимательно посмотрел на оленя, потом на мальчика и кивнул головой, давая им знак приблизиться. Мальчику чем ближе, тем более заметны были детали гномьего костюма: из-под длинной бороды на животе сверкал серебряный пояс, на котором изображалась звезда, башмаки с закруглёнными носами были усыпаны зелёными и синими камнями.

Когда идти до гнома оставалось шагов десять, он сделал знак рукой, и олень с мальчиком остановились.

Мальчик было подумал, что они пришли куда-то не туда, но гном прервал его мысли:

– Кто вы, и что привело вас к нам?

С того момента как мальчик оказался в холле, увиденное заставляло его широко раскрывать глаза. Величина холла во много раз превосходила размеры домика, в который они входили! На потолке висела звезда вроде тех, что рисуют на рождественских открытках, продающихся в киоске на авеню Моцарта, вокруг неё светились двенадцать люстр в виде знаков зодиака. Мальчик сразу их узнал: они располагались в том же порядке, что и на потолке в его спальне. От избытка впечатлений у него язык прилип к нёбу, и он ничего не мог сказать.

– Как вас зовут, молодой человек? – более мягким голосом обратился к нему гном.

Мальчик попытался ответить, но язык по-прежнему его не слушался. Он посмотрел на оленя. Тот, видимо, понял состояние мальчика и ответил за него:

– Обстоятельства, не терпящие отлагательства, привели нас сюда.

– Не терпящие отлагательства… – пробурчал в бороду гном. Немного подумав, сделал знак рукой, и два молодых гнома вышли из-за его спины. Они улыбались. – Эй, Элли и Колли, проводите наших гостей к камину, пусть согреются. И накормите досыта. Но не докучайте им, – предупредил гном и строго посмотрел на них сквозь сверкающие стёкла своих очков. – Я доложу о вас, – обратился он к оленю уже менее официальным тоном. Затем ловко развернулся на каблуках и удалился прочь из зала.

– Следуйте за нами, – одновременно произнесли Элли и Колли, и они все вместе зашагали в глубь зала, в сторону созвездия Тельца.

Они подошли к большому, с человеческий рост, камину, в котором весело играл огонь, как будто кто-то скачет. Рядом стояли в беспорядке разные кресла и диваны. На полу лежал громадный толстый шерстяной ковёр.

Мальчик уселся поближе к огню в удобное велюровое кресло, оно стояло ближе всех к камину, и тогда ноги, спина и всё его озябшее тело почувствовали ни с чем не сравнимое удовольствие от встречи с ласковым, до косточек проникающим теплом.

Олень устроился рядом на ковре, протянув копыта к огню. Гномы, понимая, что гости устали, дали им насладиться теплом и покоем, стояли неподалёку и молча ждали.

– Горячего молока и мёда! – послышался голос оленя.

Мальчик открыл глаза, и тут же одним прыжком перед ним очутился один из приставленных гномов:

– Молодой человек, а вы чего бы хотели?

– Я?.. – смущённо переспросил мальчик. Ведь он никогда ещё в жизни не разговаривал с гномом. Задумался, но так ничего больше и не сказал.

– Всё понятно, – ответил ему с улыбкой гном, и оба гнома исчезли в маленькую дверь справа от камина.

Мальчик посмотрел на оленя. Золотом светилась его шерсть, величественные чёрные рога с заострёнными, как ножи, белыми концами венчали гордую голову, переходящую в широкую мощную шею и затем в спину, за которую всю ночь держался мальчик.

Дверь у камина вдруг раскрылась, и из неё вышли знакомые гномы. На серебряном подносе, который держал в руках один из них, стоял сверкающий хрустальный кувшинчик с молоком, от которого поднимался пар. Рядом стояла золотая миска и деревянный бочонок с мёдом.

Гном направился к оленю. Из-за его спины вышел второй гном, держа в руках такой же поднос. На нём стояла большая кружка с горячим шоколадом и свежими булочками, а также горшочек с маслом. Первый гном ловко подхватил другой рукой стоящий неподалёку столик и подвинул его к креслу мальчика. Аккуратно поставил на него поднос и пожелал:

– Приятного аппетита!

– Спасибо, – ответил мальчик.

– Мы будем здесь поблизости, просите всё, что вам нужно, и все ваши просьбы будут исполнены.

Гномы вежливо поклонились и удалились в ту же дверь, из которой вышли.

Олень, не отрываясь, пил молоко из золотой миски. Было заметно, что он очень устал. Мальчик тоже принялся за еду. О, что за дивный момент, когда ты так голоден, и вдруг мягкая, нежная, пропитанная кремом булочка попадает в твой рот и касается языка. Кажется, что её соки впитываются во рту, не попадая в живот, и тёплый шоколад добавляет аромата и наполняет счастьем всё тело.

Мальчик наслаждался едой, а когда он утолил первый голод, ему захотелось рассмотреть место, куда он попал…

Глава 1. ПОЛЬ

Был ясный декабрьский день. Запах дыма от каминов смешивался с ароматом свежеиспечённых багетов, кофе и горячего шоколада. Утренний обильный снег, что падал большими хлопьями всё утро и, казалось, надолго засыпал город, уже почти весь растаял и струился ручьями вдоль тротуаров, журчал по брусчатке. Улицы, ведущие к площадям Ля Мюет и Пасси, в такое время дня полны людей. Дети, озорничая, шлёпали ботинками по лужам, да так, чтобы сверкающие на солнце алмазные брызги попадали на прохожих. Родители раздражённо дёргали малышей за руку, но детство невосприимчиво к взрослому благоразумию и стремится всегда к радости прямым путём, несмотря ни на что.

Большие деревянные зелёные ворота школы на улице Рейнуар ещё не открылись, родители толпой по обе стороны улицы ждали своих детей. Они всегда приходили чуть раньше, чтобы пообщаться между собой. Тут был своего рода клуб, где узнавали последние новости, договаривались, кто к кому придёт в гости. Многие родители были хорошо знакомы, потому что когда-то сами здесь учились. А так как учителя знали их ещё детьми, то все они вместе: родители, дети и педагоги – составляли как бы одну большую семью. Неподалёку, у забора дома Бальзака, стоял полицейский, который, казалось, тоже знал всех и был частью этой семьи.

Вот только вроде все ещё разговаривали, смеялись, и, казалось бы, этому не будет конца, но скрипнул железный засов ворот, и наступила тишина, пауза, что означало полное завершение одного действия и начало нового. Одна створка ворот открылась, и из ворот показалось улыбчивое лицо мадам Уду, а за ней и директора месье Пле.

– Бонжур, месье, мадам! – поздоровался он.

– Бонжур! – весело откликнулась толпа.

– Счастливого Рождества! Весёлых каникул! – радостно и торжественно произнёс директор, заняв место снаружи перед закрытой створкой ворот.

Родители хлынули в проход. Справа за этой створкой стояли ученики средних классов, ребята постарше выходили сами, и родители выхватывали их из толпы друзей, за самыми маленькими надо было проходить во внутренний дворик.

Двери класса на первом этаже медленно открылись, из них посыпались дети, как горох из банки незадачливой хозяйки.

– Счастливых каникул, Эктор! Увидимся в следующем году!

– Ха-ха-ха, Аморей, ты остаёшься, или вы куда-то всё-таки едете?

– Нет, я остаюсь, мы никуда в этом году не можем поехать, заболела моя сестра.

– Передавай ей привет. Тогда мы, может, увидимся?

– С удовольствием, ну всё, пока… – и Аморей со смехом слетел вниз по лестнице.

– Пока, пока… – слышались голоса детей, прощавшихся на ходу друг с другом.

Шелест курток, стук башмаков о деревянные ступени винтовой лестницы, ведущей вниз, во двор школы. Дети любили с разгона съезжать по её отполированным, с ямкой в середине, деревянным ступеням. При этом частенько случалось, что несколько ребятишек, скользя вниз, сталкивались, и тогда эта лавина, сметая всё и вся на своём пути, скатывалась до первого этажа и вылетала во двор.

Поль не любил таких развлечений, его благоразумный характер подсказывал ему избегать их. Это был мальчик лет десяти, невысокого роста, по сравнению со своими одноклассниками, с серо-зелёными глазами на бледном худощавом овальном лице. Светло-русые густые кудри венчали, как корона, его голову. От своих одноклассников он отличался немногословностью. Нет, он не был молчуном, даже напротив, любил поговорить, но никогда не позволял себе пустой болтовни, как некоторые другие дети. Ему рано пришлось повзрослеть, и ответственность, которая легла на него невидимым ореолом, определяла все его поступки. Несколько лет назад он потерял отца, а мать часто болела. На прошлое Рождество она слегла в постель и с тех пор не вставала. Так что он ходил в школу самостоятельно, да ещё водил туда своего младшего брата Пьера.

Дождавшись, пока все одноклассники освободят лестницу, он медленно спустился во двор. Там его встретили два голубых луча глаз Пьера.

Младший брат был полной противоположностью старшему: круглое пухлое лицо, открытая улыбка. Характер человека, склонного к необдуманным поступкам и никогда о них не жалеющего. Пьер был уверен, что всё делает хорошо, и эта уверенность наполняла радостью его доброе сердце. Если обычно дети имеют ограниченный круг друзей, то с ним было иначе: казалось, что если весь мир войдёт в его сердце, то и этого будет мало. Он стремился быть другом каждому, и все его одноклассники любили его за возможность сказать: «Пьер – мой друг».

– Поль! Поль! – закричал Пьер через весь двор.

Поль подошёл к той части двора, где у ограды ожидали родителей, старших братьев и сестёр дети младшей группы.

– Поль, сегодня мне нужно написать письмо Пер-Ноэлю! Поль, не забудь об этом, пожалуйста, помоги мне, – тараторил Пьер.

Поль взял его за руку.

– Счастливого Рождества! – попрощались они с мадам Доминик.

Пьер вытянул губы в трубочку, намереваясь поцеловать её. Все учительницы обожали Пьера. Стоило ему посмотреть им в глаза, и они готовы были разрешить ему всё. Мадам Доминик с удовольствием подставила ему свою щеку и наградила ответным поцелуем.

– Счастливого Рождества, Пьер и Поль, – пожелала она.

Братья, держась за руки, протиснулись сквозь образовавшуюся в школьном дворе толпу к воротам. За воротами школы месье Пле пожимал каждому ученику руку, желал счастливого Рождества и дарил шоколадку в зелёной фольге с названием школы и её символом – изображением орла.

– Счастливого Рождества, Поль и Пьер! – окликнул он братьев.

Они подошли к нему. Он потрепал Поля по плечу, сунул ему шоколадку в руку и участливо посмотрел в глаза. Это был взгляд человека, который всё понимает и хочет тебя поддержать. Так, по крайней мере, Поль воспринял взгляд директора.

– Передавай мои поздравления маме, и пусть она скорее выздоравливает.

– Спасибо, месье!

Затем директор перевёл свой взгляд на Пьера и посмотрел на него строго. Пьер улыбнулся в ответ: он понимал, что это наигранная строгость.

– Счастливого Рождества, Пьер, – и шоколадка оказалась в руке мальчика.

– Спасибо, месье!

Братья, держась за руки, пошли налево от школы по улице Рейнуар, на углу свернули ещё раз налево, на улицу Аннонсьасьон, и двинулись по ней. Мимо прачечной, мимо скверика у церкви – там частенько дети, которые сами шли из школы, играли в футбол.

Поль недолюбливал эту улицу: на ней находилась церковь, в которой отпевали отца. В тот день стояла такая же солнечная погода, в церкви было множество народа, так что было трудно дышать. Он помнил Пьера, плачущего вместе с матерью, плакал ли он сам, не помнил. Он помнил свои мысли: как могло случиться, что здоровый человек, который ещё вчера был, казалось бы, центром их жизни, вдруг вот так исчез, умер? Разные люди подходили к нему, что-то спрашивали, говорили, но он не помнил ни их слов, ни их лиц, он не любил вспоминать этот день и старался быстрее пройти мимо этого места.

В конце улицы Аннонсьасьон, метров сто не доходя до площади Пасси, шла бойкая предрождественская торговля. С двух сторон улицы лавочники выставили перед своими магазинами столы, на которых можно было найти всё: от разнообразнейших сладостей до детских перчаток для лыж. Эта часть улицы была любимым местом жителей кварталов Пасси – Мюет. Мама, пока была здорова, всегда, идя с ними из школы, что-нибудь здесь покупала. Они любили выпить горячего шоколада у кондитера Папаяниса.

– Эй, ребята, скорей сюда! – раздался громкий возглас, перекрывший шум галдящей улицы. – Да-да, это я вам говорю: Поль! Пьер! Идите сейчас же ко мне!

Братья подошли к кондитерской Михаэля Папаяниса, или, как он себя звал, – Михалиса. Перед ними предстал огромный толстяк, самый большой из всех, кого они когда-либо видели. Улыбающееся красное лицо, крупные белые зубы, добрые голубые глаза и зычный голос. Он всегда говорил так громко, что тем, кто его не знал, могло показаться, что он кричит.

Надо отметить, что витрина кондитерской господина Папаяниса была такой же необычной, как и её хозяин. Она словно магнитом притягивала всех проходящих мимо детей и нередко становилась причиной их слёз и капризов. Витрина представляла собой сказочную фабрику, где гномы изготавливали разнообразнейшие пирожные. Всё было сделано так искусно, что дети могли часами не отрываясь любоваться этим зрелищем. Пирожные каждый день появлялись новые и никогда не повторялись. Витрина кондитерской была клубничкой на торте улицы Аннонсьасьон да и всего Шестнадцатого округа.

– У вас есть пирожные к Рождеству? – обратился к братьям господин Михалис. Он с напускной строгостью посмотрел на Поля и сам же ответил: – Ну что я говорю, конечно нет. А не должно быть так, чтобы у детей не было на Рождество пирожных. Выбирайте любые.

– Спасибо! – радостно выкрикнул Пьер.

Поль тоже поблагодарил добряка, но более сдержанно и слегка придержал руку Пьера, который собирался схватить пирожное.

– Берите-берите, – более настойчиво предложил Полю хозяин кондитерской и спросил Пьера: – Какое тебе больше нравится?

Пьер показал пальцем на эклер, внутри которого виднелся белый крем и алела клубничинка.

– Бери его, – скомандовал господин Михалис.

Пьер с удовольствием схватил его и сунул в рот так, что весь нос и подбородок оказались в креме. Мальчуган закрыл глаза от наслаждения и аж вскрикнул: сладость тающего во рту пирожного заполнила рот. Пьеру хотелось, чтобы это ощущение никогда не кончалось. Приятная энергия прошла по всему телу и вырвалась ярким светом благодарности из его глаз.

– Ах, какой я невнимательный, ай-яй-яй, простите меня, простите… – запричитал господин Михалис и подхватил со стола салфетку, чтобы вытереть нос и подбородок Пьера. Потом он взял за руку Поля, посмотрел ему в глаза и ещё раз сказал: – Не должно быть такого, чтобы у детей не было сладкого на Рождество. Мы были друзьями с твоим отцом – ты помнишь это, надеюсь?

Поль помнил, как они с папой часто заходили к господину Михалису, и всегда у него было очень весело. Тем временем кондитер наполнил пирожными целую коробку и завязал её красивой красной ленточкой. После чего протянул Полю и сказал:

– Счастливого Рождества! И пусть ваша мама поскорее выздоравливает.

Поль взял коробку.

– И вам счастливого Рождества! Большое спасибо! – поблагодарил Пьер, и братья пошли в сторону площади Ля Мюет.

– Какой он добрый, правда, Поль? – спросил Пьер. – Я тоже, когда вырасту, буду помогать всем.

– Да, – согласился Поль. Ему вспомнилось, как отец однажды сказал ему о господине Михалисе: «Он добрый, как умеют быть добрыми только греки». Поль тогда переспросил: «А что, другие не могут быть добрыми?» И отец ответил: «Не то чтобы, сынок, не могут, могут, конечно, но греки умеют делать добро как-то по-особенному!..»

Воспоминания Поля перебил шум улицы. Они подошли к тому месту, где авеню Моцарта выходит на площадь Ля Мюет. Площадь была заполнена людьми и автомобилями. Одна толпа спешила спуститься в метро, другая поднималась оттуда. Поль побаивался этого центра всеобщей суеты, особенно пугала его резко уходящая вниз лестница.