Ник Перумов

вспомнил. – Найди моего названого брата, он

полностью отмобилизованные дивизии? Да, они

Федя Солонов лежал на операционном столе. Стол подрагивал, покачивался, как и пол, и стены, и потолок, – потому что хирургический вагон в составе специального санитарного поезда шёл на юг, прочь от Петербурга. Шёл вместе с императорским, двумя товарными, двумя пассажирскими и ещё одним боевым бронепоездом. Все, кто вырвались из столицы.

навроде «Буканьеров Большого Каймана», доверху наполненный старыми томами, переплетёнными

дённой… кажется, во-он той группкой. А чуть дальше, но быстро приближаясь, ковыляли рати неупокоенных, покрывая всё

электротехника. – Фёдор! – Илья Андреевич встретил гостя в коричневом клеёнчатом фартуке, покрытом чёрными пятнами прожжений и кое-как наложенными заплатами. – Прошу, прошу. Садись. У меня, изволишь ли видеть, тут словно Мамай войной прошёлся. И Фёдор рассказал – обо всём, без утайки. Положинцев слушал напряжённо, очень внимательно, порой чуть покачивая головой, а один раз даже руками всплеснул – когда Фёдор дошёл до сваленного его ударом

В тех краях, которым нет названья, Где ветра пьянящие, как хмель, Ждут меня в предутреннем тумане Берега неведомых земель. В час, когда из тьмы проглянет сонно Горизонта синяя дуга, С борта боевого галеона Я сойду на эти берега. Кем я стану: магом иль солдатом, Покорителем иных миров? Ждут меня, сокрыты, кровь и злато, Тайны подземелий и ветров, Смерть в бою неравном иль победа, Или счастье, странное, как сон;