«Архипелаг ГУЛАГ» kitabının rəyləri, səhifə 2, 88 rəylər

Мне книга очень понравилась! Сколько слез пролила, пока прочла ее! Какое зверское было время! Как же жаль всех, кто попал в лагеря!

Что же пишут в газетах в разделе "Из зала суда"? Приговор приведен в исполненье. Взглянувши сюда, обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе, как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены; но не спит. Ибо брезговать кумполом сны продырявленным вправе. Бродский "Конец прекрасной эпохи"

И вот в этом зловонном сыром мире, где процветали только палачи и самые отъявленные из предателей; где оставшиеся честные -- спивались, ни на что другое не найдя воли; где тела молодежи бронзовели, а души подгнивали; где каждую ночь шарила серо-зеленая рука и кого-то за шиворот тащила в ящик -- в этом мире бродили ослепшие и потерянные миллионы женщин, от которых мужа, сына или отца оторвали на Архипелаг. Они были напуганней всех, они боялись зеркальных вывесок, кабинетных дверей, телефонных звонков, дверных стуков, они боялись почтальона, молочницы и водопроводчика. И каждый, кому они мешали, выгонял их из квартиры, с работы, из города. Солженицын "Архипелаг ГУЛАГ"

Это ужас, ребятушки. Это ужас. У меня просто даже слов не находится. Тут суть далеко не в "советская власть ай-ай-ай", а в судьбах отдельных людей, чьи прекрасные молодые жизни были вот просто так взяты и загублены. И ради чего? Ради того, чтобы регулярно промывать мозги кучке хомячков, которым промыть мозги может каждый дурак, показав фокус с большим пальцем. Население с мужеством и интеллектом, как мы знаем, в этот момент сидело, садилось или умирало.

Зацепило... Солженицын использовал тот же прием, и написал книгу в жалобно-мозгопромывательном стиле, но он это делал исключительно чтобы люди как можно ближе к сердцу восприняли все происходящее. Это было необходимо: жалобы, сопли, слюни, зачастую необъективные точки зрения и оценки ситуации, и эмоциональные восклицания. Информация в книге обязана была вызвать нужную реакцию у читателя, это был единственный способ что-то изменить. Если хотя бы один приверженец советской власти прочел в те времена Архипелаг и изменил свою точку зрения на власть, то книга была написана не зря.

Сколько раз читали мы на страницах других книг, художественных и документальных, как самиздат Солженицына кочевал из рук в руки, из портфеля в портфель, из кухни в кухню, из под одного матраса под другой.

О, невозможно описать то чувство, когда ты держишь в руках не просто книгу, а миллионы жизней, не просто историю, а то, что ее изменило.

Невероятную работу проделал автор. Невероятно скурпулезно он описал КАЖДЫЙ аспект лагерной и тюремной жизни, начиная от ареста и суда ничего не подозревающего законопослушного гражданина до распорядка дня и состояния души заключенного, уже свыкшегося с жизнью в лагере. И каждую стадию здесь сопровождает смерть, миллионы смертей.

И что же в этой книге, которая изменила сознание всей страны? А вот что:

Это было в апреле 1943-го года, когда Сталин почувствовал, что, кажется, воз его вытянул в гору. Первыми гражданскими плодами сталинградской народной победы оказались: ... Указ о введении каторги и виселицы.

Ну как?

А еще:

"А Н. П., доцента-математика, в смертной камере решил эксплуатнуть для своих личных целей следователь Кружков (да-да, тот самый, ворюга): дело в том, что он был -- студент-заочник! И вот он ВЫЗВАЛ П. ИЗ СМЕРТНОЙ КАМЕРЫ -- и давал решать задачи по теории функций комплексного переменного в своих (а скорей всего даже и не своих!) контрольных работах.

Вот кто они, следователи, представители власти.

О густоте сети сексотов мы скажем в особой главе о воле. Эту густоту многие ощущают, но не силятся представить каждого сексота в лицо -- в его простое человеческое лицо, и оттого сеть кажется загадочней и страшней, чем она на самом деле есть. А между тем сексотка -- та самая милая Анна Федоровна, которая по соседству зашла попросить у вас дрожжей и побежала сообщить в условный пункт (может быть в ларЈк, может быть в аптеку), что у вас сидит непрописанный приезжий. Это тот самый свойский парень Иван Никифорович, с которым вы выпили по 200 грамм, и он донЈс, как вы матерились, что в магазинах ничего не купишь, а начальству отпускают по блату. Вы не знаете сексотов в лицо, и потом удивлены, откуда известно вездесущим органам, что при массовом пении "Песни о Сталине" вы только рот раскрывали, а голоса не тратили? или о том, что вы не были веселы на демонстрации 7 ноября? Да где ж они, эти пронизывающие жгучие глаза сексота? А глаза сексота могут быть и с голубой поволокой, и со старческой слезой. Им совсем не обязательно светиться угрюмым злодейством. Не ждите, что это обязательно негодяй с отталкивающей наружностью. Это -- обычный человек, как ты и я, с мерой добрых чувств, мерой злобы и зависти и со всеми слабостями, делающими нас уязвимыми для пауков. Если бы набор сексотов был совершенно добровольный, на энтузиазме -- их не набралось бы много (разве в 20-е годы). Но набор идЈт опутыванием и захватом, и слабости отдают человека этой позорной службе. И даже те, кто искренне хотят сбросить с себя липкую паутину, эту вторую кожу -- не могут, не могут.

Сексот - это именно тот, о ком вы подумали - секретный сотрудник КГБ.

А вот за что сажали людей:

А уж потом пришить тебе обвинение совсем не трудно. Когда "заговоры" кончились (стали немцы отступать), -- с 1943 года пошло множество дел по "агитации" (кумовьям-то на фронт все равно еще не хотелось!). В Буреполомском лагере, например, сложился такой набор: -- враждебная деятельность против политики ВКП(б) и Советского правительства (а какая враждебная -- пойди пойми!); -- высказывал пораженческие измышления; -- в клеветнической форме высказывался о материальном положении трудящихся Советского Союза (правду скажешь -- вот и клевета); -- выражал пожелание (!) восстановления капиталического строя; -- выражал обиду на Советское правительство (это особенно нагло! еще тебе ли, сволочь, обижаться? десятку получил и молчал бы!); 70-летнего бывшего царского дипломата обвинили в такой агитации: -- что в СССР плохо живЈт рабочий класс; -- что Горький -- плохой писатель (!!). Сказать, что это уж хватили через край -- никак нельзя, за Горького и всегда срок давали, так он себя поставил. А вот Скворцов в ЛохчемЛаге (близ Усть-Выми) отхватил 15 лет, и среди обвинений было: -- противопоставлял пролетарского поэта Маяковского некоему буржуазному поэту. Так было в обвинительном заключении, для осуждения этого довольно.

Угадайте, кто был тот некий буржуазный поэт с одного раза?

Солженицын сравнивает заключенных тюрем и лагерей с крепостными крестьянами, только в худших условиях. Вот, например, что он говорит о самодеятельном театре при лагере:

Такие крепостные театры были на Воркуте, в Норильске, в Соликамске, на всех крупных гулаговских островах. Там эти театры становились почти городскими, едва ли не академическими, они давали в городском здании спектакли для вольных. В первых рядах надменно садились с женами самые крупные местные эмведешники и смотрели на своих рабов с любопытством и презрением. А конвоиры сидели с автоматами за кулисами и в ложах. После концерта артистов, отслушавших аплодисменты, везли в лагерь, а провинившихся -- в карцер. Иногда и аплодисментами не давали насладиться. В магаданском театре Никишев, начальник Дальстроя, обрывал Вадима Козина, широко известного тогда певца: "Ладно, Козин, нечего раскланиваться, уходи!" (Козин пытался повеситься, его вынули из петли.) В послевоенные годы через Архипелаг прошли артисты с известными именами: кроме Козина -- артистки кино Токарская, Окуневская, Зоя Федорова. Много шума было на Архипелаге от посадки Руслановой, шли противоречивые слухи, на каких она сидела пересылках, в какой лагерь отправлена. Уверяли, что на Колыме она отказалась петь и работала в прачечной. Не знаю.

Неудержимое веселье, правда? Вся книга написана очень горьким, циннично-саркастическим языком, так, что хочется даже не плакать от всего ужаса, а, скорее, биться в истерике.

Понимаю, что критиковать Архипелаг ГУЛАГ - значит сознаваться в отсутствии души и сердца, но не могу удержаться. Не знаю, кто причисляет Солженицына к авторам-историкам, эта книга - жалоба, душевное излияние сломленного, обиженного и растоптанного человека. Ну просто не историческая это литература, это такое полухудожественное ревью, прочитав которое, читатель заинтересовался и проникся, открыл список используемой литературы в конце, и уже начал серьезно изучать вопрос.

Многие обвиняют Солженицына в том, что он приверженец царизма. Но в чем же это проявляется? Только в противопоставлении советского режима царской власти? Мне кажется, что были у автора предпосылки романтизировать царский режим, в котором он не жил, но жили его родители, нынешнему зверскому режиму, в котором пол страны сидит, а пол охраняет. А с чем же еще сравнивать, когда других режимов в стране не существовало?

Книга сделала прорыв в советской жизни и литературе, прохаживаясь по рукам "надеящихся, но немощных". Проблема в том, что сейчас, как, собственно, и во времена выхода киги, стенограммы всех описанных судов были доступны широкому пользователю (вот это и есть историческая литература!). Казалось бы, зачем нужно было советскому гражданину читать Архипелаг ГУЛАГ ("антисоветчина" же!), за которую точно посадят? Почему же никто не пошел в библиотеку проштудировать эти стенограммы и все остальные сталинские зверства, аккуратно законспектированные самими ГБшниками и написать что-то подобное, и приблизить крах режима?

На эти вопросы никто никогда не ответит.

Резюме.

Книга зверская, душераздирающая, невероятно длинная, но невероятно захватывающая, невозможно оторваться от чтения. Эту книгу обязан прочесть каждый.

Я всего лишь тюремный поэт, я пишу о неволе. О черте, разделяющий свет на неравные доли. Ограничена тема моя обстановкой и местом. Только тюрьмы, этап, лагеря, мне сегодня известны. и в двойном оцепленье штыков и тюремных затворов вижу только сословье рабов и сословье надзора. В мой язык включены навсегда те слова и названья, что в тюрьме за года и года восприняло сознанье. Вышка. Вахта. Параша. Конвой. Номера на бушлатах. Пайка хлеба. Бачок с баландой, Бирка со смертной датой. Это вижу и этим дышу за чертою запрета. Это знаю одно и пишу лишь об этом. Ограничена тема моя, но за этой границей – лагеря, лагеря, лагеря от тайги до столицы. Не ищи никаких картотек, не трудись над учётом: три доски и на них человек – мера нашего счёта. Искалечен, но всё-таки жив человек, как и раньше, он живёт, ничего не забыв в своей жизни вчерашней. И хотя запрещают о нём говорить или слышать – его грудь под тюремным тряпьём и страдает и дышит. ( Автор Елена Владимирова)

Об этом произведении много говорят, и много пишут... Когда я узнала о чём оно, слегка отнеслась настороженно и первая часть для меня оказалась слишком тяжёлой, беспросветная ненависть, жестокость, боль, пустота, бессмысленность жизни, безверие... Не хотелось верить, не хотелось вопринимать это как истину. Да и до сих пор не очень хочется, если честно я выросла, когда это всё уже было в прошлом, когда были жестокие 90-ые, в которых многим семьям было очень тяжело. Конечно я слышала об этом, я смотрела фильмы, читала стихи. Я знала, что были страшные репрессии, но как-то это было там, далеко и может не так страшно. ..Но одно из предназначений литературы приоткрывать нам глаза, и хорошо, когда человек способен это сделать. Именно это произведение воссоздало для меня в полной (насколько это возможно) мере всю трагедию этого "маразма" Очень трудно читается (в моем случае слушается) первая часть- но когда начинается история побегов, мятежей- это даёт такую надежду такое просветление, что вся книга предстает в ином свете, как будто озаряет тебя. Всё таки, я, как читататель, люблю в книгах надежду, хотя бы надежду...

И, безусловно, ты тысячу раз преклоняешься перед этим людьми, которые столько прошли, столько пережили, столько вытерпели. И сравниваешь себя с ними, а мы бы смогли? Мы бы прошли лагеря? Сколько из нас прошло бы этот путь до конца? И задумываешься, а так ли далеки от нас ГУЛАГи в нашей действительности?

А вообще произведение Солженицына рождает много мыслей и чувств и не возможно их все описать в рецензии. И произведение нужно читать!

Нет в русской литературе более спорной (и оспаривающейся) и неоднозначной работы чем «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына. В настоящее время превалирует скорее отрицательная оценка этой работы – громят её и за недокументальность, неточность, неправдивость, даже почитатели Солженицына называют «Архипелаг» - «сборником лагерных баек». И это не говоря о мировоззренчески сомнительным сочувствиям автора власовцам и полицаям. Поток положительных отзывов в сторону этого произведения значительно тоньше и эти отзывы носят осторожный характер. И я примкну к этому осторожному крылу читателей.

«Опыт художественного исследования» - так озаглавил автор жанр работы в её названии, что уже подразумевает ненаучность и отход от документалистики. Художественное исследование подразумевает определенный элемент недостоверности. Но все же восприятие Солженицыным ареста, тюрьмы и прочего, вряд ли сильно будет отличаться от восприятия обычного лагерника. Все те истории, что покажутся читателю, не побывавшему в тех местах, нелепыми, возможно, каждым лагерником принимаются за «чистую монету» и на веру, потому что от режима, который бросил их на четверть века «ни-за-что» и чуть ли не на верную смерть в лагеря, можно ожидать чего-угодно.

На новосибирской пересылке в 1945 конвой принимает арестантов перекличкой по делам. " Такой-то!" - "58-1-а, двадцать пять лет." Начальник конвоя заинтересовался: "За что дали?"- " Да ни за что." - "Врёшь. Ни за что - десять лет дают!

Здесь лагерный миф и байка мешается с реальностью, виденной и прочувствованной. Подвергать сомнению слова самого Солженицына или других известных сидельцев, что приводились в этой работе, нет никаких оснований, но все-таки люди есть люди. Они могли что-то додумать, что-то придумать, какие-то сведения просто ходили из рук в руки до такой степени, что превращались во что-то невообразимое (как, например, метод допроса обвиняемого женщиной-следователем посредством своего стриптиза, который приводится автором). (В этом плане Солженицыну сами чекисты развязали руки, по его мысли, своей методикой ведения следствия – «пускай обвиняемый сам докажет, что преступления в котором он обвиняется не было». Он заявляет, будучи осуждён ни-за-что, своё моральное право на использование таких же приёмов.) Да, статистические данные, приводимые Александром Исаевичем голословны, да, исчисление потоков на ГУЛАГ и антипотоков с ГУЛАГа в точности не мог знать Солженицын. Но вся голая статистика и большая часть публицистических сетований автора не самое интересное и не самое важное, что находится на этих страницах. Важно кое-что другое.

Лёжа в постели и попивая кофе, приятно рассуждать, дескать, да, были репрессии и людей садили в тюрьму за анекдот (ведь можно же было анекдот и не рассказывать!), зато Россия из страны аграрной превратилась в индустриально-развитую. Да, кого-то расстреливали за какую-то деятельность, которой может и не было, ну, зато государство укрепилось и мы победили в войне. Да, такое было и это, наверное, плохо, но ведь не носило это прям такой уж массовый характер, ведь никто из твоих родных не был ни репрессирован, ни расстрелян. «Архипелаг ГУЛАГ» рушит эти представления и заставляет пережить вместе с миллионами сидельцев все стадии уголовного преследования. Арест, пытки, доносы, заключение в изоляторе, каторга – 10, 15, 20, 25 лет, а некоторые сидели и по 30 лет по совокупности. Солженицын фантазирует, а вдруг тебе не повезло. Тебя хватают на улице, на работе за донос, за критику советской власти или просто так, и, если в период следствия не потеряешь большую часть своего здоровья, которая помогла бы тебе пережить десять лет каторги, то можешь всё-таки считать себя счастливцем. «Архипелаг ГУЛАГ» несёт в себе чистый, яростный посыл автора – показать простого человека, за которым приезжает опергруппа и его жизнь меняется коренным образом. В этой эпопее выписаны сотни человеческих судеб, в некоторые с трудом верится, но остальные поражают своей правдивостью и ужасом.

Созданная во тьме СССР толчками и огнём зэчечких памятей, она должна остаться на том, на чем выросла.

Цель Солженицына – раскрыть глаза читателю и это одна из немногих книг, которой это удается. Почувствуй. Испугайся. Поставь себя на место обвиняемого, подсудимого, осуждённого. Каково бы было тебе? И все статистики, графики, победы производства или войн кажутся бессмысленными, если такое могло происходить с простым человеком. Государству, которое допускало подобное, оправдания быть не может.

Критика этого романа вполне обоснована. «Архипелаг ГУЛАГ» - не пойми что. И не художественное, и не документальное произведение. Вроде бы и нет свойственных роману ходов, характеров и структуры, нет документальной точности, а весь документальный материал – пара статей да лагерные истории заключённых. В «Архипелаге» множество сугубо публицистических рассуждений и отступлений, но считать его - неимоверно разросшейся статьёй или сборником статей, язык не повернется. Правы те, кто говорит о сомнительной достоверности работы. Но все же, несмотря на это, как мне кажется, в этом труде заключена огромная правда и истина, в которой был до конца убеждён Александр Исаевич. А если уж хотя бы он один был убеждён в этой истине, то есть основания любому человеку к ней прислушаться.

Стержень «Архипелага» это личные воспоминания Солженицына о своём аресте, следствии, допросе, отбывании наказания. Пожалуй, эти автобиографические куски лучшее, что выходило из-под пера Александра Исаевича. Пятая часть «Каторга», которая почти полностью состоит из восприятия Солженицыным отбывания им наказания в Казахстане – лучшая во всём «АГ». Её красота не в достоверности кошмара, а в надежде, которую дарит бывший сиделец. Надежду на то, что человек может бороться, может что-то противопоставить античеловечной машине принуждения – побег, восстание, мятеж, война. Финал этой части нерадужный, но это самая оптимистичная часть работы. Здесь и лагерное начальство присмиряется заключенными, и блатные видят силу «политических». Все остальные части крайне пессимистичны. Особенно первая.

В первой части Солженицын представляет читателю следствие. Мне она показалась слабоватой. Главы, касающиеся ареста и следствия Солженицына, конечно, – превосходны. Однако в ней содержатся самые скучные и неубедительные главы всей работы – «закон-ребенок», «закон мужает» и прочее. К примеру, в главе «закон мужает» АИ приводит выдержки из сборника обвинительных речей прокурора Крыленко (будущий председатель Верховного суда СССР) и комментирует их с усмешкой и издевкой. Совершено скучно и без толку. Но именно первая часть ставит один из главных вопросов всей книги – кто он этот Следователь, ломавший и избивавший невиновных? Как он оправдывался перед собой, перед людьми? Почему ему не вернулось возмездие?

Кому-кому, но следователям-то было ясно видно, что дела - дуты! Они-то, исключая совещания, не могли же друг другу и себе серьёзно говорить, что разоблачают преступников? И все-таки протоколы на наше сгноение писали за листом лист? Так это уж получается блатной принцип: "умри ты сегодня, а я - завтра!"

Хотел бы Солженицын умолчать, указав, что все они поголовно мерзавцы и подлецы с рождения, но не может. Потому что сам помнит, как, будучи офицером, гонял солдат и пользовался благами офицерства. Гордился тем, что он выше остальных, отдаёт приказания и даже дед-солдат с ним на «вы», а он со всеми на «ты». В карательных органах та же система подчинения человека, как и в армии. Невозможно не нарасти гордости на сердце, невозможно отказаться от положенных по закону послаблений. Поразительны слова Солженицына о том, что, быть может, пойди он на службу в НКВД, то мог бы и сам оказаться в рядах, мучающих людей, и почитал это за нормальное явление жизни.

Меня поставили в четвертую пару, и сержант-татарин, начальник конвоя, кивнул мне взять мой опечатанный, в стороне стоявший чемодан......то есть как чемодан? Он, сержант, хотел, чтобы я, офицер, взял и нес чемодан? То есть громоздкую вещь, запрещённую новым внутренним уставом? А рядом с порожними руками шли бы 6 рядовых? И - представитель побеждённой нации? Так сложно я всего не выразил сержанту, но сказал: - я - офицер. Пусть несёт немец.

Идеология дает оправдание злодейству рассуждает Солженицын и в этом находит причину твердости комиссаров, истреблявших людей. Идеология даёт моральное (в собственных глазах) Право отнимать жизнь, калечить и топтать.

И это наше наследство. Нынешняя следственная и судебная система правопреемница не имперской, а советской традиции. Нельзя забывать это. Имперская правовая традиция, отражённая в трудах классиков художественной литературы (тех же Толстого и Достоевского) была разрушена до основания. На её месте воздвигнута Революционная Необходимость. Необходимость переросла в данность, а затем в закостенелую привычку. Сегодня в России применение уголовного закона по аналогии запрещено, а откровенно политических статей в УК РФ не предусмотрено… Однако ШИЗО – штрафной изолятор (термин, придуманный большевиками), например, до сих пор существуют. Чего уж говорить о бесправии заключенных попадающих в некоторые исправительные колонии (термин тоже времён СССР). В сознании обывателя укоренилось представление о тюремном наказании, как о Каре за преступление (да и не должно быть виновному удобно, должен страдать!) и прочее-прочее. СССР оправдывал существование столь жестоких методов «искоренения преступности» идеологией. Идеология пала, да только методы кое в чём остались прежние.

Одна из моих любимых частей «АГ» - четвертая, озаглавленная «Душа и колючая проволока». В ней АИ отдаётся размышлению о том, как нужно было прожить жизнь за решеткой. Он говорит, что всем нам с детства навязывают мысль, что важен лишь результат, материальное - сколотить партию, победить в политической борьбе, первым полететь в космос, Выжить. В этой связи не важны методы достижения, а лишь сам полученный «фидбек». Солженицын высказывает свою истину - важен не результат, а дух, ни то, что сделано, а как. Ни что достигнуто, а какой ценой. Для лагерника известна цель - выжить ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ, а чтобы выжить нужно стать стукачем, предать товарищей, таким образом, устроиться в «тёплое место», нужно гнуться, угождать, подличать. АИ заявляет на это свой протест. Да, приятно овладеть результатом, но не ценой потери человеческого облика.

Лишь отказавшись от идеи «выжить любой ценой», человек остаётся человеком в лагере. В «Душе и колючей проволоке» Александр Исаевич благодарит заключение под стражей за 8 лет выживания, потому что это бесценный опыт, перевернувший его существо и сделавший его таким, каков он есть. Однако сам же себе возражает, ведь те, кто умер за колючей проволокой, вряд ли могут быть благодарны палачам.

Особенное внимание Солженицын уделяет блатным. «Умри ты сегодня, а я завтра», «соседа раздевают – молчи, тебя разденем завтра». С ненавистью, с отвращением он высказывается об этом пласте тюремного населения. Фраер или «каэр» для них не человек, а инструмент, его нужно использовать, а потом выбросить. Это самая сплочённая часть тюремного населения, благодаря чему в заключении им «всё дозволено». Рассуждения Солженицына натолкнули меня на мысль близости советского большевизма и «блатоты». Блатные считались для советского государства социально-близкими. В чём же выражалась эта близость, если даже само государство признавало его? Блатной разденет фраера догола на морозе, если сам будет замерзать, чтобы согреться, здесь прослеживается воплощение основного принципа – «умри ты сегодня, а я завтра». Советские чекисты же всех, так называемых «контрреволюционеров-антисоветчиков», отправляли в лагеря на десятки лет на каторжные работы, чтобы самим не оказаться на их месте, в случае отказа от выполнения своих обязанностей. Чем не блатной принцип в действии? Близость выражается в общности - все как один, и спасают только друг друга, остальные пускай погибают и умирают. (АИ говорит о том, что осуждённые чекисты получали несерьёзные сроки и отбывали наказание на удобных должностях лагерных «придурков»). В таком ключе, блатные и, правда, социально-близкие по своей сути советскому государству. Не случайно в фильме «Хрусталев машину!» Германа главного героя, в условиях террора 30-х годов, сперва «опускают» сотрудники правоохранительных органов, а затем блатные. Сотрудники ГБ и блатные сращиваются в одно целое - в орган подавления неблагонадёжных масс населения.

Самые обругиваемые и неоднозначные части этой работы связаны с власовцами и полицаями. Солженицын пытается по-новому взглянуть на русский коллаборационизм как явление. Высказывая не только мысль о том, что это было естественным поведением людей при безальтернативном выборе, но и что человек, у которого близкие люди были либо расстреляны, либо репрессированы, не мог относиться иначе к советскому государству, как с ненавистью, и с радостью шёл в ряды завоевателей Родины. Он оправдывает переход на сторону немцев, говорит о том, что порывы этих людей были чисты. Вспоминает своего знакомого, который в годы войны работал на немцев на оккупированной территории, и то, как он был в своё время поражён этим фактом. Спустя годы он иначе осмысляет это, понимая, что его знакомый с супругой могли лишь ненавидеть советскую власть, поскольку провели десятки лет в тюрьме по «политической» 58 статье УК.

Я хотел страницами этими напомнить, что для мировой истории это явление довольно небывалое: чтобы несколько сот тысяч молодых людей в возрасте от двадцати до тридцати подняли оружие на своё Отечество в союзе со злейшим врагом. Что, может, задуматься надо: кто ж больше виноват - эта молодёжь или Отечество?

Вопрос сложный и до сих пор, спустя 80 лет после войны, народ не готов поставить его на повестку дня, что уж говорить про времена первого издания «Архипелага ГУЛАГа».

Пускай в этой книге достаточно слабых моментов, пускай она стала рупором пропаганды идей самого автора. Но она даёт возможность прикоснуться к сознанию невинно-осуждённого заключённого. При помощи «АГ» можно взглянуть на мир глаза «каэра» времён СССР и ужаснуться. Это главная и великая заслуга этого произведения, которая оправдывает многие её недостатки.

Читаю. Представляю. Сопереживаю. Чувствую. Страшно. Бессилие.

И одна только мысль - это же не прошлое. Частичное проявление системы осталось и сейчас. Для искоренения Архипелага, нужно переосмысление. Нужна смена поколения. Нужна сила людей. Нужна смена политического курса и отношения к простым людям. Да кто же это будет делать?

Солженицын провел большую работу. Мне всегда казалось, что его "Гулаг" про личный опыт, частично так и есть, но автор добавил элементы научного исследования и журналистики. И в этом большая сила Гулага - в книге есть переживания людей, которых стерли и кости свалены в кучу истории. А еще тысячи тысяч историй стерты, их как и не было.

Пропуская, через себя события книги, понимаю - я слишком много говорю, слишком много ошибаюсь, слишком слаб и малодушен. Но как же сладко было ощущение свободы - прогулка 200 метров без конвоя, когда выпрямляется спина. Это пьяное чувство и одно из самых лучших переживаний в жизни. У меня также было после армии, но я всегда помню свое "лишение свободы" перемещаться, думать и быть самостоятельным.

А еще я совершенно понял и согласен с концептом не иметь ничего ценного, кроме внутреннего содеражания. Только это ценно. Солженицын написал об этом так: "То имей, что можно всегда пронести с собой: знай языки, знай страны, знай людей. Пусть будет путевым мешком твоим -твоя память. Запоминай! запоминай! Только эти горькие семена, может быть, когда-нибудь и тронуться в рост. Оглянись - вокруг тебя люди. Может быть, одного из них ты будешь всю жизнь потом вспоминать и локти кусать, что не расспросил. И меньше говори - больше услышишь."

я думаю, стоит прочтению. очень много корреляции с нынешней жизнью.

Читая книгу, очень многое становится ясным. И главный посыл книги, я думаю это жизнь. цените ее

Извиняюсь за сумбурность рецензии, она писалась параллельно с чтением, под влиянием мгновения, и я решила ничего не менять.

Пусть захлопнет здесь книгу тот читатель, кто ждёт, что она будет политическим обличением. Если б это было так просто! — что где-то есть чёрные люди, злокозненно творящие чёрные дела, и надо только отличить их от остальных и уничтожить. Но линия, разделяющая добро и зло, пересекает сердце каждого человека. И кто уничтожит кусок своего сердца?…

Так вот чьи выкрутасы лишь повторил Гитлер с евреями, все уже было опробовано до него у нас в стране. И Черная книга, и Архипелаг доказывают одно – при изрядной наглости можно безнаказанно уничтожать миллионы.Еще и потомки будут тебя боготворить.

В это не хочется верить, в это верится с трудом, но если – было, то что за позор должны мы нести, что за наследие оставил нам великий и нерушимый союз. Стыдно, братцы, стыдно. И никогда уже наверно не узнать мне,что правда, а что ложь, если только мертвые не восстанут. Кошмарное наследие.

Оттого: все, кто глубже черпанул, полнее изведал, — те в могиле уже, не расскажут. Главного об этих лагерях уже никто никогда не расскажет.

*** Никак не ожидала, что повествование будет наполнено … юмором, таким житейским юмором, тем, что называется смехом сквозь слезы.

Солженицын не только делится своми личными воспоминаниями, но и рассказывает о других, и даже в первую очередь – о других. Поочередно обо всех этапах – аресте, следствии, этапировании, лагере, ссылке.

И ему еще повезло, у многих было хуже, и может поэтому мы сейчас читаем его мемуары, а не их, замученных на следствии, замерзших на этапе, убитых в лагере.

А на карте ГУЛАГА весь мой город (Архангельск) и окрестности – все заштриховано как «главные зоны лагерей». И я не знала, и мало кто знает. Про Соловки наверно слышало большинство, но что здесь, на материке, в родных местах. Это ведь не Освенцим в Польше, эта земля у тебя под ногами. Города вокруг – практически построены руками зэков. И мне никто этого не рассказывал. Ни в школе, ни родители. Это просто прошло мимо. А что в остальной России, в Сибири, дальнем Востоке? Хотя бы эта книга сподвигла меня узнать больше.

Всякому важному общественному событию в СССР уготован один из двух жребиев: либо оно будет замолчано, либо оно будет оболгано. Я не могу назвать значительного события в стране, которое избежало бы этой рогатки.

Солженицын прекрасный рассказчик, зря я его боялась, умеет он и со злой иронией обреченного пошутить, и увлечь, и убедить. Он широким взглядом охватывает всю лагерную кухню, подоплеку амнистий, арестов, ударного труда и прочего. Мне понравился его слог, его примечания (ха-ха!) в скобочках.

В Архипелагае - такой поток имен, дат, судебных разбирательств, выдержек и всяческих вырезок из скандальных процессов, что ты бессильно барахтаешься в нем, не в силах разобраться, и не знаешь что правда, а что нет. А что вообще в нашей истории правда?

А какие только причины ареста не указаны! Иногда думаешь – да не может же это быть серьезно? Быть правдой? А потом вспоминаешь где живешь, и пожалуй что и может.

Пастух в сердцах выругал корову за непослушание "колхозной б…" — 58-я, срок.

ВКП(б) уничтожала церкви, запрещала моления и иконы и вместо этого… та-дам, выпустило своих идолов, растиражировала в печати лица своих героев «новые иконы», на которые и косо посмотреть то нельзя, не то что подтереться газеткой. И не поминайте Сталина всуе – получите 58-10. И эти выкрутасы идеологии упоминаются не только у Солженицына.

Временами я проваливалась в описания лагерного быта и казалось – читаю мрачное фэнтези, и сейчас придет Волкодав и все будет хорошо, а можно просто отбросить книгу – это же фэнтези. А потом я возвращалась в реальность, и хотелось, как и с Черной книгой, бегать, тыкать всем под нос этот Архипелаг и кричать: «люди да как же вы спокойно живете, ведь вон что творили, и молчат, и ничего, и тишина!».

Но он не просто говорит и возмущается как было, он разбирает – почему так было? Посему позволяли миллионы гноить себя в лагерях, почему редкие вспышки сопротивления так быстро гасли и никому не были известны. Приоткрывает как внешние причины (изощренная политика партии и власти, не имеющая никаких моральных или иных ограничений), так и внутренние человеческие резоны.

А глава про женщин в лагере – всего не пересказать. Понятно, что автор не может знать полно о женской доле, и со многим я бы поспорила, мол, "переносили легче" - да кто знает это легче или хуже.

А еще есть глава про детей.

Вообще ему самому там было легче, устроился придурком (по его же терминологии), записался в стукачи, но повезло, что ни одного доноса не пришлось сделать. А сколько людей доносили, еще и гордились этим, вот мы какие сознательные «советские люди». Вообще, что такое советский человек, спрашивает Солженицын – только там, в лагере, он понял, что в лучшем случае ничто, в худшем – гадина, предатель и душегуб. Много-много людской поганой природы раскрывается в таким местах, на изломе судеб, задешево продают знакомых, родных, близких друзей, себя, жизнь даже, и свою, и чужую, но «советский человек» - это святое.

Читаешь про еще шевелящуюся яму трупов и не добитых после расстрела, плывущую от крови.. стоп! Это же холокост, немцы, евреи… ан нет! Это наше, это советское.

И дальше по накатанной - от общих ужасов и принципов истребления – к частным. Несколько ярких нестандартных героев и историй храброй смерти или удачного побега, воли к жизни или чудесного спасения. И тысячи, тысячи смертей безвестных, пачками расстреливаемых.

Понравились истории про лихого Коверченко.

Вот эта угроза потрясла и оскорбила Коверченку: значит, бомбы хоронить — Иван лети? а за поганую полуторку — в тюрьму? Ночью он вылез в окно, ушёл на Двину, там знал спрятанную моторку своего приятеля и угнал её.

Доходишь и до побега Тэнно (точнее, до побегов Тэнно) – и сердце замирает, куда уж там фантастике и детективам, это гораздо больше цепляет за живое.

А когда его настигает прозрение – только в тюрьме можно прозреть, только там оттачивается характер и раскрывается душа, я не согласна – это спасение не для всех. Вообще спасение через страдание – наверное, возможно, но это ж какую волю надо иметь.

Есть там и про Украину – что намаемся еще, как в воду глядел. Но об этом уже не буду, можете и сами прочитать в пятой части.

Да и вообще – бандеровцы, власовцы, петлюровцы, немецкие подстилки – все понятия расплылись и развеялись, и есть только исковерканные судьбы, ошибки измученных людей, уставших и находящихся в постоянном страхе. Не нам их судить, или не скопом же всех.

И мало читать Солженицына, верно нужно прожить свою судьбу в то время, чтобы вынести верное суждение.

Еще упрекают что он-де призывал атомную бомбу на наши головы. Будто бы стоял у Трумэна за плечом и твердил «Push the batton!». Вы вообще книгу читали или только эти строчки на каком-то форуме выхватили? Впрочем, Солженицын и сам хорошо описал эту породу людей «разберутся-отпустят-я-же-не-виноват-как-все-остальные». И будьте прокляты кто «опровергает западную агитку», что убито было не 50-40-30 млн., а всего-то 4-3-2 млн. И Беломорканал же сам не построится.

Ведь мы уважаем Больших Злодеев. Мы поклоняемся Большим Убийцам.

"Энциклопедия лагерной (тюремной) жизни. От арестов, пересылок, содержания заключенных, побегов и до жизни на воле после освобождения" - так было бы логичнее назвать это произведение. Книга очень обширная и очень подробная по этой тематике. "Архипелаг ГУЛАГ" - обратная сторона медали некогда великой державы под названием Советский Союз. Если у вас слабые нервы/вы любите розовых слоников/верите в честную и справедливую власть/ничего "тяжелее" Преступления и наказания Достоевского в своей жизни не осилили (нужное подчеркнуть), то лучше вам о таком явлении, как ГУЛАГ книги не читать. В "Архипелаге" слишком много боли, страдания и ненависти (к тов.Сталину). Читать такое произведение тяжело и горько. В некоторых моментах откровенно захлестывают эмоции, хочется крикнуть "нет, нет!!! Того не было...Такого просто не могло быть!" И при этом невозможно не поверить Солженицыну, отсидевшему 8 лет в лагерях, и общавшемуся с большим количеством заключенных и уже освобожденных бывших зеков. И все-таки, на мой взгляд, "Архипелаг ГУЛАГ" это в значительной степени книга не о тюрьме как таковой, а о людях. О людях с одной стороны колючей проволоки и о людях по ее другую сторону. Да и, в общем и целом, о людях... Стоит читать, если вы больше хотите знать об истории России, лучше понимать социальные процессы, ценить себя и других.

Жизнь. Кто бы мог подумать какой кровью написана наша история. ГУЛАГ - лагеря смерти, я уверен, что мало кто будет отрицать их существование и тот факт, что по злой воли Сталина погибло очень большое количество, миллионы людей: расстрелы, лагеря, пытки во время ведения следствий, использования труда заключенный до смерти(БеломорКанал, БАМ и т.д.), ошибки при ведения войны (финская война - 100 тыс. жизней и т.д.), и сколько всего, чего я забыл упомянуть. И пусть не смеют защитники его прикрывать сей факт "заботой о Родине", и якобы до него и после него все так же плохо было.

Тяжело читать было, грустно, безумно жаль людей, ведь действительно лучших умов страны сгубили (прочитайте хоть историю Вавилова)... Хоть и нельзя уже этого изменить, надо помнить и знать свою историю. И эта книга поможет вам в этом.

И несколько слов про пролетарского писателя. Как же много я узнал про Горького. Я приведу следующий отрывок про его приезд в один из лагерей, где так же содержались дети. ДЕТИ!!!

Поехали в Детколонию. Как культурно! - каждый на отдельном топчане, на матрасе. Все жмутся, все довольны. И вдруг 14-летний мальчишка сказал: "Слушай, Горький! Всё, что ты видишь - это неправда. А хочешь правду знать? Рассказать?" Да, кивнул писатель. Да, он хочет знать правду. (Ах, мальчишка, зачем ты портишь только-только настроившееся благополучие литературного патриарха... Дворец в Москве, именье в Подмосковьи...) И велено было выйти всем, - и детям, и даже сопровождающим гепеушникам - и мальчик полтора часа всё рассказывал долговязому старику. Горький вышел из барака, заливаясь слезами. Ему подали коляску ехать обедать на дачу к начальнику лагеря. А ребята хлынули в барак: "О комариках сказал?" - "Сказал!" - "О жердочках сказал?" - "Сказал!" - "О вридлах сказал?" - "Сказал!" - "А как с лестницы спихивают?.. А про мешки?.. А ночёвки в снегу?.." Всё-всё-всё сказал правдолюбец мальчишка!!! Но даже имени его мы не знаем. 22 июня, уже после разговора с мальчиком, Горький оставил такую запись в "Книге отзывов", специально сшитой для этого случая: "Я не в состоянии выразить мои впечатления в нескольких словах. Не хочется да и стыдно (!) было бы впасть в шаблонные похвалы изумительной энергии людей, которые, являясь зоркими и неутомимыми стражами революции, умеют, вместе с этим, быть замечательно смелыми творцами культуры". 23-го Горький отплыл. Едва отошел его пароход - мальчика расстреляли. (Сердцевед! знаток людей! - как мог он не забрать мальчика с собою?!) Так утверждается в новом поколении вера в справедливость.

Книга нужная каждому кто хочет себе сделать прививку "Антисовка". В целом книга далась достаточно просто, не самая трудная книга в моей жизни. Эмоций вызывает море, и это как вы понимаете не самые приятные по своим ощущениям. Солженицын провел мега работу по сбору информации о годах репрессий. "Красный террор", "лихолетье", и репрессии 40-50 годов, все это автор очень четко расписывает как и со стороны истории так и со стороны репрессированных людей. Так же в книге имеется и сама история ссылки Солженицина. Не понимаю тех кто говорит о том что книга слишком депрессивная и в ней нет "лучика света", тот же бунт на фабрике или восстание прямо на "Архипелаге". Да вы скажите что те случаи ты привел, это примеры неудач. Но вы же понимаете что это ГУЛАГ, а не курортный лагерь что бы просто взять сбежать/совершить удачное восстание против власти. Плюс эта книга виденье всей ситуации автора, и "он художник и он так видит", пусть это все и в темных красках.