Kitabı oxu: «Простые истины», səhifə 2

Глава 2

– Привет, Ровнин. Какая у тебя, однако, сотрудница бдительная, прямо как мама. Только что вопрос «А кто его спрашивает?» не задала.

По какой-то причине девушка, что находилась на том конце провода, Олега по имени называла не слишком часто, предпочитая именовать по фамилии. Сначала это его немного раздражало, а потом он как-то привык и даже начал находить подобное обращение немного экзотическим. Собственно, он и с тем, что сия целеустремленная и внешне строгая девушка неожиданно заняла место в его жизни, пусть и далеко не главное, тоже свыкся не сразу. Тем более ничего подобного у Олега вообще в планах не значилось, так как для сколько-то серьезных отношений с противоположным полом у него ни времени, ни денег в достаточном количестве не имелось. Нет, карта-пропуск в клуб Арвида никуда не делась, но этого явно было недостаточно.

Да и с жилищными условиями дела обстояли средненько. То есть не то чтобы прямо так себе, но и сильно комфортными их назвать было трудно. Олег по-прежнему обитал на съемной квартире Баженова, правда, теперь не на птичьих, а на законных правах. Славян, поняв, что Ровнин как сосед вполне удобен, предложил ему распилить арендную плату на двоих, на что юноша без особых раздумий согласился. Во-первых, он к этой квартире уже привык, во-вторых, так оно выходило значительно дешевле и, в-третьих, у Баженова, несмотря на тараканов, которые обитали в его черепной коробке, можно было много чему научиться.

Например, ножевому бою, в котором Славян, как оказалось, был очень умел. В начале лета довелось им брать одного упыря, который за две ночи аж пять москвичей умудрился крепко покусать, так Баженов его на куски своим ножом настрогал. В буквальном смысле. Олегу даже делать ничего не пришлось, он просто стоял и смотрел, как его напарник пластает накачанную по горлышко кровью, а потому более чем шуструю нежить. Упырь – он, разумеется, не вурдалак, ему далеко до выносливости, быстроты и смекалки, назовем их так, старших братьев. Но все же это очень серьезный и опасный противник, с которым следует считаться.

И тем не менее Славян минут за пять кровопивца разделал, точно мясник подвешенную на крюк тушу, разве только что голову ему не отрезал. Да то лишь потому, что не хотел еще сильнее холодной и вонючей упыриной кровью перепачкаться.

Как оказалось, на той заставе, где он два года «срочной» провел, прапор один служил, родом из терских казаков, тех, что с давних времен с сопредельными горцами резались и потому что шашкой, что ножом владели отменно, так он Баженова ножевому бою и обучил. Сам Славян, правда, говорил, что постиг только азы мастерства, ибо в полной мере тот прапор по ряду причин ему свое умение не передал. Во-первых, два года службы для изучения таких премудростей – срок мизерный, во-вторых, не родичи с тем прапором они, а потому особо секретные приемы ему показаны не были. Казаки к хорошим людям, конечно, всегда с дорогой душой относятся, но есть вещи, которые они поведают только своим же, тем, кто с ними одной крови и одного рода.

Впрочем, для Олега и те азы, что его новый сосед получил от лихого казака-прапора, являлись недостижимой высотой. Крайне впечатлившись, он конкретно присел на мозги своему Славяну, и тот, сдавшись, согласился с ним заниматься, когда время будет. И, к его чести, действительно принялся его учить разным хватам и уворотам, причем на совесть, без особой жалости и разных «если устанешь – скажи».

Правда и минусов в их совместном проживании хватало. Например, Баженов адски храпел, так, что стекла звенели в рамах. Еще пару-тройку раз в месяц, как правило в субботу, он напивался в хлам, а после начинал петь протяжные тоскливые песни о кукушке, которая за рекой считает, сколько ему жить осталось, и о том, что стоит сосна и река жемчужная течет. Вишенкой же на торте являлись нечастые просьбы нынче ночевать не приходить, а остаться в отделе, ибо есть на то особо выдающиеся причины третьего-четвертого размера.

В принципе, конечно, никто не мешал поступать Олегу так же, и Славян все верно бы понял, но вот не монтировалась эта девушка с их холостяцким жильем у него в голове, с какого ракурса ни погляди. Ласковые и непритязательные особы из соседнего педагогического училища – да. А она – нет.

Хотя эта девушка и с ним самим, как было сказано ранее, тоже не очень-то сочеталась. Он, собственно, еще при первой их встрече сразу подумал, что не по Сеньке шапка, но, как известно, хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах. Вот так и тут вышло.

Как-то в начале июля Францев Ровнина отправил в главк, чтобы отчет отвезти, вот там-то и случилась нежданная-негаданная встреча. Олег прошитые и пронумерованные документы куда положено сдал, а после решил в теньке перекурить, попутно грезя о кружке ледяного квасу. Тут, в Москве, в разливном виде почему-то продавался только теплый, а это совсем не дело. Был еще баночный, из холодильника, но вот только квасом сию субстанцию называть не следовало, хотя бы из уважения к старинному национальному напитку.

За этими мыслями он как-то пропустил тот момент, когда его окликнул приятный девичий голос.

– Лейтенант Ровнин! – постучал по плечу его чей-то пальчик. – Эй, с тобой все нормально?

– Ну да, – развернулся он к той, что к нему обратилась. – О! Неожиданно! Привет!

Это была девушка, с которой он свел знакомство еще весной, когда расследовал дело о серьгах Кандауровой. Она такой в его памяти и осталась – стройная, высокая, в приталенном форменном кителе, с тонкими чертами лица и некоторой надменностью в поведении. Да что там некоторой? Изрядной, скажем прямо.

И звали ее вроде бы Маша.

– Привет! – одарила его улыбкой коллега. – Я зову-зову, ты молчишь.

– Ушел в себя, – потушив окурок о край урны, ответил Олег. – А оттуда обратно дорога длинная. Ты как здесь? По делам или перевелась?

– Бумаги привозила, – качнула папкой, которая находилась у нее в руке, девушка. – Лето, отпуска, людей не хватает, вот меня и снарядили. Хамство, конечно, но с начальством спорить не будешь.

– Полностью согласен, – кивнул Ровнин. – Ну, рад был повидаться! Пока!

– А ты почему мне не перезвонил? – и не подумала прощаться с ним Маша. – Я же дала тебе свой номер?

Олега, который уже собрался направиться к метро, этот вопрос, что скрывать, немного обескуражил. Вернее, даже не вопрос, а то, какой на него ответ стоит дать. Честный? Наверное, обидится. Соврать? Еще совсем недавно Ровнин так бы и поступил, но за последние два месяца его взгляды на любые обещания, угрозы, а также заведомую ложь порядком изменились. Юноша усиленно приучал себя в любых ситуациях без крайней нужды не прибегать ни к тому, ни к другому, ни к третьему. Получалось, увы, не всегда, но он знал – усердие и труд все перетрут.

– А ты ждала? – изобразил удивление юноша. – Тогда извини. Просто вроде речь шла о том, что для продолжения нашего общения мне следует карьерно подрасти, а с этим пока никак.

– Ничего, – благосклонно кивнула Маша, – и такой сойдешь. В конце концов, за каждым успешным мужчиной стоит женщина. А я особа упорная, если чего задумала – добьюсь.

– Как сказал Марк Твен, – решил блеснуть эрудицией Олег. Просто буквально пару дней назад эту же фразу в какой-то связи Савва вплел в разговор, а после по своей привычке назвал и ее автора. – Хороший писатель.

– Да? – удивилась девушка. – Не знала. Эти слова часто моя мама повторяет, вот я и запомнила. Олег, у тебя девушка есть?

– Снова неожиданно, – повторно опешил юноша, никогда до того не сталкивавшийся с подобной прямотой, простотой и, что интересно, деловитостью. Просто именно с такой интонацией был задан столь нестандартный вопрос. – Уже нет.

– Расстались? – уточнила Маша. – По чьей инициативе?

– По обоюдной, – ответил молодой человек и опять же ни словом не соврал. Васек в их последнем разговоре упомянул о том, что в начале июня Алена, теперь, выходит, уже его бывшая, внезапно заявилась в отдел и просила передать, что она нашла себе вместо Ровнина нормального парня, который не пропадает ни с того ни с сего невесть куда. Бывшие коллеги Олега внимательно и даже с сочувствием ее выслушали, а после пожелали большого счастья в личной жизни.

Исходя из услышанного, Ровнин с полным правом считал себя теперь свободным человеком, и этот статус, кстати, ему очень нравился. Ну а если совсем честно, то Аленку он и поначалу не сильно вспоминал, а после вовсе забыл, точно ее не было.

Свинство? Наверное. Но так случается.

– Вроде не врешь, – заметила Маша, которая очень внимательно все это время следила за его лицом. – Да ты не удивляйся, просто не люблю, когда из меня дуру делают. Ну и кое-какой негативный личный опыт тоже есть.

– У кого его нет? – дипломатично заметил Олег.

– Тут рядом кафе, – мотнула влево подбородком девушка. – Я бы не отказалась от чашки кофе и эклера.

– Я бы тоже, – улыбнулся Ровнин. – Но мне еще в отдел надо вернуться.

– Времени почти шесть, – глянула на миниатюрные часики, которые красовались на тонком запястье, Маша. – Какой отдел?

– Это вам, кадровикам и делопроизводителям, хорошо, – без малейшего почтения в голосе заметил Олег, – а оперов ноги кормят. У нас рабочий день ненормированный.

– Опера тоже по КЗОТу живут, – резонно возразила ему Маша. – Закон для всех един. И потом – просто невежливо отказывать девушке, которая сама тебя куда-то пригласила. Или ты думаешь, что я так часто поступаю?

Ровнину очень хотелось сказать, что он вообще о ней и не думал, но воспитанный юноша в нем победил потихоньку матереющего опера, которого усовестить не так и просто.

Вот так и появилась у Олега какая-никакая личная жизнь. Время от времени она его радовала, потому что без постоянной девушки жить нормальному молодому человеку и грустно, и скучно, а иногда печалила, потому как лейтенант Остапенко была девушкой во всех отношениях непростой.

Во-первых, характер у нее оказался далеко не сахарный. Нет, записной стервой Маша не являлась, и сцены ревности, как та же Аленка, на ровном месте никогда не устраивала. Но иногда ее чрезмерная целеустремленность, а также уверенность в единственной верности собственного мнения просто вышибали Олега из седла. Настолько, что пару раз он даже подумывал о том, что, наверное, пора сворачивать это шапито и, не мудрствуя лукаво, как и прежде составлять компанию Славяну в его общении с женским контингентом, обучающемся в медицинских и педагогических учебных заведениях. Так и проще, и, кстати, веселее.

Во-вторых, ко всему прочему она оказалась девочкой из хорошей семьи. Выяснилось это совершенно случайно, когда после нескольких свиданий, заключающихся в походах кино и кафе, она затащила Олега к себе домой. На улице как раз дождь разошелся не на шутку, вот он и согласился.

Родителей дома не оказалось, но выводы сделать было несложно. И четырехкомнатная квартира на Малой Бронной, и обстановка в ней, и картины на стенах, и пианино Bösendorfer говорили сами за себя.

Кстати, именно тогда Олег окончательно понял, что этой девочке в их с Баженовым холостяцком гнездышке делать точно нечего. Не того полета пташка. Плюс ему стало совсем непонятно – на что он ей сдался? Ладно ее служба в милиции, тут реально придумать обоснование. Может, она с детства о ней мечтала или родитель сказал, что для дальнейшего роста надо на государевой службе хоть год отработать.

Но он-то тут при чем? Ей куда больше подойдет мальчик из хорошей семьи, с фамилией Фельдман или Берштейн, но никак не Олежка Ровнин из Саратова.

И все же эти странные отношения, в которых одна сторона не понимала, зачем они вообще нужны, а вторая только и делала, что удивляла первую своим упорством в желании их сохранить, длились уже несколько месяцев.

– У нас отдел маленький, все друг за друга переживают, – ответил Олег собеседнице, перехватив массивную телефонную трубку поудобнее. – Маш, ты говори, чего хотела, да я пойду. Дел еще – как у дурака фантиков.

– Сегодня к восьми вечера жду тебя в гости, – сообщила ему девушка. – Отказ не принимается. Родители желают с тобой лично познакомиться.

Ровнину очень хотелось ответить, что-то вроде «а я с ними нет», но делать он этого не стал. И воспитание снова подвело, да статус папы не предполагал того, что о нем какой-то лейтенант так отзываться станет. Родитель Маши и при перестройке неплохо себя чувствовал в должности декана довольно престижного вуза, и сейчас тоже, правда, теперь в качестве одного из функционеров средней руки партии «Родина», которая на недавних выборах забрала большинство мест в Государственной Думе.

Впрочем, сути вопроса это не меняло. Одно дело с Машкой время от времени спать, другое – с ее стариками знакомиться. Это уже явный перебор.

– Не могу обещать, – твердо заявил он. – И не надо так вздыхать в трубку. Ты знаешь, кто я и чем занимаюсь.

– Я не вздыхаю, – осекла его Маша. – Не льсти себе. Простыла просто немного. Что до остального – не сможешь в восемь, так приходи в девять. Ничего, этикет позволяет.

– Ты меня не слышишь.

– Почему, слышу. И ты меня – тоже. Все. Жду.

И она повесила трубку. Олег сделал то же самое, а после задумчиво выбил пальцами дробь по столу.

– Что ты, молодец, невесел? – осведомилась у него Ревина, которая, не особо скрываясь, с интересом выслушала весь разговор. – Что ты голову повесил? Не хочешь с мамой-папой девочки знакомство сводить?

– Не-а, – честно ответил юноша и глянул на телефонный аппарат. – Менять его, конечно, надо. Не дело, что любой желающий слышит все, что в трубке говорят. Ладно, если свои, как вот ты, например. А если нет? Если враг?

– Что у нас в здании менять не надо? – резонно осведомилась у него Елена. – Только денег все равно нет. Ладно, ты лучше скажи – просто продинамишь сегодняшнее мероприятие?

– Думаю, да, – подтвердил молодой человек. – И лень, да и просто не люблю я все эти смотрины. Вопросы дурацкие, взгляды оценивающие… Мне дома этого хватило. Мама то и дело каких-то дочек своих подруг к нам водила, будто я сам себе девушку не могу найти. Жутко унизительно! Плюс там родители непростые. Мама в консерватории преподает, папа в Госдуме сидит. Где они – и где я?

– Это да, – покивала Ревина. – Но я бы на твоем месте пошла.

– Аргументируй.

– Во-первых, наверняка там можно хорошо пожрать, – загнула один палец девушка. – Ты горячее когда в последний раз ел?

– Позавчера, – подумав, ответил Олег. – Мы с Баженовым курицу-гриль купили.

– Вот. А тут домашнее. Во-вторых, эта девочка, насколько я поняла, сильно настырная, значит, рано или поздно она тебя дожмет. Можно, конечно, просто с ней разойтись, но ты, я так понимаю, к этому не стремишься?

– Не знаю, – Олег уселся на стул верхом, – сам не очень понимаю пока.

– Тем более. Может, ты так ее старикам не понравишься, что они сами вынудят ее с тобой расстаться. И решение за тебя примут другие люди, и себя тебя упрекнуть не в чем.

– Резонно.

– И особо там не мудри, – добавила Елена. – Не надо включать Баженова, ни к чему всякие банальности вроде сморкания в скатерть или матюгов по поводу и без повода. Просто будь самим собой, этого хватит.

– Как-то неприятно твои слова прозвучали, – нахмурился Олег. – Я настолько неотесанный, что мне даже притворяться не надо?

– Не неотесанный ты, а непонятливый, – вздохнула Ревина, – но я уже к этому привыкла.

В этот момент хлопнула входная дверь и в здание вошел промокший Францев.

– Льет точно из ведра, – пожаловался он подчиненным. – Два шага от машины до крыльца прошел – и насквозь!

– Так осень, – высунулся из стены Тит Титыч. – В Москве завсегда так по октябрю. Три дня вода льет, три – ветер свищет, а там, может, солнышко ненадолго покажется. А после – сызнова дожжь.

– Умеешь приободрить, – оценил его слова начальник. – Морозов с таможни не возвращался?

– Не-а, – ответила Ревина. – Звонил, сказал, что там вообще непонятно, кто за что отвечает, потому раньше завтра его не ждать. Плюс там случилось что-то, но детали он не рассказал.

Саша еще с утра отправился на один из терминалов, через который, предположительно, в страну то и дело поступали проклятые вещи из числа особо проблемных, наладил кто-то из зарубежных коллег вот такой утилизационный канал. Самим с ними колупаться неохота, проще в Россию эдакое добро спихнуть. У них, дескать, страна большая, куда-то да пристроят. Заодно и подзаработать можно, благо это же ювелирка, причем иная даже не этого века.

– Все они там знают, – усмехнулся Францев, – просто свой своего не сдаст. По сути – правильная позиция, но в нашем случае это все усложняет. Да, Олег, очень кстати, что ты здесь. Давай собирайся, скоро поедем. Вот только чайку хлебну – и помчимся. Аникушка, покрепче мне завари. И с лимончиком!

За шкафом что-то грохнуло, как видно, отдельский домовой так дал понять присутствующим, что приказ услышан и выполняется.

– Куда поедем? – не смог не спросить Олег.

– Награду получать, – пояснил Аркадий Николаевич.

– Награду? Я?

– Ну если тебя с собой беру, то, наверное, ты, а не кто-то другой, – вздохнул Францев. – Все, через десять минут чтобы был собран, подтянут и бодр. Не каждый день такое случается.

Начальник ушел наверх, Олег же недоуменно уставился на Ревину.

– Чего? – развела руки в стороны та. – Я без понятия о том, что там тебе за награда полагается. Как, впрочем, и о том, почему тебе, а, к примеру, не мне. По выслуге лет и КПД я объективно ее точно больше твоего заслуживаю.

– А Мороз больше тебя, – уточнил Ровнин, – и Савва тоже. Если объективно.

– Зато теперь тебе можно не переживать на тему «идти – не идти», – хихикнула Ленка. – Учреждение наверняка официальное, пока дождетесь, пока все формальности согласуют, то, се… Учет материальных ценностей и контроль за их распределением есть основа российской бюрократии. Хотя – странно. Времени почти шесть, рабочий день, считай, кончился. Ладно менты и медики, мы по жизни отморозки, которые всегда неправильно существуют в любых российских реалиях. Но в остальных-то государевых учреждениях люди дольше положенного в жизни сидеть не станут. Раньше свалить – да. Позже – никогда!

– А я еще и в штатском, – расстроенно добавил не особо ее слушающий Олег, а после оглядел себя. – Надо же, наверное, по форме?

– Ясное дело, – подтвердила Ревина. – Ладно, шоколадки мне теперь точно не видать, потому пойду к себе. Завтра все расскажешь – и про награждение, и про смотрины. Ну, если ты до них, конечно, доедешь.

Пока Францев пил чай, Ровнин прикидывал, за какой такой подвиг его могут наградить. Выходило – ни за какой. Нет, руки сложа он не сидел, но при этом ничего особо героического и не совершил. Разве что отбил не так давно молодую девчонку у русалок, которым она накануне на то, чтобы ее утопили, разрешение дала, причем сама о том не подозревая. Кто же, купаясь в русальную неделю, бросается фразами вроде «Вот утону, русалкой стану и буду жить вечно»? После такого тебя непременно в следующий раз, когда ты в ту же реку хоть по колено зайдешь, сцапают и на дно потащат. После того – нет, уже не тронут, но в русалии и вода, и те, кто в ней обитают, слова твои не забудут.

Впрочем, дуре-девке повезло. Олег, который вместе с Саввой приехал в этот дачный поселок из-за арыси, что повадилась местным дачницам подменышей подсовывать в коляски, аккурат перед тем, как сюда отправиться, читал одно старое-старое, еще дореволюционное дело, в котором была описана подобная ситуация. В результате сначала он бедолаге утонуть не дал, после ее, здорово перепуганную, успокоил, а следом и беду от дурной головушки отвел, пустив в ход старинный метод, почерпнутый у коллег. Чтобы русалки и водяник более на вот такую неразумную болтушку не претендовали, имелось три варианта развития событий. Первый – вовсе ей в эту реку больше никогда не соваться. Второй – замуж выйти. Смена семейного статуса то ли все добрачные грехи перед русалками списывает, то ли еще чего, но факт есть факт. Есть, видимо, в этом гражданском акте некая сакральность. Ну а третий вариант самый простой и на удивление действенный – бросить в речку на закате горящую головешку и сказать при этом: «Слова мои с тем огнем сгорели, и ты, вода, про них забудь».

Потенциальная утопленница поартачилась, но, как ей сказано было, сделала. Не забыла, как под водой девок голых увидала, когда те ее на дно холодными руками пытались утащить. Тут любой агностик во что хочешь поверит, не то что девчонка молодая. Впрочем, Олег отчего-то был уверен, что она все равно этот водоем еще пару лет стороной станет огибать.

Так вот – по идее, за такое ему гипотетически могла перепасть медаль «За спасение утопающих». Нет, не за головешку, конечно, а за то, как он девку из воды выволок и после ей искусственное дыхание «рот в рот» делал. Там и свидетели сего подвига были. Но вот только имя-то у него никто тогда не спрашивал?

– Олежка, все ломаешь голову, за что тебя награждать станут? – спросил у Ровнина Францев, спустившийся вниз.

– Ломаю, – подтвердил юноша. – И еще – без формы как? Не положено же?

– Ничего-ничего, – успокоил его начальник. – Там, куда мы едем, никто тебя не осудит за неуставной внешний вид. Если желаешь, даже голым можешь ходить, если приспичит, и поверь, слова дурного ты за это не услышишь. Пойдем, пойдем. Да не сопи ты так, по дороге все объясню.

А дождь и вправду разошелся не на шутку, с небес хлестало так, что дворники в машине еле справлялись с водой, льющейся на лобовое стекло.

– Погодка – врагу не пожелаешь, – вздохнул Францев, выезжая со двора. – С одной стороны хорошо, в эдакое ненастье наш контингент в основном на улицу не суется. С другой – не ровен час придется за город ехать, потонем же в грязи. Трассы еще туда-сюда, а чуть в сторону – и все, застрянешь намертво. Там или танк нужен, или, на худой конец, трактор.

– Ну да, – согласился Олег.

– А я еще с одним знакомым, как назло, договорился днями сгонять в одно место, кое-какой вопрос решить, – произнес Аркадий Николаевич, – как раз за город. Знал бы – не обещал. Ладно, не суть. Что до награды – все так и есть, кое-кто желает выразить тебе свою благодарность. Если конкретнее – речь о Джуме. Помнишь такую?

– Это та, которая главная у гулей? – изумился Олег.

– Не «главная», а королева, – поправил его начальник. – И обращаться к ней должно не иначе как «ваше величество». Я могу обойтись и без титулования, а вот ты – нет. Она тебе: «Здравствуй», ты ей: «Добрый вечер, ваше величество». Она тебе награду, ты ей…

– Спасибо, ваше величество, – закончил за него фразу Олег.

– Благодарю, – поправил его Францев. – «Спасибо» здесь не к месту. Но в целом – так.

– А почему вы ее можете не называть величеством?

– Потому что в ее личной табели о рангах мы находимся на одной ступени, – пояснил Аркадий Николаевич. – Для нее я ей ровня по статусу, понимаешь? Джуме, да и кое-кому другому, например той же Хрисанфе, что повелевает городскими свалками, важны не размеры личных владений, а объем доступной для использования власти. Мой для нее достаточен. Твой, как ты понимаешь, нет. Естественно, если ты не станешь ее титуловать должным образом, никаких неприятностей тебе это не доставит, никто не станет тебя кусать, рвать на части или казнить. Но и серьезных дел с Олегом Ровниным Джума иметь после не станет. А если какие-то и станет, то через «не хочу», что, как ты понимаешь, не гарантирует результат. В нашем деле правильное, уважительное и вовремя сказанное слово, Олежка, значит очень много. Причем чаще всего не в конкретный данный момент, а в перспективе.

– Понял, – покивал Ровнин. – А за что мне такая честь от нее перепала-то?

– Вроде молодой, а память никудышная, – расстроился Францев. – Вспомни весну, когда ты только-только к нам пришел. Кто мне сказал: «Ее же надо предупредить»? Ты. Она про это не забыла, теперь хочет тебя отблагодарить.

– Но я же это вам сказал, а не ей? И предупреждал не я.

– Не ты. Но когда она меня вчера благодарила за поддержку, я не забыл упомянуть, что первым это предложил сделать наш новый сотрудник, после чего она приняла решение вручить тебе заслуженную награду. А я, естественно, такую возможность упускать не собираюсь.

– Так и Славка что-то такое говорил. – Олег попытался воскресить в памяти вроде бы и совсем недавние, но при этом кажущиеся уже весьма далекими майские события. – По-моему.

– Славка заполошный сильно, – пояснил Францев. – Кто его знает, как он себя во дворце гулей поведет? Место уж крайне специфическое. А возможность, повторюсь, очень и очень заманчивая. Знаешь, Олежка, я ходить вокруг да около не стану, скажу как есть: времена на дворе мрачные и непредсказуемые, потому чем больше народу из отдела будет знакомо с Джумой, Хрисанфой, Аристархом, Севастьяном Акимычем и многими другими патриахами Ночи, тем лучше. Дело в том, что они живут по своему укладу, к ним просто так, со словами «я Олег, давайте дружить» не подойдешь. Пока тебя им не представил тот, кого они считают равным себе, пока ты делом не доказал, что с тобой беседовать не зазорно, пока не добился хоть минимального уважения – тебя для них как собеседника нет. Как враг – есть. Как один из волкодавов с Сухаревки – тоже. Но это другое, в этом статусе ты можешь рассчитывать лишь на драку. В лучшем случае – на безразличие, которое тебе ничего не даст.

– Но не на помощь, совет или хотя бы подсказку, – кивнул Олег.

– Именно, – подтвердил Францев. – Сейчас с Джумой из отдела знакомы лишь двое – Сашка и Павла Никитична. Последнюю можно не считать, поскольку лет двадцать назад они, в смысле тетя Паша и Джума, крепко повздорили. Нет, если прямо сильно припрет, Павла Никитична к королеве обратится, и та, заметим, сделает для нее почти все, поскольку за ней числится очень серьезный должок. Но тут должно произойти нечто совсем уж экстраординарное. Так вот, я желаю этот список расширить. Надо, чтобы еще кто-то еще побывал во дворце, знал дорогу в тронный зал и был представлен королеве. Времена, повторюсь, непростые, мало ли что может случиться?

– Аркадий Николаевич, когда вы так говорите, то подмывает ответить: «Не каркайте». Хоть и неправильно к начальнику таким образом обращаться.

– Да уж, субординацией не пахнет, – рассмеялся Францев. – Собственно, мы уже приехали. Охотный ряд.

К немалому удивлению Олега, путь к дворцу королевы гулей начинался на станции метро, хотя, правды ради, одной из самых старых в московском метрополитене. Сначала сотрудники отдела спустились вниз, туда, где ходили поезда, а после нырнули в неприметную дверцу, находящуюся в самом конце перрона, за которой начинались служебные помещения. Впрочем, там они тоже не задержались, уходя все дальше и дальше от шума поездов и людского присутствия.

Собственно, в какой-то момент Францев достал фонарик, который вскоре стал выступать в виде единственного источника света.

– Под ноги смотри, – предупредил своего сотрудника Аркадий Николаевич. – С лестницы здесь загреметь вниз – как нечего делать. А если такое случится, то пиши пропало, точно шею свернешь. Или в лучшем случае конечность какую сломаешь.

О каких лестницах идет речь, Олег понял уже через пару минут. Их тут хватало – металлических, с мокрыми холодными перилами, пахнущих ржавчиной. А самое главное – все они вели вниз, но всякий раз каждая из них заканчивалась новым переходом, за которым сотрудников отдела поджидала новая лестница. Люди шли и шли в темноту, и, казалось, так теперь будет всегда.

И Олег даже удивился, когда услышал слова Францева:

– Ну вот, почти на месте. Теперь нам туда. Олежка, не зевай, запоминай дорогу. Говорю же – может пригодиться.