Kitabı oxu: ««Казахский геноцид», которого не было», səhifə 2
Глава первая. В действительности – все наоборот
У пропагандистов и даже теоретиков «казгеноцида» есть книги, на которые они никогда ссылаться не будут. Даже если они им известны и доступны. Причина того элементарна – содержание этих книг не только резко противоречит защищаемому ими мифу, но и подрывает его под корень.
В списке таких книг я бы на первое место поставил «Материалы к отчету Казакского Краевого комитета ВКП(б) на VII Всеказакской партконференции», изданные Казкрайкомом ВКП(б) в 1930 году10. Сама эта партконференция состоялась в Алма-Ате в июне 1930 года.
Книга весьма редкая. Она украшена грифом «Только для членов партии» и издавалась только для партийных работников. По этой простой причине изложенные в ней материалы и данные отличаются объективностью и точностью: почти все члены партии, которые делегировались на партконференцию, состояли на хозяйственной или советской работе и сами неплохо знали действительное положение дел. Врать им смысла не было. В отличие от партийных собраний позднего советского времени с крепким духом формализма, партконференции 1930-х годов, как и многие другие конференции того времени, были реальными политико-экономическими форумами, на которых обсуждалось реальное положение дел и принимались решения, впоследствии проводившиеся в жизнь.
Книга материалов к партконференции попутешествовала по библиотекам. Экземпляр, с которым я работал в Государственной публичной исторической библиотеке в Москве, имел штамп книгохранилища 8-го, учетно-статистического отдела ГУГБ НКВД СССР. Ценный источник, что и говорить.
Так что эти материалы отражают положение дел на момент завершения сплошной коллективизации, не только объективно сложившееся экономическое положение, но планы, которые вынашивал Казкрайком ВКП(б) по поводу дальнейшего развития сельского хозяйства. Эти планы там были изложены с достаточной полнотой.
Если же почитать публикации пропагандистов «казгеноцида», то складывается впечатление, что все планы партийного руководства КАССР состояли только и исключительно в том, чтобы отнять у казахских кочевников скот и обречь их на голод. Например, Роберт Киндлер, немецкий историк, подвизавшийся на ниве живописания голода в Казахстане, писал: «Эти сухие цифры описывают не что иное, как крах казахского хозяйства. Самонадеянное и недальновидное стремление изъять из частного сектора как можно больше скота, не принимая никаких мер по дальнейшему уходу за ним, вымостило дорогу к экономической катастрофе»11. Или вот, из классики жанра «казгеноцида» Валерия Михайлова: «Менее всего занимало Голощекина хозяйство степняков, материальный уровень их жизни, благосостояние. „Абстрактного человека“, к которому он хорошо относился, то есть на самом деле человека усредненного, порабощенного, надлежало осчастливить абстрактной же идеей, на самом деле – конкретной идеей усреднения и порабощения. Счастье же состояло в классовой борьбе, то есть в уничтожении одних другими… И вот классовой борьбы становилось все больше, а баранов и лошадей все меньше и меньше. А когда борьба достигла высот, люди стали умирать с голодухи…»12.
Подобных высказываний можно найти немало, и этот тезис о том, что будто бы Казкрайком только и думал о том, чтобы «освободить» казахских кочевников от скота, входит в обязательный комплект мифа о «казгеноциде». Собственно, весь миф состоит, в сущности, из четырех взаимосвязанных тезисов: 1) конфискация бая (или «Малый Октябрь», как выражался первый секретарь Казкрайкома ВКП(б) Ф. И. Голощекин); 2) сплошная коллективизация и насильственное оседание; 3) изъятие скота; 4) голод и миллионные жертвы.
Миф вроде бы прост по своему устройству, но эта простота обманчива. Его не так-то просто опровергнуть. Каждый из этих тезисов опирается на бесспорные исторические факты. Конфискация байских хозяйств – была, сплошная коллективизация и оседания – были, изъятие скота, по крайней мере в форме скотозаготовок и обобществления скота с концентрацией его в колхозных товарных фермах – тоже было, ну и голод – тоже имел место. Отрицать эти факты вроде бы не получается, а раз так, то и опровержение мифа о «казгеноциде» тоже не получается. Создатели этого мифа прекрасно понимали, что без знания многих специфических деталей и тонкостей сельского хозяйства КАССР того времени свалить их миф нельзя. Узнать их непросто, потому что они рассеяны в редкой, труднодоступной литературе и архивных документах. Те же, кто этих деталей и тонкостей не знает и узнать не может, вынуждены поверить пропагандистам «казгеноцида» на слово. Тем более что широко доступная литература, как советская, так и новейшая, в принципе работает на утверждение мифа о «казгеноциде». Чтобы не быть голословным, сошлюсь на книгу профессора, доктора исторических наук Чапая Мусина, в прошлом старшего научного сотрудника Института истории партии при ЦК Компартии Казахской ССР, то есть плоть от плоти советской партийной номенклатуры Казахстана, «Қазақстан тарихы». Вся история коллективизации у него уместилась на пяти страницах, на которых Мусин поведал о насильственной коллективизации, «великом переломе», о резком сокращении скота и, конечно, о том, что от голода умерло много людей: 1750 тысяч человек или 49 % казахов13. Разумеется, все это Чапай Мусин подал как истину, не подлежащую сомнению и без каких-либо ссылок. Просто удивительно, как бывший историк партии, которому все обстоятельства были хорошо знакомы (он проработал в этом институте более 20 лет), излагал миф о «казгеноциде» без тени смущения. Книга издана большим для Казахстана тиражом в 5000 экземпляров, и ее читали многие.
Или вот еще пример. В учебнике по истории Казахстана, рекомендованном Министерством образования и науки РК в качестве учебника для высших учебных заведений, довольно прямо говорится об изъятии скота как о цели коллективизации и оседания: «Колхозные фермы, в которые сгонялся обобществленный скот, часто представляли собой участки степи, огороженные арканами, в которых животные стали погибать». И как следствие: было 40,5 млн голов скота, стало 4,5 млн голов; погибло около 2,1 млн жителей республики14. Вообще, я не понимаю, чего добиваются вожди движения «Новый Казахстан», какого еще официального признания «голодомора»? Он уже был признан Министерством образования и науки РК, включен в учебники для вузов, забивался в головы студентам, причем за много лет до того, как они удосужились выступить со своими требованиями. Косанов, Сарым и прочие – не ломитесь, пожалуйста, в уже открытую дверь!
Так что нужно лишь замалчивать существование некоторых важных источников, не ссылаться на них, не упоминать их и вообще делать вид, что их и не существует вовсе, чтобы миф о «казгеноциде» казался несокрушимым.
Когда я работал над своей предшествующей книгой о голоде в Казахстане, многим, должно быть, знакомой: «Ашаршылық. История Великого голода», в которой пытался объяснить голод хозяйственной катастрофой, вызванной неразумными и нереалистичными планами развития зерновой запашки, мне тоже эти важные источники были недоступны. Старые карточные каталоги были весьма несовершенными и найти в них нужные книги и документы зависело, по большому счету, от везения. Теперь же ситуация изменилась. Введение в последние годы электронных каталогов, позволяющих быстро и легко находить нужные сведения в фондах библиотек и архивов, позволило эти ценные источники обнаружить и изучить. Вот электронный каталог ГПИБ в Москве дал мне возможность ознакомиться с материалами Казкрайкома, представленными к сведению делегатов VII Всеказакской партконференции15.
Громадные планы
Эти материалы интересны всесторонне. Они рисуют довольно точную картину экономического развития КАССР на момент начала 1930 года, когда республика была еще в основном аграрной (в валовой продукции 1929/30 года16 сельское хозяйство занимало 87,3 %). Они дают характеристику структуры сельского хозяйства и соотношение казахской и русской ее частей, что совершенно не упоминается в сочинениях пропагандистов «казгеноцида», хотя это очень важные сведения. К этим материалам мы еще не раз вернемся, но пока что заострим внимание на тех планах, которые выдвинул Казкрайком ВКП(б).
Речь в материалах шла о показателях пятилетнего плана развития сельского хозяйства КАССР, составленного Госпланом КАССР. В материалах упоминается, что планы пока что не утверждены окончательно и обсуждаются в союзных наркоматах. Действительно, на момент составления книги, в марте 1930 года, этот план рассматривался в Наркомземе СССР и в него вносились некоторые поправки.
Животноводство в планах развития сельского хозяйства стояло на первом месте, поскольку, по данным 1927/28 года, в валовой продукции сельского хозяйства животноводство занимало 66,7 %1718. План в первую очередь давал показатели динамики развития поголовья скота, от чего зависели все мероприятия в этом секторе. Как же себе Госплан КАССР видел эту динамику? Видел он ее очень интересным образом (в тысячах голов)19:
1929/30 40 508,2
1930/31 43 335
1931/32 47 666,8
1932/33 53 331,8
За четыре года пятилетки поголовье скота в КАССР должно было вырасти на 12 823,6 тысячи голов. Из чего следует, что по изначальным планам развития сельского хозяйства скота должно было стать значительно больше, то есть планировался, конечно, прирост и казахского стада, поскольку получить прирост на 12,8 млн голов без казахов было бы совершенно невозможно.
Уже только лишь в силу этого обстоятельства пропагандистам мифа о «казгеноциде» стоило замалчивать существование этих материалов. Эти цифры в корне подрубают один из ключевых тезисов мифа, что будто бы планировалось изъять у казахов весь скот почти что подчистую.
Дальше – интереснее. План развития сельского хозяйства предусматривал бурное развитие полеводства и запашки. В этих материалах имеется единственное известное мне указание на то, что казахи тоже должны были много запахивать земли и выращивать много зерна. Итак, показатели плана по запашке были таковы (в тысячах гектаров)20:
Какая чрезвычайно интересная получается картина! Оказывается, что казахи уже не были только и исключительно кочевниками-скотоводами, как утверждает миф о «казгеноциде». В 1928/29 году казахи имели 1,4 млн гектаров посева. Это уровень, достигнутый уже перед началом планирования развития сельского хозяйства. Как показывают данные Акмолинского губстатотдела, опубликованные в 1927 году, очень подробные, казахи сеяли почти исключительно зерновые культуры: яровую пшеницу и яровое просо. В 1926 году в Акмолинской губернии у казахов было 71,4 тысячи десятин посева, из них 61 тысяча гектаров приходилось на яровую пшеницу21. При численности казахского населения в губернии в 393,5 тысячи человек на одного человека приходилось 0,18 десятины посевов (у русских 1,1 десятины на человека). В последующие годы положение мало поменялось и казахи остались приверженцами зерновых культур. В 1928/29 году казахи засевали 36,5 % всех зерновых посевов в КАССР. Неслабый такой результат в хлебопашестве у кочевников!
Пропагандисты же мифа о «казгеноциде» всячески напирают на то, что у казахов не было не то что зерновых посевов в масштабе почти полутора миллиона гектаров, но и вообще хлеба. Мол, когда на казахов в Семипалатинской губернии в 1928 году наложили планы по хлебозаготовкам, несчастные кочевники вынуждены были продавать скот за бесценок, чтобы выполнить хлебозаготовительные планы. Киндлер даже подпустил слезу: «Этот метод реквизиции хлеба у скотоводов в значительной мере повинен в обнищании широких масс казахского населения в последующие годы. Здесь он был придуман и впервые испытан»22. И далее Киндлер подчеркивает, что в Семипалатинске впервые пришли к мысли выколачивать хлеб в большом объеме у группы населения, не обрабатывающей землю и не торговавшей хлебом23. Мол, какой злодейский и коварный был замысел. Кстати, Киндлер взял это у Михайлова24.
Врет Киндлер и не краснеет. Семипалатинская губерния входила, во-первых, в число зерновых районов КАССР, зерновые посевы там были более развиты, чем в Акмолинской губернии, простиравшейся от Петропавловска на севере до правобережья реки Чу на юге, в которой было много степных районов, где хлеба почти не сеяли (зерновой пояс охватывал северную часть губернии). Во-вторых, здесь казахи раньше всего научились полевым работам. Именно в этом районе отмечалось наибольшее влияние европейского хозяйства на казахов и перенимание казахами русских методов земледелия. «50–60 лет тому назад ни один казак не умел работать в поле, не умел обращаться с косой и серпом…» – указано в результатах экспедиционного обследования бухтарминских старообрядцев в 1927 году. Однако за счет найма на работу в русские переселенческие хозяйства: на уборку сена и хлеба, своз, молотьбу – окрестные казахи научились земледельческим работам25. Кстати, запашка в заметных масштабах появилась у казахов еще до революции. Хозяйства, имеющие более 100 голов скота, в среднем обрабатывали 30–32 десятины, тогда как бесскотные хозяйства – от 1,5 до 3,5 десятины. В Кустанайском уезде среди бесскотных хозяйств имели посевы 55,6 %, а среди хозяйств, имеющих 10–50, 50–100, и более 100 голов скота, 84,5–87 % имели запашку26. Так что у семипалатинских казахов были и посевы, и хлеб, поэтому наложение на них планов по хлебозаготовкам было оправданным и обоснованным решением.
Это хороший пример того, как знание деталей и нюансов сельского хозяйства в КАССР влияет на оценку исторических событий. Если не знать этой статистики Акмолинского губстатотдела и Казкрайкома ВКП(б), а они есть только в редких и очень труднодоступных изданиях, то легко поверить в то, что казахи были исключительно кочевниками и хлеба не сеяли. Миф о «казгеноциде» именно на этом и настаивает. Даже более того, в своей предыдущей книге я тоже считал казахов преимущественно кочевниками, хотя и упоминал о том, что у них было земледелие. Не имея приведенных выше статданных, я очень сильно недооценивал развитие казахского земледелия. Теперь эту свою предыдущую точку зрения я должен отвергнуть и пересмотреть. В действительности – все наоборот; казахи производили значимую часть зерна. Кстати, в Акмолинской губернии уже в 1926 году казахские хозяйства стали производить товарный излишек зерна, то есть неплохо научились пахать и сеять.
Вернемся к рассмотрению плана развития полеводства. На 1932/33 год планировалось, что казахи засеют огромные по площади хлебные нивы – 4984 тысяч гектаров. Почти пять миллионов гектаров! Это значительно больше, чем в КАССР было всего зерновых посевов в 1928/29 году. Казахи должны были засеять порядка 40 % планируемых зерновых посевов.
Сколько хлеба они должны были собрать? Поскольку в планах Госплана КАССР не выделяется соотношение зерновых и технических культур у казахов, для простоты подсчета примем, что весь казахский посев в 1932/33 году должен быть зерновым. Погрешность не слишком велика, зерновые посевы доминировали в общей планируемой запашке. Итак, сколько хлеба они должны были дать? Планируемая урожайность в колхозах в 1932/33 году должна была составить 9,8 центнера с гектара27. Это высокая для Казахстана урожайность, которой можно достичь лишь очень хорошей агротехникой. Но все же такой план означал, что казахские колхозы должны были дать в 1932/33 году 48 843,2 тысячи центнеров зерна или 4884,3 тысячи тонн. Планируемый урожай должен был составить почти 5 млн тонн зерна!
И это не вместо скота, а вместе со скотом! Планы Казкрайкома рисуют крайне интересную картину, совершенно не влезающую в миф о «казгеноциде». Казахи, по мнению тов. Голощекина, с этими планами, конечно, полностью согласного и лично утверждавшего подготовку и издание материалов к партконференции, должны были одновременно управляться и с многомиллионными стадами скота, и сеять хлеб в непредставимых ранее масштабах.
Уже из этого следует непреложный вывод, что никаких планов заморить казахов голодом не было и в помине. Если план таков, что казахи должны были содержать большую часть из республиканского стада в более чем 53 млн голов и засеивать почти 5 млн гектаров, то отсюда следует, что каждые рабочие руки были на счету. Интенсивность труда должна была ощутимо вырасти. В 1932–1933 годах численность казахов должна была вырасти примерно до 4,5 млн человек, из них около 2,7 млн трудоспособных. По данным Акмолинского губстатотдела, в 1926 году казахи владели 53,5 % стада в губернии (2302,1 тысячи голов из 4297,5 тысячи голов28). Если принять такую же долю казахского скота в 1932/33 году, то выходит, что из 53 331,8 тысячи голов на казахов должно было приходиться 28 532,5 тысячи голов скота. То есть, грубо, на каждую пару рабочих казахских рук в 1932/33 году должно было приходиться 1,8 гектара посевов и 10,5 головы скота. На одного человека это немало. Если кто-то полагает, что это плевое дело, ухаживать за 2–3 коровами, 5–6 овцами, парой лошадей, да еще при этом пахать, сеять и собирать урожай в поле, пусть попробует сам, а потом поделится с нами впечатлениями.
Здесь еще нужно сказать, что предполагалось также направить казахов на работу в промышленность, в совхозы, в рыбные промыслы, в различные советские учреждения и на руководящую работу. Поэтому в действительности нагрузка на казахского колхозника была бы в действительности несколько больше исчисленной. Фактически это работа от зари до зари. Такое казахское сельское хозяйство должно было испытывать нехватку рабочих рук.
Планы развития казахского хозяйства были настолько громадными, что говорить о каких-либо «планах геноцида» есть чистый абсурд. И это немаловажное обстоятельство пропагандисты «казгеноцида» всеми силами стараются замолчать, как будто бы его и не было.
Планы роста численности казахов
Некоторые сторонники мифа о «казгеноциде», которые натягивают на себя маску объективных историков, пишут, что, мол, документов, свидетельствующих о прямой подготовке геноцида казахов, не обнаружено. Эта оговорка, впрочем, мало на что влияла, поскольку они тут же живописали картины реквизиции скота и зерна, картины голода и гибели, из чего возникало нужное впечатление без всяких оговорок.
В принципе, общехозяйственный план, разработанный Госпланом КАССР, и так прямо свидетельствует против каких-либо обвинений партийного руководства КАССР и, соответственно, высшего партийного руководства в подготовке и выработке планов геноцида казахов. Однако мне удалось обнаружить прямое, документальное опровержение этого обвинения. В действительности – все наоборот. Партийное руководство планировало прирост численности казахов!
Этот документ находится в деле из фонда Наркомзема СССР, посвященного рассмотрению вопроса о создании промышленного животноводства в КАССР. Заместитель наркома земледелия СССР Г. Ф. Гринько в феврале-марте 1930 года провел несколько совещаний, из которых наиболее представительным было совещание в его кабинете 15 марта 1930 года. Вопрос был серьезный – рассмотрение плана развития сельского хозяйства в КАССР и организации крупных товарных животноводческих хозяйств. К этому совещанию были подготовлены различные документы, справки и проекты решений, которые потом были подшиты в это дело. Среди них был и интересующий нас документ.
Это табличные материалы к пятилетнему плану развития сельского хозяйства Казахстана, размноженные пишущей машинкой на тонкой, папиросной бумаге. Это была распространенная практика того времени и необычайная приверженность бюрократов сталинской эпохи к листам папиросной бумаги. На ней удобно было напечатать на пишущей машинке разом 15–20 копий документа, проложив листы копировальной бумагой. Точно такие же справки я видел и в других делах. Данные в материалах Наркомзема СССР были несколько подробнее, чем опубликованные в материалах Казкрайкома к партконференции, поскольку они не выходили из ведомств и публике не оглашались.
Документ, который опровергает все и всякие обвинения партийного руководства в организации геноцида казахов, представляет собой таблицу динамики роста численности хозяйств. Представим ее в несколько сокращенном виде (в тысячах хозяйств)29:
В документе была разбивка на оседлые, кочевые и оседающие хозяйства, но в приведенной таблице указаны итоговые данные по казахским хозяйствам всех категорий.
Самое интересное, что Роберт Киндлер держал это дело в руках и работал с ним. В его книге есть ссылки на документы из него. В любом архивном деле есть формуляр выдачи пользователям, в котором каждый исследователь, получающий дело для ознакомления, должен расписаться. В формуляре этого дела тоже есть подпись Киндлера, причем первая в списке. То есть он первым исследовал эти документы, но сделал это так выборочно, что пропустил, или не заметил, или заметил, но не придал значения этому очень важному документу.
Дело в том, что численность хозяйств довольно легко пересчитывается в численность населения через коэффициент среднего количества едоков30 на хозяйство. Обратимся снова к данным Актюбинского губстатотдела, который привел данные и по численности казахского населения в губернии, и по численности казахских хозяйств. Это редкость, обычно такая статистика давалась уже обобщенной, без национальной разбивки. В 1926 году в губернии было 81 690 казахских хозяйств и 393 253 тысячи человек казнаселения обоего пола и всех возрастов. Нетрудно вычислить, что в среднем на казахское хозяйство приходилось 4,8 человека. Приняв, что и в начале 1930-х годов в среднем должно быть едоков на казахское хозяйство примерно столько же, нетрудно пересчитать динамику прироста хозяйств в динамику населения (в тысячах человек):
1929/30 4133,2
1930/31 4203,3
1931/32 4284,4
1932/33 4355,0
Таким образом, планируемый прирост за четыре года первой пятилетки среди казахского населения (только казахского, поскольку русские в этом подсчете не учтены), должен был составить 221,8 тысячи человек.
Это очень грубая оценка. В действительности прирост населения шел, конечно, во всех казахских хозяйствах, а не только новообразованных. Темпы прироста казахского населения, судя по среднесоюзному коэффициенту прироста населения, были повыше, и численности 4,3 млн человек казахи достигали уже в 1931 году. К тому же действительные темпы прироста численности хозяйств тоже были выше, чем в планах. В 1929/30 году план исчислял общую численность хозяйств в КАССР в 1296 тысяч хозяйств, а данные налогового учета за тот же 1929/30 год показывали 1329,2 тысячи хозяйств.
Мне могут возразить, что создание хозяйств неравнозначно приросту населения. Однако это с очевидностью взаимосвязанные вещи. Семья, обеспеченная хозяйством и источником дохода, рожает детей охотнее и больше, чем необеспеченная. Не говоря уже о том, что традиционный казахский менталитет, в те годы еще весьма сильный, и не мыслил себе свадьбы и создания семьи без предварительного обзаведения хозяйством. Вновь созданные хозяйства в любом случае давали бы прирост населения, пусть и не сразу, а через 2–3 года. Поэтому планирование увеличения численности казахских хозяйств являлось по существу планированием роста численности казахов.
Небольшой листок сильно смятой папиросной бумаги сохранил эти планы и донес до наших дней. Из чего и следует, что всякий, кто после этого будет обвинять партийное руководство в планах или намерениях геноцида казахов, или как-то рассуждать о геноциде казахов вообще, должен считаться заведомым и умышленным лжецом.
Свирепая жестокость Казкрайкома
Чтобы уж довершить дело до конца, не только своротить миф о «казгеноциде», но и выкопать на его месте яму, приведем еще некоторые данные, которые говорят о том, что партийное руководство КАССР бралось за устройство жизни казахов самым серьезным образом и проводило эту свою линию, невзирая на разразившийся острый экономический кризис.
В 1933 году VIII Казакстанская партконференция, уже при новом первом секретаре Казкрайкома Л. И. Мирзояне, обсуждала положение в республике. К этой партконференции также были подготовлены и изданы материалы Казкрайкома, тоже украшенные грифом «Только для членов ВКП(б)». Экземпляр в ГПИБ в Москве сначала хранился в Казакском партархиве (то есть попал туда до переименования республики в 1936 году), а потом был истребован в Москву, в Институт Маркса – Энгельса – Ленина при ЦК ВКП(б). Эти материалы были очень ценными, поскольку в 1938 году их перевели на казахский язык и издали еще раз.
Материалы интересны и для нас, чтобы получше, ярче и рельефнее, так сказать, с особым цинизмом, осветить вопрос о «геноцидном геноциде» казахов. Казкрайком, конечно, свирепствовал и, надо полагать, ночами не спал в думах о том, чтобы еще такого сделать с казахами, что с ними еще не делали.
В годы интенсивной индустриализации в КАССР и строительства около 40 крупных промышленных предприятий, заложивших основу казахстанской индустрии, тов. Голощекин принял решение, которое было исполнено, – загнать казахов работать на промышленные предприятия. Тов. Мирзоян потом иносказательно ругал некое «прежнее руководство» за различные упущения, но должен был признать достигнутые достижения. В 1932 году в КАССР численность рабочих достигла 61 тысячи человек, из которых 27,3 тысячи рабочих были казахами (44 % общей численности рабочих)3132. И не надо думать, что вчерашних кочевников брали возчиками, дворниками или там подсобными рабочими; тов. Голощекин был не настолько мягким и снисходительным. Казахов загоняли на серьезные рабочие места: в нефтяную промышленность (72,1 % от численности рабочих), в добычу каменного угля (43,4 %), в цветную металлургию (41,4 %). Например, в нефтяной промышленности, на Эмбе и Доссоре, казахи составляли 98,6 % рабочих буровых партий и 67,1 % бурильщиков.
Товарищей в Алма-Ате это явно не удовлетворило, и они усилили нажим на казахов, загоняя их не только на фабрики, заводы, нефтепромыслы и рудники, но и за парту – учиться. Жестокость партийных уполномоченных не знала границ. При всем сопротивлении тоталитаризму казахи в 1932 году составили 13,9 % высококвалифицированных и 25,3 % квалифицированных рабочих в КАССР, а также 263 человека инженерно-технических работников33.
Кстати, о парте. Не нужно думать, что тов. Голощекин и другие товарищи были столь мягкотелыми, что могли обойти вниманием казахскую молодежь и не загнать ее за парту, на учебу. Уже в 1929/30 году 130 тысяч казахских детей были насильно уведены от стад и посажены в начальные школы, а еще 5,4 тысячи подростков даже в средние школы. Но зверства Казкрайкома в сфере народного образования лучше выразить таблицей (в тысячах человек)34:
