Лисы и Волки

Некоторые из учеников не скрывали любопытства ко мне – поворачивались спиной к учительнице и разглядывали меня. Британия стучала указкой по столу, и казнь глазами прекращалась, только чтобы начаться заново.

Экзекуция прекратилась, когда что-то щелкнуло, и из радиодинамиков раздался голос учительницы информатики:

– Хель, Изенгрин и Солейль, пройдите в спортзал, срочно. Повторяю: Хель, Изенгрин и Солейль, пройдите в спортзал, срочно.

Я опешила – зачем идти в спортзал сейчас? – и тут же скрипнула зубами: Солейль тоже будет там. С гораздо большим смирением я наблюдала бы насмешливую ухмылку Пака. Однако делать нечего. По радио вызвали – со здешним менталитетом меня и без того кто-нибудь обязательно туда притащит.

– Какой следующий урок и в каком он кабинете? – уточнила я у Гери. – Смотаюсь быстро и приду.

– Русский язык, четыреста двадцать шесть, второй этаж.

В положенное место я практически побежала.

В этот раз удалось не заблудиться и даже не затормозить, используя ориентиры вроде цветов в углах и царапин на диванах. Площадка перед спортзалом пустовала, и я предположила, что все приглашенные уже внутри. Предварительно постучав в дверь, вошла.

Как и ожидалось, Изенгрин и Солейль сидели рядом на одной из скамеек и что-то увлеченно обсуждали. Изенгрин приветливо помахал рукой и сделал пригласительный жест, Солейль скривился. Меня перекосило больше от его выражения лица, нежели от самого его вида – будто принц, которому на ладони прыгнула жаба.

– Привет, Изенгрин, – нарочито буднично поздоровалась я, и Солейль закатил глаза.

– Привет, Хель. Как прошел урок? – тут же приветливо откликнулся волк.

– Мне понравилось.

– Ну так и вали к волкам, – фыркнул Солейль. – Не пятнай честь лисов.

– Ты бы молчал, – буркнула я, – королек.

Наверное, он дал бы мне пощечину, не останови его Изенгрин, рывком посадивший его обратно на скамейку:

– Не бесись.

– Меня один ее вид вымораживает!

– Поверь, это взаимно, – осклабилась я.

– Давай, давай отгавкивайся.

Мы бы испепелили друг друга, не прерви нас Марина:

– Ну все, ребята, хватит собачиться. Вы тут не для этого.

– Для чего же? – озвучил мучивший всех вопрос Изенгрин.

Учительница улыбнулась, однако улыбка эта не предвещала ничего хорошего и, судя по напряженному выражению лица Изенгрина и нервно поджатым губам Солейля, я была права.

– О, я просто хотела сообщить, что Хель не помешали бы хорошие тренировки. У нее большой потенциал, и, если его развить, она смогла бы стать нашим главным козырем для победы на городских соревнованиях. Давно пора одолеть сорок пятую школу. Увы, у меня нет времени, а вот вы, ребята, профессионалы; смогли бы слепить из нее прекрасную спортсменку. Поэтому я прошу вас стать ее тренерами. В этом году мы проиграть не имеем морального права.

В помещении установилась абсолютная тишина, нарушаемая лишь воем ветра снаружи.

Улыбка Марины стала шире.

Арлекин-II

Синяки на шее не сходили. Наверное, многим они показались бы уродливыми, но мне они напоминали бусы. Если бы люди осознавали, как драгоценны эти следы, я с удовольствием ходила бы, не пряча их под шарфом, однако пришлось удовлетвориться тем, что их будет скрывать подарок, пожалованный Солнечным Господином.

С утра я провела в ванной около получаса, грея руки под струей горячей воды и рассматривая синяки, принявшие причудливую форму цветочной вязи. Точь-в-точь татуировка одного моего одноклассника; они завораживали. Так я и не замечала утекающих минут, откидывая за спину надоедливые рыжие локоны, словно пытавшиеся скрыть орнамент, как нечто порочное.

Отвлек меня забеспокоившийся приемный отец – слишком долго я не подавала признаков жизни. Сначала я хотела отмахнуться, но затем он предостерег: «Уже восемь десять». Тогда я чуть ли не вылетела в прихожую, случайно толкнув отца, поспешно извинилась и споткнулась о торчащий паркет.

Паника глухо забилась в горле. Господин приказал пристально следить за Хель, и я собиралась воплотить его волю в жизнь – его приказы должны выполняться беспрекословно. Данные поручения всегда завершались на высшем уровне, это и грело душу, и усиливало расположение хозяина, так что порой он давал мелкие поблажки. Нарушать этот порядок у меня и мысли не возникало – все должно было идти своим чередом. Он распоряжается – я все силы бросаю на то, чтобы в итоге он был доволен.

Вчера вечером я заранее решила, что буду делать. Встану раньше, чем обычно, соберу с собой несколько коробок с едой для себя и Хель, приеду в школу на раннем автобусе и буду ждать Луну. Специально поставила будильник на двадцать пять минут раньше, но стремлениям не суждено было сбыться – синяки на шее словно сковали. Все, что было связано с Господином, пленяло.

В итоге в школу я влетела в самое неподходящее время, когда Хель уже наверняка сидела в классе. При одной мысли о том, что она оказалась наедине с моими одноклассниками, когда я шляюсь незнамо где, нутро дрогнуло. О чем беспокоиться – о том, что ребята нападут на Хель и задавят ее, старающуюся избегать конфликтов, или о том, что она морально их уничтожит за одно-единственное неверно сказанное слово?

На привычном месте возле гардеробной ее ожидаемо не оказалось. Я пристально вглядывалась в мелькающие лица школьников, снующих туда-сюда, но знакомой темной шевелюры и детского рюкзака так и не заметила. Вокруг не было никого знакомого – ни Пака, ни Гери, ни Изенгрина. Последних двух в обычной жизни я старалась избегать, так как Господин их ненавидел, но сейчас рада бы была столкнуться и с ними, лишь бы спросить, не встречали ли они сегодня Хель.

Логично предположить, что она уже давно нашла нужный кабинет и расположилась там за нашей партой, но что-то подсказывало, это не так. Интуиции я привыкла доверять, поэтому носилась по коридорам, лелея надежду, что вот-вот увижу немного обиженную и, как всегда, мрачную Хель.

Звонок громко прозвенел, созывая учеников на урок. Пришлось ринуться на занятия. Думать, что со мной за это сделает Солнце, не хотелось.

Возможно, стиснет своими длинными пальцами мое запястье, медленно и мучительно ломая кость.

Надежды разбились, как фарфоровая чаша. Класс заполняли знакомые звезды, но Луны среди них не было. Парта, которую мы с ней выбрали, отвратительно пустовала.

Кровь в жилах похолодела. Что говорить ему? Как объяснять, что упустила ту, за кем он приказал следить? Как простить себя за то, что дала ускользнуть?

– Арлекин, не стой на пороге, – проворчала учительница. – Не задерживайся, у нас самостоятельная по плану.

К своему месту я двинулась автоматически. В висках напряженно билось одно-единственное: «Хель».

Странно. Прежде, когда мне доводилось сидеть одной на уроках, меня это не особо напрягало, и я не понимала стремления одноклассниц найти себе соседа, если постоянный неожиданно заболевал. Да, тут же образовывалось слишком много пространства, и учебники распластывались, занимая его, будто пытаясь заполнить вакуум. Я ощущала пустоту. Дул сквозняк, заставляющий ежиться – с Хель было бы теплее. Она сама будто бы холодная, но если пододвинуться чуть ближе к ней, понимаешь, что на самом деле от нее исходит жар. Словно ее аура нагрета до предела.

Спустя двадцать минут урока, тянущихся целую вечность, я практически не думала о последствиях своего провала и готова была принять любое наказание, даже тридцать ударов плетью по спине. Господин такое уже проворачивал – на коже остались причудливые рисунки, напоминающие перешептывающихся змей. Я аккуратно обрабатывала их. Отец предлагал сделать пластическую операцию, чтобы убрать шрамы, но я наотрез отказалась – Солнце карает заслуженно, и я должна носить их, чтобы впредь не допускать оплошностей. В данном же случае он наверняка изобретет нечто более изощренное.

Думы сосредоточились на Хель. Несколько раз чудилось, будто она сидит рядом, состоящая из мягкого света, щекочущего веки, как кисточка для пудры. Тогда я резко оборачивалась, но ловила лишь воздух, текущий из щели под дверью.

Самостоятельную я, можно сказать, пропустила. Начиркала что-то на листке бумаги в линеечку, который мне с подозрительным взглядом вручила преподавательница, и поспешно положила его на край ее стола, чтобы не задерживаться после занятия. Пожалуй, даже если бы меня пытали самые талантливые инквизиторы Средневековья, я не сказала бы, какие были вопросы и как я на них ответила.

Однако звонок все же раздался, и синхронно с ним я вскочила со своего места, даже не задвинув стул под парту.

С Господином я еще не сталкивалась, но была уверена, что по закону подлости он вынырнет прямо из-за угла, спросит, что происходит с Хель, и я не смогу соврать. Ему невозможно втолковать ложь – глаза его словно вырывают правду из глубины души. К счастью, эта перемена была длинной. Шансы исследовать всю школу были высоки, если бегать быстро – главное, попасть в правильное место в верное время, чтобы столкнуться с Хель.

Слава богам, я додумалась не надевать каблуки.

Мне удалось успешно пройти коридоры на третьем этаже и втором, заглянуть в каждый класс, туалет и даже учительскую. Хель там делать было нечего, но я решила проверить даже самые невероятные варианты. Однако затея не увенчалась успехом – я лишь запыхалась, не достигнув результата.

Я привалилась к ближайшей стене, похлопав себя по лицу, подбадривая, и приготовилась вновь пуститься на поиски, как услышала грубый оклик:

– Эй, рыжая!

Еще этого не хватало…

– Я бы с удовольствием поболтала с тобой, Гери, но занята. Прости. Как-нибудь в другой раз.

– Нет, – хмыкнул волк. – В этот. Уверен, горящих миссий у тебя нет.

Знал бы он, чем мне грозят такие выкрутасы, как разговор с ним без прямого повеления на передачу какой-либо информации. Однако поведать обо всем и заставить его понять я не могла, да и не хотела. Вздохнула:

– Ладно, только по-быстрому. Что у тебя?

Он пожал плечами:

– Хотел спросить, почему ты выглядишь так, будто всю Россию пробежала с отрядом зомби на хвосте.

Я скривилась:

– Ищу Хель, а ее нигде нет. Ты ее не видел?

На его лице расползлась насмешливо-довольная ухмылка:

– Видел. Даже сидел с ней за одной партой.

– Что?

Он фыркнул:

– Изенгрин предложил ей вчера позаниматься с нами, она согласилась. Как жаль, что тебе не сообщили.

Ком беспокойства в горле сменился обидой. Хель ведь у нас понравилось, почему она вдруг без предупреждения подалась к волкам? Я ей надоела? Или Изенгрин что-то сказал?

Как разрулить ситуацию? Что бы ни послужило причиной неожиданному переходу Хель, пусть и временному, Солнечному Господину это едва ли понравится…

– И… – прохрипела я, – как ей у вас?

Гери словно бы задумался:

– Слушала, записывала, вполне нашла общий язык с ребятами. Точнее, они друг друга не трогают. Но нашему Брейну она, похоже, по душе. Обычно он над теми, кто ему неприятен, интеллектуально довлеет, а с ней ведет себя как шелковый. Так что, думаю, если она выберет нас, найдет себе хороших друзей.

«Лучше тебя. Она найдет друзей лучше тебя».

– Что ж, не нам устраивать разборки по поводу того, кого выберет Хель. Это полностью ее решение, нечестно обсуждать это за ее спиной.

– Какая ты благородная, – состроил гримасу Гери.

– Как бы то ни было, раз ты был с ней весь первый урок, должен знать, куда она пошла.

– Ее в спортзал вызвали, должно быть, она еще там.

– Спортзал? Когда?

Волк скептически вскинул бровь:

– Серьезно? После звонка с урока объявление по радио давали. Ты в каких облаках витала?

– В лунных, – буркнула я, но тут же радостно просияла. – Спасибо, Гери!

– Эй, подожди, ты…

– Потом, все потом!

Прежде чем он крикнул еще что-то, я уже свернула за угол, перепрыгивая ступеньки.

Не услышать объявление! Досадная оплошность, которая, не встреть я Гери, обернулась бы ужасающими последствиями. Теперь, если столкнусь с Господином, смогу хотя бы вполне вразумительно ответить, куда иду и почему без Хель.

Рядом с залом никого не было, лишь сверху из женской раздевалки доносился хохот. Я уже поднесла к двери руку, чтобы постучать, как внутри кто-то злобно зарычал. Я едва успела отскочить: мгновение – и дверь заехала бы мне по лбу. Не сумев удержать равновесие, я удачно опустилась на стоящую рядом скамейку. Вовремя: изнутри вырвалась Хель.

Выглядела она странно. Всклокоченная, взъяренная, с искривленными губами, будто ее вот-вот стошнит. Резко поправив соскальзывающий с плеча рюкзак, она едва не ломанулась к лестнице.

– Хель, подожди! – выскочила из зала Марина, засеменив вслед за ней.

– Я отказываюсь! – гаркнула Луна, даже не затормозив.

– Это для общего блага! – простонала учительница. – Иначе нельзя!

Я не в силах была пошевелиться. Хель бесновалась; в груди кольнуло: сейчас к ней лучше не приближаться. Было бы гораздо проще, знай я, что произошло.

Марина открыла рот, чтобы что-то ответить, но ее насмешливо прервал Солейль, за чьей спиной молчаливой горой стоял Изенгрин.

– Хватит строить из себя потерпевшую. Я недоволен так же, как и ты!

Выглядел старший лис едва не причудливее Хель: на щеке тонкие царапины, воротник белоснежной рубашки помят. Луна резко развернулась, едва ли не ослепшая от ярости. Не хотела бы я еще раз увидеть ее такой…

– Закрой рот, – прошипела она. – Не могу больше тебя слушать!

– Ой, какие мы нежные…

Она шагнула к одиннадцатикласснику, стеклянная от гнева; ее остановила Марина:

– Прекратите! Вам драки не хватило?!

Так полосы на лице Солейля – дело рук Хель, а ее встрепанные волосы – последствие его удара?

На лиса плевать с высокой колокольни, но то, что он посмел тронуть мою Луну, без внимания оставлять непозволительно. Несмотря на хрупкий вид, он был довольно силен; я бы с ним не справилась, поэтому решила пожаловаться Господину. Он-то доходчиво объяснит, чего делать не стоит.

– Драки? – вскинул бровь Солейль. – Я лишь дал ей подзатыльник, а она мне все лицо разодрала! Скажи, Изенгрин!

Волк лишь сокрушенно покачал головой, будто говоря: «Ну что за детский сад». Солейль цокнул языком:

– Я для тебя ничего не значу. Считай, я обиделся, – и, поправив сумку за плечом и презрительно сморщив нос, пошел прочь. Изенгрин со вздохом двинулся за ним, похлопав Хель по плечу, когда поравнялся с ней. Та его прикосновение проигнорировала.

Когда шаги старших лиса и волка стихли, учительница выпустила Луну, напряженно отчеканив:

– Вот, теперь ты их не догонишь. Стой смирно, поняла? О, Арлекин. Мы тебя не заметили.

Я слегка нервно хихикнула:

– Неудивительно, у вас тут такие разборки…

– Не ожидала, что эти трое так бурно друг на друга реагируют. Хорошо, Изенгрин помог их разнять и не вступил в перепалку, но эти двое… Ох, сдается мне, придется изрядно помучиться… Так, а сейчас у меня много важных дел и новый класс вот-вот должен прийти, поэтому откланиваюсь. Арлекин, будь добра, проводи Хель в класс и проследи, чтобы она не пересеклась с Солейлем, а то опять сцепятся.

– Есть, мэм, – кивнула я, неуверенно подбираясь к Хель. Почему-то не оставляло ощущение, что она может врезать ни за что и мне.

Учительница махнула рукой и скрылась в спортивном зале. Луна зарылась в собственные волосы, сделала несколько длинных выдохов и произнесла:

– Я спокойна.

– А… Что там случилось?

– Марина хочет, чтобы Изенгрин и… этот тренировали меня для соревнований. Дескать, мы должны в кои-то веки одолеть сорок пятую школу.

– И что в этом такого? – не поняла я.

– Ладно Изенгрин, но этот… Этот! – побелела от злости она. – Я его придушу в первый же день! Не могу на него смотреть даже. Это выше моих сил.

Потоком отрицательных эмоций меня чуть не сбило с ног. Не зная, как остановить их, я просто положила руку на плечо подруге, как это сделал Изенгрин.

– Ну-ну… Победа – это важно…

– Да знаю я. Все ради нее. Только я недостаточно стальная, чтобы терпеть самовлюбленных уродов. Мы перегрызем друг другу глотки.

– Может, вы подружитесь.

Луна смерила меня таким взглядом, что я поспешила отвлечь ее, переведя разговор в другое русло:

– А голова твоя как? Болит? Тошнит? Сотрясение есть? Ради богов, прости, что я не дождалась, пока ты не очнешься, очень нужно было бежать! Ты же меня за это не возненавидишь, правда?

От столь резкой смены темы она чуть опешила, но ответила уже гораздо более сдержанно:

– Все в порядке… Не за что ненавидеть. Не глупи.

Я облегченно охнула:

– Может, ты и чувствуешь себя вполне нормально, но организм – сплошная тайна. Так что сегодня пойдем в больницу. Не спорь! Тут совсем недалеко, много времени это не займет, да и у нас есть Пак с машиной. Он нас подкинет. Кстати, ты выглядишь голодной. Не завтракала? У меня тут припасено кое-что для тебя, пойдем за круглый стол, успеешь перекусить. Сама готовила. Ты же не против, если я буду тебя кормить? Ну, чего застыла? Пойдем-пойдем, не стой столбом. Обижусь, если не попробуешь хотя бы кусочек.

* * *

Последний за день звонок давно прозвенел, и гимназия должна была бы вздохнуть свободно, избавившись от груза в лицах сотен учеников, но те все толпились в коридоре, сталкиваясь плечами. По утверждению Хель, это делало помещение похожим на метро в час пик. Сама я столицу ни разу не посещала и не представляла, каково заполненное метро, но Хель настаивала, не объясняя даже, по какой причине.

Мы сидели за круглым столом на первом этаже в компании шумных ребят из младших классов и пережидали бурю, творящуюся возле гардеробной. Школьники толкались, пинались, некоторые даже чуть ли не дрались из-за того, что задели друг друга толстыми портфелями. Никто не догадался, что можно поставить их на пол, дабы не мешались, и тогда и места стало бы больше, и ссор меньше. Но их можно было понять – когда вокруг сжимается кольцо людей, так что не продохнуть, не до размышлений об удобстве, тут лишь бы добраться до гардеробной и как-то выйти из нее.

Хель устала – откинулась на спинку стула, чуть прикрыв глаза и еле слышно постукивая пальцами по поверхности стола. И тем не менее смиренно ждала, когда люди разойдутся по домам. При мысли, что она делает это из-за того, что я сказала пойти в больницу, улыбка расплывалась до ушей: «Она считает меня настоящей подругой, раз слушается!»

Мне безумно хотелось поговорить с ней о чем-то, но она явно нуждалась в покое: побледнела, взгляд из-под нахмуренных бровей выражал крайнюю степень раздражения, поэтому я ерзала рядом, запихивая готовые вырваться фразы глубже в глотку, и старалась не выводить ее из себя. Страшно вообразить, какой силы ненависть кипит у нее в душе по отношению к Солейлю, раз он довел ее до такого всего лишь за одну перемену.

Он огорчил мою Луну. Солнце должно узнать об этом и наказать наглеца!

Наконец, коридор стих.

– Что ты так смотришь на меня? – лениво прищурилась Хель. – Я в чем-то испачкалась?

– Выглядишь очень уставшей, – не cтала лукавить я. – Честно, ты похожа на только что восставшего зомби. И у тебя губы потрескавшиеся. Дать гигиеническую помаду?

Хель пожала плечами:

– Расхвалила. Давай.

Я порылась в сумке, достала искомое и протянула ей. Она медленно, даже несколько заторможенно, помазала губы и вернула мне.

– Оставь, – отмахнулась я. – У меня еще есть, а тебе пригодится.

В обычной ситуации она наверняка поспорила бы, но теперь не стала возражать. Убрала в карман пиджака и растеклась в кресле, закинув ноги на подлокотники. Меня так и подмывало спросить, все ли в порядке, но, во‐первых, ответ очевиден, во‐вторых, ее лучше не трогать.

Чертов Солейль. Он умел доводить людей не хуже Пака, но если Пак делал это не умышленно, то Солейль получал от этого удовольствие. При этом его считали едва ли не ангелоподобным, ведь маски он менял с поразительной легкостью, сохраняя веру людей в себя. Я бы восхитилась, не причиняй он боль моим близким.

Хель не шевелилась. Впору было забеспокоиться, проверить, заснула ли она, и я уже почти потянулась к ее лицу, чтобы легонько хлопнуть по щеке, как рядом затрещал отодвигаемый стул. Она поморщилась. Рядом с ней упал Пак. Из-за его рассеянного вида – словно олень, пойманный в свет фар, – я рассмеялась:

– Ты что, чудо увидел?

– Нет, – фыркнул он, забавно тряхнув волосами. – Меня сшибло звуковой волной, издаваемой нашей физичкой. Будто пылесосом мозг прочистили.

– Ради всего святого, заткнись, – прохрипела Хель, принимая вертикальное положение. – Голова трещит.

Пак вопросительно изогнул бровь:

– Выглядишь как свеженький мертвец. Что я пропустил?

– Ничего особенного.

– Судя по твоему упыриному амплуа, если это было неважно, то по меньшей мере интересно. Колись.

Хель стиснула челюсти и отвернулась, поэтому я взяла на себя обязанность все разъяснить.

– Марина сообщила, что ради соревнований с сорок пятой школой она будет тренироваться с Изенгрином и Солейлем. Сам понимаешь, такое никого не обрадует.

– У-у-у, – сочувственно протянул Пак. – Не завидую. Могу только пожелать железной выдержки. С Солейлем натерпишься.

Хель усмехнулась:

– Ты просто создан для утешений.

Он развел руками:

– Талант от Бога, нужно применять. Кстати, мы тут долго рассиживаться планируем? Я думал, вам в больницу надо, великодушно согласился подвезти, а вы тут помираете. Хель, святой инквизиции на тебя нет, поднимись, еще чуть-чуть – и ты свалишься под стол, так что одним гипотетическим сотрясением мозга дело не ограничится. И да, я тоже устал и не прочь полежать где-нибудь, но кроватка или что-нибудь мягкое в пределах квартиры все же предпочтительней жестких школьных стульев, в первую очередь из-за того, что они школьные. Давайте почапаем, а?

– Не учи меня жить, – простонала Хель, спуская ноги на пол.

– И в мыслях не закрадывалось, – поклялся Пак.

Сам он со скрипом отодвинул стул, так что от резкого звука поморщилась даже я, и галантно помог подняться Хель.

– Ты не волнуйся, – попыталась подбодрить подругу я. – Совсем скоро будешь дома.

– Так, может, лучше разойтись, и не надо в поликлинику? У меня ничего не болит.

– Это тебе только кажется, – заверил Пак.

– Почему ты цитируешь Арлекин?

– Это еще кто кого цитирует.

– Думаю, ты.

– Считаешь меня настолько тугоумным? Чтобы ты знала, у меня творческое мышление. Ранишь меня в самое сердце своим неверием.

– Даже предположить не могла, что ты у нас изнеженная принцесса. Горошинку подарю, подложишь под поясницу.

– Ты слишком злая, когда усталая.

– Черта характера от Бога, нужно находить применение, – язвительно отзеркалила Хель.

Пак с театральной обидой дернул ее за хвост. Луна несильно ударила его в плечо, на что он хихикнул, предусмотрительно отойдя на несколько шагов, показал ей язык и широко улыбнулся:

– Это твое наказание за неподобающее поведение со старшими. Впредь будешь держать свой острый язычок за зубами. Ну, а если нет, я тебе все волосяшки повыдергиваю, хотя жалко, они у тебя густые. Кстати, каким шампунем ты пользуешься? Запах обалденный.

Скользя подошвами кед по полу, Пак попятился назад. И не зря – Хель неожиданно занесла над головой тяжелый портфель.

Реакция у Пака всегда была превосходной – не теряя времени, он с хохотом понесся по коридору, игнорируя возмущенное замечание охранника и рычание не отстающей от него Луны. Периодически, зная, что она его не догонит, он оборачивался и строил ей рожи. У нее не было шансов его схватить, и она наверняка это понимала, но не останавливалась. Со временем ее злое шипение и ругательства перетекли в тихий смех, а погоня – в своеобразные догонялки.

Колени стали ватными, и я едва не упала на пол от облегчения и радости. Еще чуть-чуть, и по щекам побежали бы соленые дорожки – Хель впервые за время нашего знакомства излучала не только приятный свет, но и тепло, из-за которого почему-то стало холодно.

* * *

Возле кабинета, который нам сообщила полная женщина за информационным столом, когда мы обрисовали сложившуюся ситуацию, не оказалось ни одного человека. Практически весь коридор пустовал, если не считать худого мужчины в противоположном конце, держащего на руках румяного ребенка в комбинезоне.

Едва оказавшись на нужном этаже, Пак уверенно подошел к нужной двери, вежливо постучался, спросил, можно ли войти и, получив ответ, подтолкнул Хель вперед. Та послушно исчезла на целых двадцать минут.

Все это время мы сидели на скамейке и ждали. Пак, слегка потрепанный – Хель сумела его догнать, хотя, скорее, он просто ей поддался, – болтал ногами в воздухе, чудом умудряясь не задевать ими пол, напевал что-то себе под нос и размышлял о посторонних вещах. У меня же начинали стучать зубы – волнение за Луну накатывало волнами. В какой-то момент отпускало, в следующий – начинало трясти. Опять под ребра больно кольнула вина за то, что тогда, в день игры, не дождалась ее пробуждения, совершенно забыла об этом на следующее утро и вспомнила только возле спортзала, когда увидела Солейля. Кто знает, чем обернулась его подача на самом деле.

И неизвестно еще, скажет ли Хель, если обнаружится настоящая проблема. Вдруг решит скрыть? С нее станется.

Очнулась я, лишь когда Пак стиснул мои пальцы и ободряюще улыбнулся. Я честно старалась выпутаться из сети ожиданий, отвлекаясь на все, что угодно – снег за окном, черные разводы на полутрещинах на стенах, переплетения туч в небе. Судорожно хваталась за любую возможность перестать воображать ужасающие картины. В конце концов, спустя каких-то десять минут, меня словно выжали, и я не могла больше думать ни о чем.

Дверь тихо хлопнула. Я вскочила. Хель отшатнулась от неожиданности, смешно прижав к груди лист, на чьей обратной стороне проглядывалась печать.

– Ну, как? – вырвалось помимо воли.

– Нормально, – пожала плечами Луна. – Легкое сотрясение, неделя постельного режима.

– И это, по-твоему, нормально? – мрачно спросил Пак.

– Не так серьезно, как могло бы быть, учитывая, что мне со всего разлета вмазали мяч в лоб, так что да, нормально. К тому же это прекрасная возможность отдохнуть от учебы.

– Каникулы четыре дня назад только кончились.

– Лишней халявы не бывает.

Пак тяжело вздохнул:

– Как бы то ни было, сейчас моя прямая обязанность как джентльмена – развезти вас по домам.

Хель взяла свою верхнюю одежду и вручила мне лист с предписаниями, чтобы не мешался. Я покорно его приняла – от него пахло ее духами.

* * *

Зимой темнеет рано. Когда мы подъезжали к моему дому, тени покорили реальность – тянулись из углов, выныривали из-за деревьев, окутывали двадцатиэтажное здание плотным покровом, тушили свет из окон и делали его похожим на полуистлевшие угольки. Хель сидела на первом сиденье, я – на заднем. Ее качало, так что периодически она соскальзывала вбок. В школе она не производила впечатление человека с плохим самочувствием, но сейчас…

Пак с тревогой косился на нее, порой даже протягивал руку, словно пытаясь удержать от падения, но так и не решился до нее дотронуться.

– Арлекин, – прошептал он, когда мы неслись по проспекту, – если не возражаешь, я приторможу у остановки. Тебе же недалеко до дома от нее? Боюсь, Хель нужно срочно домой, а петлять по твоим дворам – дело муторное и много времени займет.

Я и так понимала, что Луне плохо, и с готовностью ответила:

– Конечно! Сбрось меня вон там. И позвони потом.

– Обязательно.

Хель, кажется, наш короткий диалог пропустила мимо ушей. Сердце болезненно сжалось.

Он свернул вправо и, едва машина остановилась, я быстро выбралась из салона. Колючий ветер ударил по лицу, так что я невольно дернулась всем телом. Пак помахал мне рукой, я повторила его жест, и уже через две секунды фары скрылись за поворотом.

Путь от остановки до подъезда обычно занимал три минуты и лежал через небольшую рощу. Несколько лет назад мне нравилось в ней гулять, особенно весной – солнце проглядывало сквозь молодую листву, серебрило траву…

Я ходила через нее тысячи раз – не каждый из них меня подвозил Пак, чаще всего приходилось толкаться в автобусе. И всегда, без исключений, благополучно проходила тонкую полосу деревьев и добиралась до теплой квартиры.

В этот раз система нарушилась.

На перекрестке, возле которого росла причудливая береза с двумя стволами, я застыла от ужаса. К ней, между этими двумя стволами, был прибит человек. Точнее, то, что от него осталось – обуглившийся черный силуэт с белеющими в темноте зубами, оскаленными в предсмертном вопле.