Kitabı oxu: «Пользователь: Lyr.Psycogrin. Воспоминание у цифрового камина», səhifə 2
Глава 5. Долань Деформия
Город, который невозможно уже чем-либо удивить, пестрел афишами какой-то странной выставки современного искусства. Насколько мне было известно, данное «необычие» заключалось в оживших плёнках неизвестного ныне фотографа.
Я прошёлся до местной галереи. Как всегда, заблаговременно приобрёл входной билет через официальный источник. Толпы отчаянных модников, жаждущих «запилить» фото на свою страницу, перекрывали входную группу галереи.
Внутренняя рациональность повела меня в расположенный по соседству небольшой бар. Там я, укрываясь от одиночества, разделил это время в компании незаурядных коктейлей на мескале и раскрывал свою ностальгию, едва успевая записывать летящий поток разных мыслей.
В таком режиме 2,5 часа пролетели как по щелчку пальцев. Блокнот исписан кривым, но понятным мне почерком. На разгон главы достаточно строк. Оставил чаевые по европейскому стандарту, накинул свой чёрный М65 и отправился к выходу, освобождая места модникам, обсуждающих выставку неизвестного фотографа.
На часах была половина восьмого. Полтора часа на экспозиции. Это не Лувр и не Третьяковка, должно хватить. Я вхожу.
Почему общество ценит то, чего нет, но заставляя поверить, что оно есть. Потомки будут смеяться над нашим образом жизни, проклиная постмодернизм.
Люди и наблюдатели разбрелись по галерее, зона экспозиций была пуста. Люблю оставаться один на один с лиминальными пространствами и погружаться в них. И это был мой вечер. Никаких введений или кратких историй из биографии фотографа не было, просто пустая стена перед шторой, отделяющей пространство галереи от выставочного. Только одна надпись: Jamais vecu (рус. жаме векю – «никогда не пережитое»).
Отдёрнув штору, я зашёл в тёмный зал. Бросившаяся в глаза первая фотография вызвала у меня какое-то странное чувство. На ней был изображён барабанщик с установкой в углу пустой комнаты, а за ним как будто кто-то стоял. Игра теней или игра разума? Моё лицо непроизвольно, точнее, не поддаваясь контролю, сложило недовольную гримасу. Какое-то знакомое чувство передавала эта фотография. Участилось биение сердца. Тяжёлый выдох. Поморщенный лоб остался со мной, несмотря на то что я прошёл дальше. Не читая вывесок, я увидел на фотографии человека без лица, лежавшего на двуспальной кровати с позицией рук, как будто он был без сознания. И снова ощущалось чьё-то присутствие на этом кадре. Интересно, на меня одного так влияют данные экспозиции? Этот фотограф не промах, достоин ажиотажа на своей выставке. Я только в начале, а уже схватил эмоциональный всплеск. Неужели мескаль так подрывает меня? Надо идти дальше.
А дальше случилось то, что вызвало расширение моих зрачков и исчезновение сложенной до этого гримасы. Я перестал слышать своё дыхание, а ноги непроизвольно подогнулись, но я устоял.
Чёрно-белая фотография передавала зелёный цвет глаз запечатлённой на ней девушки. Я знал её. Невозможно забыть эту улыбку ангела. Она как будто была рядом со мной. Здесь. Сейчас. В этой реальности.
Я знал эту фотографию. Я знал и место, и фотографа. Этого не может быть. Выдох. Этого не может быть. Ладно, соберись. Не теряй рассудок. Иду дальше. Но дальше не было лучше. Я не успевал читать названия, так как жуть этих фотографий обнимала меня в темноте. «Арлекино» с улыбкой безумца, вызывающий чувство холода по спинному нерву, и «Руки медицинского работника», добавляющие панику. Бесцветные цветы, «Подполье древнего культа Московии», вызывающие слёзы «Глаза солдат и их матерей», бесконечное множество рептилий, «Разрушенный храм» и последнее, мерило-безумец из картинной галереи – «Деформий». Опьянение резко пропало, но появилась головокружение и потемнело в глазах. Всё, что я видел, не укладывалось в моей голове. Я присел на скамью. Я здесь один. Пульс в висках еле-еле перебивал звук чьи-то шагов.
Из лиминального мрака я увидел его. Деформий. Ужас, который издавало его лицо, возобновил мой давно забытый детский ночной кошмар. Я вновь почувствовал себя беспомощным 3-летним ребёнком.
– Наконец-то что-то достойное! – прошипел он.
У меня появились краткосрочные хлопковые слуховые галлюцинации.
– За 27 лет ты понял, что я от тебя ожидал!
Я не мог произнести даже слово. Моё дыхание участилось.
– Ты нашёл тот источник, который сделает из тебя великого фотографа. Никто ещё не уходил в сон и не возвращался со снимками. Ты первый. Ты обыграл меня в этой партии, и я оставлю тебя. Хочешь узнать, какая моя любимая фотография на этой выставке?
Я смог лишь отрицательно дёрнуть головой.
– Да ладно тебе, мог бы и из воспитанности поинтересоваться напоследок!
Он щёлкнул пальцами и показал в сторону объекта внимания.
– Её глаза! За все эти годы она выбилась в лидеры по количеству явлений в твоих снах. Её зеленые глаза не поменяли той яркости, а небольшие морщинки придали, наоборот, изящности.
Он говорил моими мыслями.
– А ты оставил эту фотографию без названия. Ты любишь только её, а любовь – это самый сильный страх человеческий. С ним я тебя и оставляю…
Вспышка от включённого света ударила мне по глазам и ослепила на полминуты. Это означало, что работа музея заканчивалась и мне пора пройти на выход. Я с трудом открыл глаза. Внутри чувствовалось какое-то освобождение и одновременно сухость во рту. И почему передо мною были пустые стены?
Глава 6. Ева
Дни и мысли сбивались в кучу. Раскол вчерашнего мира. Пустые улицы. Пустые заведения. Пустота внутри. Нужно отвлечься. Центр. Нуар. Петровка. Бар.
Заказ на одного. Да, сейчас самое время быть одному. Коктейль на кальвадосе – и повторить. Это то, что сейчас нужно.
Достаю книгу и начинаю покидать реальность. Всё что угодно, только бы отвлечь мысли. Но читаю сквозь книгу. Ещё глоток.
Случайно бросаю взгляд вправо. Что это? Чувство замедленного течения времени, которое не ощущал уже давно. Снова жизнь. Я вижу картину, которая не будет висеть в галерее: «Девушка, воплощающая вдохновение в реальность». Чёрный плащ и оголённое левое плечо.
Такая же, как я, одинокий пассажир этого полупустого бара.
Меня отделял от неё лишь витраж.
Цветовая гамма её образа обладала отдельным видом эстетики, для которого сама вечерняя Москва прописывала партии тенор саксофона. И нет счёта времени.
Сочетание лунного цвета её лица и антрацитовых волос подчёркивался застывшим сольферино на губах.
Marlboro и белое вино. Она освобождала сигаретный дым и записывала что-то в блокнот. А я не мог отвести глаз от неё и несколько раз пересекался с ней взглядами. Ещё глоток – и повторить. Ей самое место на обложке глянца, а не в кадрах моей памяти.
Ее сглаженный профиль попал в камеру проходящего мимо фрика. Она улыбнулась. Улыбнулся и я. Поднимаю стакан. Выдох. Смотрю на время. Пора идти. Оплачиваю счёт и покидаю бар. На выходе пересекаюсь с ней и узнаю, что её зовут Ева. Ева.
Я знаю, что через несколько дней она покинула Москву. А я остался со своей депрессией в этом бессмертном городе вдохновений.
Глава 7. Ёмкий портал, или Боль прозрения
Ощущали ли вы когда-нибудь пульс Мегаполиса М?
Пересекая пешеходный путепровод близ эстакады на Автозаводской, можно попасть в ёмкий портал, где теряются пространственно-временные ощущения собственного я. Каждый новый шаг становится тяжелее предыдущего, и вы перестаёте чувствовать поначалу дыхание, а далее и своё присутствие. На какое-то время вы можете осознавать себя в роли грузила в аквапросторе, растягивающего собой собственную деперсонализацию в дереализующем эфире увиденных когда-либо городских событий.
Затем в глаза с определённым тактом бьет гиперболоидный шлейф света огненного оттенка, открывающий картину незримого города с его потайными знаниями.
Город раскрывает вас своим раскрытым видом.
В древние времена это явление называлось болью прозрения…
Глава 8. Жизнь чужих
Уже почти трезвый. Начинается утренняя усталость после восьмичасового рейва. Появляется раздражительность от толкающих и задевающих людей. Значит, пора уходить.
Московский рассвет с Берсеневской набережной не спеша, вдыхая Pepe и свежий воздух, выдыхаю дым и вчерашний день. Заглядываю в телефон, разбираю уведомления, смотрю на лица чужих мне людей. В местах бывшей фабрики товарища Эйнема, где прошёл не один десяток тысяч рабочих, приходят интересные мысли.
И почему нас… нет… нет… меня… меня так волнует жизнь чужих? Именно я, не мы, не готов заявлять за кого-нибудь ещё. Волнует порой сильнее, чем своя: события, потоки фотографий и видео наигранных эмоций, чьё-то меню на ужин на фоне бесконечных сводок новостей. И вот я, жертвуя самым главным своим ресурсом, что получаю по итогу? Бессмысленно потраченное время…
Здесь нет эгоизма, я не готов к этому искусственному миру. Сколько раз ошибался, сколько раз делал шаги назад, выбирал не тех людей, не тех спутниц и проводил время в сожалении, хоть и говорил, что не жалею ни о чём. И достоин ли я этого всего? Потомок победителей и собирающих мир по крупицам, которые даже не могли мечтать о вечерах в Париже, о летнем дожде в Венеции, о закатах на Балеарских островах и побережье Адриатики, и о столичной жизни во многих городах Европы. Позорю их… Их память…
Жизнь в новом обществе, где всё построено на ошибках выживших и на их экспертных мнениях. А эксперты кто? Замаскированные адепты однополярности, вечно просящие сторонники двойных стандартов, стремящиеся наполнить свои цифровые кошельки и выдающие по итогу реалити-шоу упадка культуры, в высоком качестве трансляции блядства людей. Итоговый продукт, который невозможно ощутить, а возможно только увидеть. Ничего не напоминает образ? Кругом голова от этой грязи.
Последняя затяжка, выдыхаю дым. Ничто не истина, но знаю точно. Не мне решать чужие судьбы, не вам решать судьбу мою…
Глава 9. Запись диктофона от 9 декабря 2021 г
После событий, произошедших в декабре 2012 года, я стал замечать за собой, что перестал вспоминать определённые эпизоды из жизни, повлиявшие так или иначе на моё нынешнее восприятие происходящего в мире.
Я стал превращаться в скептика. Мало что могло удивить меня, а уж тем более обеспокоить.
Объявленная в 2020 году всемирная пандемия укрепила моё отношение к внешнему миру, навсегда разрушив какие-либо устоявшиеся убеждения. Мы и каждый из нас – всего лишь результаты случайных процессов, остальное всего лишь игры разума.
На протяжении года я вёл отшельнический образ жизни, тем самым теряя своё привычное окружение, а с ним и интересы в целом к жизни, которую вёл в последние годы.
Логически это вело к очередному моему личностному перерождению, но произошедшее 10 апреля 2021 года загадочное явление поставило неудобный знак вопроса, породив тем самым идею докопаться до истины любой ценой.
Так что же произошло в тот роковой день?
10 апреля 2021 года.
Маршрут в компании двух моих друзей был построен до древнейшего города Руси – Владимира. Выезд из Москвы был запланирован на 8 утра, чтобы быть на месте пораньше. Дорога благоволила отличной солнечной погодой и отсутствием затруднённости движения. Все условия для хорошего отдыха.
С учетом остановок на заправку и приёма пищи в «Макдональдсе» мы заехали во Владимир в начале 12-го. Так как я единственный, кто уже был не первый раз на местности, я целенаправленно поехал к смотровой площадке, расположенной на холме при Успенском соборе, чтобы оттуда начать очередное знакомство с городом.
Из-за отсутствия парковочных мест на площади близ собора пришлось проехать под холм и там бросить автомобиль. Удивление касаемо наличия достаточного количества свободных мест для парковки прошло спустя пройденные примерно 50 метров тропы. Здесь располагался ангар, в котором занимались ритуальными услугами. «Хорошее» начало пути.
Мы пошли дальше. После того как потратили минут 15 на подъём к собору, наши пути разошлись: двое моих друзей пошли в Успенский собор, а я пошёл к смотровой.
Воздух уже прогрелся, солнце вошло в зенит и так слепило, что пришлось надеть солнцезащитные очки. На смотровой было полно людей, и я не стал к ним присоединяться. Решил пройтись по верху холма, с которого вид на долину вдоль реки открывался не хуже, но как оказалось спустя буквально пару минут, ужаснее.
Всё невообразимое началось с того, что я почувствовал лёгкий хлопок по ушам. Я поднял голову и увидел сквозь очки рассекающую кровавое небо молнию. Застыв на какое-то время от страха, я потерял дар речи. Левая рука начала бесконтрольно дёргаться. Собор, стоявший за моей спиной, исчез, и на его месте были каменные руины. К чувству страха присоединился и холод. Резко замёл снег снизу вверх, а под ногами кровоточила алая трава. Появились шум в голове и жжение в грудной клетке. Из-за тяжести дыхания мне пришлось опуститься на одно колено. Время казалось замедленным и прерывающимся, как будто лишённая каких-то кадров хроника, а вместо них я получал приступы головной боли.
Странно, но в воздухе помимо жути проскальзывал запах свежескошенной травы. Я снял очки и протёр глаза, сквозь пульсирующую мглу я разглядел человека под холмом, кажется, в латах. Он был один и стоял над телом чего-то ужасающего.
Набравшись сил, я встал и начал спускаться к низу холма. Чем сильнее я приближался к цели, тем больше сгущалась мерзкая нечисть за его спиной, как зараза, заполняющая образовавшуюся пустоту там, где на то есть власть слабости и упадка.
Когда я был в шаговой близости к человеку в латах, над ним сформировалось нечто похожее на холмистого аспида, несмотря на то что он сразил его физическое тело. И оно начало издавать какой-то треск, заставивший воина упасть на землю и дёргаться в конвульсиях. Аспид, одолевший война, вызвал во мне очередной приступ ужаса, выражавшийся в остолбенении и звуковых галлюцинациях.
Сквозь поток этого жуткого звука, я начал разбирать слова, а потом и целые предложения.
Убудет… жизнь… страхе… род твой… Русен… в закате…
И получишь отравление от знаний…
И время перестанет быть властным сынам рода твоего…
Нарекших грешниками встанут над сынами праведников до часа того, пока угаснет папоротник…
С каждым произносимым словом ядовито-жёлтые глаза аспида наливались более темным оттенком.
Неведомым гласом страха ведомый будет род человеческий через источник жизни ваш, что во слове лежит.
И твои старики забудут мудрость, посеяв скорбь в лицах для детей их, как старый день в восход светил ночных со тьмой перенесёт всё тёмное с собою…
Я чувствовал, что мёрзну от страха, трясло уже, как при артериальном давлении сверх 180.
Как в своё время исполины потеряли дар мудрости на поприще Мэсске…
Забудьте истины, она во страхе ныне. Слезами омоются плоды страха и страданий…
Лишись мира брат и сестра…
После я начал снова воспринимать отдельные слова, и последнее, что я запомнил:
Звучанием… песен… четырёх… кровей…
Метель усилилась, я больше не мог слышать ничего. Дух аспида начал испаряться во мгле, но ядовито-жёлтые глаза-по прежнему светились безумием. Наконец-то я смог пошевелить руками и ударами по ногам привести их в движение. Из-за холма начали пробиваться лучи света. Перенеся внимание на свет, я увидел себя же, стоящего на холме. Но как?
Лёгкий удар по плечу пришёлся из-за спины.
– Загораешь, бро?
Я с ужасом повернулся и увидел своих друзей, только что вышедших из Успенского собора. Затем резко повернулся обратно, всё было как и прежде. Благо очки скрывали мой безумный взгляд, а парка – дрожь, которая овладела всем телом. Из-за нескончаемого страха от увиденного я всего лишь смог что-то промычать.
– Так, 12:02, погнали отсюда, пока Полуденницу не встретили, – сказала с улыбкой подруга.
Конец записи.
