Kitabı oxu: «Смог над Азерой. Червивое яблоко 1», səhifə 17

5

Прошло очень немного времени и Эни убедилась, что подтверждаются самые худшие опасения ее внутреннего голоса. Фил Кэббот весьма старательно избегал ее и не торопился приводить в исполнение данные в челноке обещания. Где бы она ни появилась, всюду оказывалась в центре всеобщего внимания, которое было, однако же, отнюдь не лестным и являлось – это было совершенно очевидно – отголоском скандала, устроенного ею в ресторане. Той, старой Лайзе было бы на все наплевать, она, может быть, даже гордилась бы этим, но новой, той, которая звалась теперь Эни Боди, вот этой Лайзе такая слава была совершенно ни к чему.

Весь персонал гостиницы был Лайзой совершенно затерроризирован и боялся ее, как огня. При одном лишь ее появлении страх этот явственно проявлялся на физиономиях служащих вне зависимости от их ранга и степени вышколенности, а внезапное обращение, скажем, к горничной, могло вызвать у несчастной устойчивое заикание.

Ну а что касается Фила, то с ним у Лайзы однажды произошел и вовсе курьезный случай. Как-то вечером она, бывшая в этот момент скорее и даже несомненно Эни, а не Лайзой, шла по коридору отеля, намереваясь пройти к себе. Когда она была уже в нескольких шагах от своего номера, дверь напротив распахнулась и из нее этаким фертом в смокинге и даже с цветком в петлице выпорхнул Фил. На его физиономии было нарисовано жизнерадостнейшее настроение, оно же рвалось из его горла фиоритурами бессмертного "Завтрака", исполняемого, к удивлению Эни вполне приличным баритончиком и практически без фальши.

При одном взгляде на смокинг у Эни взыграло ретивое в предвкушении великосветской тусовки. Она протянула к Филу обе руки и сладчайшим голосом произнесла:

– Фил, дарлинг, куда же Вы пропали? Я Вас совсем не вижу.

Однако у дражайшего Фила после ресторанных посиделок, похоже, выработался на нее устойчивый рвотный рефлекс. Он выпучил глаза, дернулся, с писком схватил себя обеими руками за горло и исчез за дверью.

Эни могла иметь – и имела – все развлечения, которые только можно купить за деньги, но не этого страждала ее душа. Время шло, а главнейшая из ее физиологических систем так и не была испытана на деле. Она попыталась проникнуть в местный бомонд с помощью кое-кого из бизнесменов, с которыми летела на конвертоплане, однако те не проявили особого желания продлить знакомство.

Постепенно к ней пришло понимание того, увы, печального факта, что вокруг образовался сущий вакуум, средства преодолеть его не просматриваются и, если не предпринять немедленно каких-то чрезвычайных мер – каких? – то она рискует и в будущем оставаться в полном и совершенном одиночестве. А в этом случае дальнейшее пребывание на Азере теряло всякий смысл.

На какой-то момент старая Лайза вновь одолела в ней молодую Эни и взялась за дело со всей присущей ей энергией и неукротимостью. Она решила ворваться в местный бомонд, используя самый могучий таран, который только имеется в распоряжении высшего света человеческого общества – деньги. "Вы изволите меня игнорировать, – ярилась Лайза, – ну, я вам сейчас покажу! Вы у меня попляшете". После чего ввела в банковский компьютер данные, с неопровержимостью свидетельствующие, что она, Эни Боди, перекупила у некоей Лайзы Старкофф во время встречи на Земле всю ее долю в предприятиях, землях, недвижимости Азеры, и прочее, и прочее, и прочее. Это была одна из двух милых шуточек над родственниками, наследниками и иными заклятыми друзьями по жизни и бизнесу, которую подготовил для нее Человек, Который Всегда Прав. Вторую она пока решила придержать в резерве.

Известие произвело на местную великосветскую тусовку ошеломляющее впечатление. Разорвись на Азере атомная бомба, и то эффект вряд ли был бы большим. Размеры богатства, владелицей которого она себя объявила, были так велики, что автоматически делали Эни членом Экономической комиссии при Совете Координаторов планеты.

Все крупнейшие деловые кланы Азеры были ввергнуты в глубокий шок: расстановка сил на планете явно менялась, но вот в какую сторону? Семейство Старкофф охватила паника. Лица, позволявшие себе иронически неприязненные высказывания в адрес "этой несносной парвеню" в ужасе прикусили языки, а Карл Бюллер примчался к ней в гостиницу преисполненный самых радужных надежд, готовый закрыть глаза на любые ее чудачества и решительно намеренный сделать все, что она пожелает, лишь бы превратить ее в свою деловую союзницу.

Бюллеры в иерархии планеты занимали всего лишь третью ступеньку. Вне конкуренции был клан Азерски даже без возможностей Старой Дамы, составлявших добрую половину общей экономической мощи клана. Второе место принадлежало семейству Старкофф.

Жесткая и бескомпромиссная позиция, которую заняла Старая Дама в отношении Города, расколола клан Азерски. Чуть ли не каждый его представитель оказался сегодня сам по себе. Многие из Азерски сочувствовали Старой Даме, но, считая борьбу безнадежной, отошли в сторону. Те из них, что могли бы претендовать на наследство, помимо Малыша их насчитывалось, по крайней мере, пять человек, смотрели друг на друга подозрительно и объединиться были органически неспособны. Считаться в делах теперь Карлу приходилось лишь со Старкоффами, в позициях которых уход из семьи денег этой сумасбродки Лайзы пробивал существенную брешь. Экономические возможности обеих семей теперь были почти равны, и если бы удалось перетащить на свою сторону Эни, то перспективы перед ним, Карлом Бюллером, открывались бы самые восхитительные. Вот только сумасбродкой эта самая Эни была, пожалуй, ничуть не меньшей, чем приснопамятная старушка Лайза.

– Дорогая Эни! – раскинув в преувеличенном радушии руки, воскликнул Карл Бюллер прямо с порога. – Ведь Вы разрешите так себя называть старику?.. Вот и прелестно. Поскольку наш общий друг, Филипп-Норрис, не спешит вводить Вас в наш круг, а, по всей видимости, предпочитает один наслаждаться Вашим обществом, эгоист этакий, я взял на себя смелость заявиться к Вам без приглашения. В конце концов, мы были представлены друг другу еще в конвертоплане.

Бюллер обстоятельно расположился в предложенном ему хозяйкой номера кресле, уютно устроил на коленях брюшко и критическим оком обозрел апартаменты.

– Вы все еще ютитесь в этом сарае? Не надоело? Нет-нет, не уверяйте меня, что тут не так уж и плохо, я же сам являюсь его владельцем. Дорогая, Вам следует обустраиваться более капитально. Если Вы позволите мне не то чтобы руководить, а, так сказать, облегчить… я буду рад и счастлив.

– Разумеется, дорогой Карл, если Вы, в свою очередь, позволите мне себя так называть… ага… вот и прелестно… я с удовольствием и признательностью приму Ваши услуги, – с восхищением сказала Эни, старательно выпихивая из сознания злорадствующий внутренний голос. Голос этот настоятельно советовал сотворить гостю какую-нибудь пакость, и Эни невнимательно удивлялась тому, что он, внутренний голос, как-то вдруг, внезапно и очень уж кардинально сменил направление советов.

Бюллер, между тем, обрушил на нее все свое подержанное обаяние.

– Ну-с, дорогая Эни, я позволил себе заранее проявить о Вас… так сказать, некоторую инициативу. Я зарезервировал в самом удобном месте – на десятом уровне, разумеется – уютный жилой блок, в котором не стыдно было бы расположиться кому угодно, хоть бы и… так сказать… да! Двухэтажные апартаменты, внутренние лифты с заходом на третий этаж, где расположена квартирка для вашего секретаря.

– Камердинера, – поправила Эни.

– Камердинера, – согласился Бюллер. – Конечно, это не совсем то, к чему привыкли просвещенные представители Старых Миров, но дайте срок, дайте срок. Ну а чтобы столь прелестной девушке не было скучно, я и мои дети, мы охотно возьмем, так сказать… на себя. Мой сын примерно Вашего возраста, может быть, чуть постарше, и он горит желанием показать Вам все-все и со всеми познакомить. Затворническая жизнь Вам совсем не идет. Вы с этим кончайте. Вы, владелица одного из крупнейших состояний на планете, и, бесспорно, ее красивейшая женщина, должны, так сказать, царить и повелевать. Позвольте полюбопытствовать, Вы вложили в Азеру все свои деньги?.. нет?.. я так и думал. Кстати, у нас тут довольно сложная обстановка. Интриги, подкопы, коалиции, – он со вкусом рассмеялся. – Свежий человек, особенно если, так сказать, не слишком умудренный жизнью… словом, черт ногу сломит. Но я всегда готов быть на страже Ваших интересов, всячески опекать и помогать, по крайней мере, на первых порах. Вы меня слушаете?

– Что?.. А, конечно, дорогой Карл, я с благодарностью приму любую помощь, – сказала Эни рассеянно, ибо вот только что ее голову посетили удивительные мысли. Во-первых, она с несказанным удивлением вдруг осознала, что устойчиво воспринимает себя не как Лайзу, а как Эни, и когда произошла эта удивительная метаморфоза, определить не берется. Во-вторых, она поняла, что внутренний голос, с которым воевала мерзкая старушенция, и был этой зарождавшейся новой личностью. А в третьих, она твердо знала, не догадывалась, не предполагала, а знала, что Лайза отнюдь не покинула это великолепное и столь любимое Эни тело, она просто затаилась, она ждет своего часа, своей минутки и даже мгновеньица, чтобы снова вылезти на свет божий, и новый внутренний голос, так ее, Эни, только что несказанно удививший – это голос именно Лайзы.

– Ну-с, не буду более Вам надоедать, – сказал Бюллер, поднимаясь. – Переехать в новый блок Вы можете в любую минуту, хоть бы и прямо сейчас. Да. Как я сегодня уже неоднократно говорил, Вы мне очень симпатичны, очень, я жалею лишь, что человеку, увы, не дано сбросить со своих плеч этак годиков двадцать пять. Мне остается рассчитывать лишь на роль Вашего проводника в наших финансовых джунглях. Но уж эту свою роль я буду… со всем тщанием, так сказать…

– Я в восхищении, – сказала Эни, приятно улыбаясь. "Ах ты, старый козел, – думала она, – ты рассчитываешь вертеть мною, как марионеткой? Ничего-ничего, я еще повожу тебя за нос. Потрудись-ка пока что мне во благо, а показать тебе зубы я всегда успею… И тут из таинственных глубин ее "я" бурно, страстно, решительно вырвалась Лайза. Натиск был таким стремительным, что Эни даже растерялась. Ей вдруг страстно захотелось выставить два пальца козой, ткнуть ими в толстый живот своего визави и громко заорать: "Бе-е-е-е!" Борьба с Лайзой закончилась явно полной капитуляцией, поскольку Эни с удивлением обнаружила, что с язвительностью продолжает: -… потому что я… как только, так сразу… нашла себе в ваших кошмарных джунглях, переполненных кровожадными тиграми, бескорыстного гида в образе хитрой и жирной старой лисы.

Высказывание это, хотя и точное как по сути, так и по форме выражения, было, по мнению Эни лишним, глупым и ненужным. Бюллер мог и обидеться. Однако он отечески потрепал ее по колену и сказал с легким смешком:

– Старая жирная лиса будет очень заботиться о Вас, Эни, поверьте. Впрочем, Вы вскоре в этом сами убедитесь. Вот Ваше приглашение на ближайшее заседание Экономической Комиссии. Вот членский билет Звездного клуба. Завтра я жду Вас в Совете, чтобы провести официальное представление. А знакомство во внеофициальной обстановке состоится, если Вы не возражаете, уже сегодня вечером. Милости прошу ко мне, у нас банкет для узкого круга лиц, или, как выражается молодежь, тусовка. Будет весь бомонд. Зачем откладывать на завтра то, что можно, так сказать, натворить сегодня?

Бюллер сделал Эни ручкой и удалился с грацией элефанта, вставшего на задние ноги.

Ну, – сказала себе Эни, – один козырь послужил мне прекрасно. Дай бог, чтобы и второй сработал не хуже. А эти мысли о старушечьих приколах… Что-то в них-таки-есть, в этих приколах. Не так уж они и… Ну, дорвусь я, в конце концов, когда-нибудь до мужика, или нет?

6

Огромная эмоциональная чувствительность Рекса позволила ему уловить приближающуюся бурю задолго до того, как Лайза ощутила первые признаки душевного разлада. Рекс наблюдал за нею со все возрастающей тревогой и смятением, поскольку представления не имел, в чем именно должно будет заключаться его вмешательство. Друг просто советовал в критической ситуации следить за ее зрачками… прекрасно… допустим, уловит он, Рекс, в зрачках Лайзы некую ненормальность, и что дальше? Никаких инструкций-то ему на этот счет оставлено не было!

Тревожное состояние Рекса все усиливалось, и, в итоге, он уже просто не находил себе места от беспокойства. К этому добавлялся и собственный душевный разлад, девушка нравилась ему, к тому же он улавливал подсознательную тягу к себе ее тела – такая вот странность, от которой ничего хорошего тоже ждать не приходилось. Мысли о круглосуточном за нею наблюдении надо было в темпе растоптать и выполоть. Хотя, думалось ему, что делать, если приступ – почему-то ему казалось, что это будет непременно приступ – случится ночью?

Дальше, однако, все произошло само собою. Толчком послужили ее невероятно расширившиеся зрачки. Рекс уже в который раз почувствовал, как вдоль позвоночника покатилась волна мерзкой тянущей боли, а в следующее мгновенье он нырнул в эти зрачки, вцепился в ее мозг и… стал Лайзой, вернее, Лайза стала его частью, вполне автономной и независимой, но с любыми болезненными проявлениями в которой он мог теперь разобраться со всей ему свойственной решительностью.

Когда "разборка" была завершена, Рекс покинул Лайзу, безумно счастливый тем, что происходила эта разборка на низших уровнях психики, в сфере подсознательного. И только после этого в очередной раз поразился силе предвидения, столь наглядно продемонстрированного Сержем. Ему стало ясно, что друг потому и не давал никаких указаний по лечению, что знал – Рекс и сам прекрасно справится с задачей.

Покинуть-то он ее покинул, но связь, позволяющая знать все, что с нею происходит, осталась. Где бы Рекс ни находился и что бы ни делал, какая-то часть его сознания постоянно и напряженно следила за девушкой. Между ними установилось нечто такое, что можно было назвать телепатической связью, хотя, может быть, и не в общеупотребительном смысле этого понятия. Самое поразительное, что связь эта не зависела от расстояния и ничем не экранировалась. Она сохранялась даже тогда, когда Рекс выходил из бетонного куба наружу. Правда, как вскоре выяснилось, в этом случае он тратил очень много энергии и, если требовалось его экстренное вмешательство, быстро уставал до полного изнеможения. Между тем, приступы, пусть и не такой силы, случались с нею все чаще и чаще.

Времени у него было мало, размышлять над всеми этими странностями было некогда. Рексу оставалось лишь надеяться, что согласовательные процессы, которые ему еще предстоит провести, коснутся только низших этажей сознания. Он боялся, что помимо своей воли заберется в ее память, туда, куда она его пускать не хотела. Но с каждым новым вмешательством он забирался все глубже, и надежда эта становилась все более призрачной.

– Рекс, – говорила Лайза, – я не знаю, какие инструкции Вы получили от Сергея. Я не знакома с текстом послания, которое было им в меня вложено. Но имейте в виду, что я ка-те-го-ри-чес-ки не хочу, чтобы Вы проникали в мое "я", – своим "я" она почему-то считала по преимуществу файлы, содержавшие память о прошлой жизни. – Если на одной чаше весов будет лежать мое "я", а на другой мучения, я предпочту мучения.

– Я не вижу ситуаций, в которых мне это понадобилось бы, – осторожно отвечал Рекс. Но Лайза со сверхъестественной чувствительностью улавливала его колебания.

– Уверяю Вас, Рекс, ни к чему хорошему это не приведет. Это лишь посеет между нами недоверие и страх. Усложнит, а может быть, и сделает невозможной выполнение Вашей великой, да-да, именно великой миссии – спасение несчастной Азеры. И, возможно, убьет меня, если и не Вашими, то моими собственными руками. И Лера, и Вы перестанете доверять мне, а я этого не переживу. Поверьте, я ничуть не преувеличиваю.

Рекс успокаивал ее, как мог, но артист он был никудышный, все его усилия вызывали лишь обратный эффект.

– Возможно, Вам следовало бы чем-то поступиться? – говорил он. – В конце концов, Вы – это совсем не то же самое, что Ваши воспоминания. Убрать бы, простите, к чертовой матери часть из них, и все дела. Сейчас возникает новая личность, и несовместимость…

Однако Лайза приходила в ужас от одной этой мысли.

– Нет, – кричала она, – ни за что! Все мое должно быть моим. Иначе… Вы себе не представляете, какая сволочь из меня иначе может получиться.

Но вот наступил момент, когда это все же произошло.

Была глубокая ночь. Лайза спала у себя в комнате. Фантом-тетушка уже много дней пребывала в отключенном состоянии, наведываясь лишь изредка, да и то лишь на несколько минут. А Рекс, мучимый бессонницей – его интуиция разгулялась до уж и вовсе неприличного состояния – возился с защитными системами Долины и со страхом ожидал появления знакомой тянущей боли в позвоночнике. Он работал с ожесточением и даже яростью, безуспешно пытаясь подавить беспокойные мысли.

Знала бы она, как мало тут от меня зависит, – думал Рекс. – Как ей объяснить, что в этом самом “коллапсе сознания” у меня у самого наступает раздвоение личности, все сдерживающие центры летят к черту, и горе морали, если она встает у эффективности на пути. Кто я? – думал он, – если я еще человек, то, безусловно, шизик, а если уже не человек, то кто? И почему ни с кем другим из знакомых ему интуитивистов не происходит ничего подобного?

Хотя в этом вопросе, он, все-таки, несколько лукавил. Теперь он, пожалуй, уже не только догадывался, он знал, в чем тут было дело.

Обычно считалось, что симбиоз приводил к вовлечению в сознательную деятельность большого количества резервных участков мозга. Однако его случай этим не исчерпывался. Среди студентов Академии были, как он считал, и более умные парни. Зато не было никого, кто прокрутил бы через свою нервную систему, причем не через височные контакторы, а через нервные окончания, напрямую связанные со спинным мозгом, весь пакет научных исследований, приведших к созданию височных контакторов. Пакет включал в себя самые диковинные вещи: от детального анализа различных представителей животного мира, до разложенных по полочкам реакций мастеров боевых единоборств. Был этот пакет невероятно засекречен, но настырный дядюшка умудрился раздобыть его за сумасшедшие деньги.

Видимо в результате этого, бог весть каким образом, в Рексе пробудились более древние, чем мозг, управляющие системы, когда-то мозгом подавленные и подчиненные, а теперь с каждым коллапсом все более набиравшие силу. "Не могу сказать, что коллапс это просто невменяемое состояние, – думал он. – Нет. Когда он кончается, то оказывается, что все действия, свершенные мною, абсолютно логичны и целесообразны с точки зрения максимальной эффективности. Другое дело, как бы я поступил, будь у меня возможность оценить, так сказать, моральную сторону". Он все помнил. Он мог восстановить каждый свой шаг, логический или материальный. Правда, для этого требовалась уйма времени. Ощущение было такое, будто бы в его мозге была с чудовищной скоростью прокручена магнитная запись, и теперь он восстанавливал ее со скоростью, доступной для человеческого восприятия.

Сигнал тревоги ворвался в него полицейской сиреной. Через мгновение он уже знал, что кризиса такой силы Лайза еще не испытывала, и, похолодев от ужаса, понял его причину. Новая личность вплотную подобралась к запретным файлам. Потом вдоль его позвоночника снова побежали волны боли, и когда все было кончено, остались только ее глаза, наполненные отчаянием и мукой.

Потрясение, обрушившееся на Рекса, было слишком велико, чтобы его можно было скрыть. Да он и не пытался.

Лайза молчала. Рекс хотел что-то сказать, но горло его было насмерть пережато, и изо рта выдавилось лишь нечто невнятное.

– Вот видите, – тихо сказала Лайза и медленно отвернулась к стене.

– Но, – растерянно сказал Рекс, наконец-то справившись с волнением, – даже если бы я смог… Этого было не избежать.

– Я надеялась справиться сама, – сказала Лайза, не оборачиваясь.

– У Вас бы ничего не вышло, – торопливо и с горячностью заговорил Рекс. – Поверьте. Даже мне удалось сохранить Вашу память в неприкосновенности с огромным трудом. И Вы напрасно терзаетесь. И дураку ясно, что Лайза Старкофф после общения с господином Координатором стала совсем другим человеком, что же говорить о Вас? Поймите, милая…

Лайза рывком села на постели. Ее огромные глаза полыхали мрачным огнем. Одеяло свалилось вниз, до пояса обнажив великолепную фигуру.

– Милая?..

– Я вижу перед собой прекрасную женщину! – заорал Рекс в полный голос. – Милую, добрую, честную. Ни до чего того, что было раньше, мне нет дела… Ни в каком смысле. Не могу сказать, что я в вас безумно, как подросток, влюблен, но я чувствую к Вам огромную нежность и жалость. Черт побери, как я еще могу убедить Вас?

Он сгреб Лайзу в охапку, прижал к себе и принялся неистово целовать ее глаза, нос, щеки – все, что оказывалось в пределах досягаемости его губ. Лайза упиралась в его грудь ладонями, отворачивала лицо, бормотала: "Подождите, подождите…", но он не отпускал ее, и она, перестав сопротивляться, с неожиданной силой схватила его за голову, приподняла ее и, неотрывно глядя в глаза, спросила тихо:

– Так я не противна… тебе? Ты говоришь правду?

– Ты с ума сошла, – выдохнул Рекс.

– Возьми меня, Рекс. Сейчас. Немедленно. Может быть, завтра я об этом и пожалею, но сегодня… я этого хочу. Это необходимо мне.

Лайза отбросила одеяло и послала свое тело навстречу Рексу с такой целомудренной открытостью и простотой, что у него захолонуло сердце. И еще. Он знал, что она сказала правду. Ей и в самом деле это было необходимо.