Kitabı oxu: «Подлинная история сталкера Француза. Книга 2. Кольцо судьбы», səhifə 3

– Не дёргайся, придурок! Лежи смирно! И отпущу…

Но бандит, не желая мириться со своей беспомощностью, вырывался ещё яростнее, вдобавок пытаясь бить сталкера через себя тяжёлыми кирзухами по голове. Вынужденный по этой причине давить глотку врага ещё крепче, Француз вдруг почувствовал, как под пальцами хрустнуло что-то, тело Жабы обмякло, а задранные вверх ноги рухнули на землю.

Выждав пару секунд, сталкер, не ожидавший такой быстрой развязки, встал и, отряхнув пыль с колен, разочарованно обратился к нему:

– Говорил же тебе, дебил, не дёргайся. Сам допрыгался…

Тут он боковым зрением заметил какую-то огромную, стремительно выросшую массу сзади, после чего почувствовал тяжелейший удар по голове:

– БАМ-М-М-ММ!!!

И свет в глазах померк…

Некоторое время спустя кто-то плеснул ему холодной воды в лицо с уже стянутой повязкой на глазах, привёл в чувство и, громко и грязно ругаясь, повёл со связанными за спиной руками куда-то, злорадно хихикая и по-подлому пиная сзади по ногам…

Француз в эти тяжкие минуты даже не предполагал, что вступил в схватку с пикетом банды того самого авторитета Лихого, о котором говорила ему Седония, и лагерь которой находился буквально в паре километров от места их схватки. На его несчастье, пикет состоял из трёх человек, и самый здоровый из этой троицы отходил по нужде. После чего прибежал на шум борьбы и, пользуясь минутным замешательством сталкера, оглушил его…

Глава III

Доктор Вирус

Француз с трудом начал приходить в себя. Первой мыслью было: как там Олеся и Сверчок? Как он ни старался в последнее время быть осторожным и предусмотрительным, а, вот, погнался за барышом, и вон как всё вышло. Подвёл их! Где теперь его друзья? Живы ли? Удастся ли их вытащить? Второй мыслью было: на месте ли цыганское кольцо? Отчего-то ему было бы жаль лишиться своего необычного подарка. Нащупал пальцами и вздохнул с облегчением: «Наверное, бандитам каменное украшение было без интереса».

Он осторожно, не шевелясь, осмотрелся из-под полуприкрытых век (зоновская наука). Помещение было небольшим, с межкомнатной дверью куда-то и замызганными желтоватыми обоями. Одно зарешечённое окно с двойной рамой. Пол затоптан так, что не угадаешь, какого он на самом деле цвета. В углу сгрудилось несколько двухъярусных солдатских кроватей с бесформенными полосатыми матрацами и черными подушками без наволочек. На полу, прикованный наручниками к соседней кровати, сидел беззащитного вида тощий мужичок лет сорока в толстых роговых очках. Удручённый, как видно, немилостями судьбы, он то и дело отирал рукавом окровавленной рубахи лицо в свежих ссадинах и кровоподтёках и с раздутой от чьего-то щедрого удара нижней губой…

Француз осторожно пошевелил руками и ногами: «Вроде, целые».

Руки и ноги были прикованы к спинкам кровати. Да так туго, что на бок повернуться не было никакой возможности. За дверью послышались тяжёлые шаги, и в замке заскрежетал ключ. В комнату ввалился огромный, просто невероятных размеров, мужик с толстой короткой шеей и светловолосой короткой стрижкой, одетый в застиранную старенькую униформу неизвестного происхождения. Ткань униформы на могучем теле была натянута так, что, казалось, пуговицы вот-вот выстрелят в арестантов пулемётной очередью. Подойдя к сидящему на полу очкарику, он схватил его за горло короткими и толстыми, как сардельки, пальцами, на которых было небрежно выколото: «ВАСЯ 87», и глухо прошипел:

– Ну что, лепила грёбаный, дышишь ещё?! Ты овцой-то не прикидывайся, слышал я от братвы зоновской, как они тебя доктором Менгеле называли и про то, как ты со своим подельником забугорным над корешами нашими експирменты разные ставил! Не знаю, что ты там Лихому втёр про то, как двоих наших палёным пивом на тот свет спровадил (с чего бы это он тебя в живых держит?), но даже если он тебя отпустит, далеко ты от нашей малины всё равно не уйдёшь! Это я, Шрэк, тебе гарантирую!

Потом здоровяк повернулся к Французу и, буравя его злыми автоматными зрачками, бесцеремонно пихнул коленом в бок:

– Ну что, доходяга, очухался!? Или кайфуешь ещё? Это я тебя приложил вот этим вот!

И сунул ему под нос огромный волосатый кулачище, на котором красовалось сине-зелёное полукружье солнца, лучами упирающееся в «Магадан 2010». Похоже, Шрэк писал на самом себе летопись своей судьбы.

– Подлюка, двоих чуваков моих тодысь, на пикете, замочил, не успел я отлить в сторонке! – дыша невыносимым перегаром, навис он над своим врагом, и пригрозил: – Ещё побазарим с тобой. Лично я тебе твои же собственные потроха выну и тебе же их и скормлю!

Француз понял, что хоть власть у Шрэка в банде невелика, но намерения у него самые определённые, и что он, если надо, готов «рискнуть здоровьем» и стать поперёк своему пахану.

– Шрэк, тебя к шефу! – прошепелявил в комнату беззубый, довольно молодой и смуглый охранник.

– Сейчас, сейчас! Передай ему, Горбушка, что сей момент буду! – нехотя оторвался от пленников бандит. Дверь комнаты закрылась, снова проскрежетал замок, и в комнате повисла тягостная тишина…

– Слышишь, парень, слышишь? Ты как там, пришёл в себя? Как тебя зовут-то? – услышал Француз слабый голос соседа и, с трудом разлепив ссохшиеся губы, назвался.

– А правда, что ты двоих крутых навечно успокоил? Зря ты так, Француз. Насилия надо избегать. Оно до добра ни человека, ни человечество ещё никогда не доводило! – стал укорять его сосед.

– Кто бы говорил, – парировал Француз, – не тебя ли этот отморозок «доктором Менгеле» сейчас назвал? Ты хоть с виду и скромняга, а сам, видать, фрукт ещё тот. Не хотел бы я беспомощным в твоих крысиных лапках оказаться. Ты, небось, с Божьей проповедью о терпимости, не задумываясь, все мои кишки живьём пересмотрел бы!

– Вообще-то я вирусолог, – гордо заметил сосед, – меня в Зоне, кстати, Вирусом зовут. Меня вирусы интересуют и мутации. Мутации в Зоне гипертрофированы. Здесь бескрайнее море материала по этой теме. Хотел, вот, опыта поднабраться, докторскую защитить, в медицинском мире имя себе сделать, а что получил?! Гордыня всё! Теперь её плоды пожинаю. Своё-то имя потерял, о каком уж медицинском говорить? Сгину здесь, как ненужный червь…

Снова заскрежетал замок, и зашёл уже знакомый им Горбушка с заношенным плотницким ящиком в руках. С важной физиономией благодетеля он широким жестом отомкнул руки Француза, достал две битые эмалированные кружки с дымящимся кипятком, два бич-пакета сухой лапши, по ложке и по паре галет:

– Нате, хавайте. Про чай-компот не спрашивайте. Вы и этого не заслужили. Была б моя воля, я бы вам одного стрихнина насыпал бы.

После чего ушёл с гордо поднятой головой. У Француза от шрэковского «подарка» на вчерашней лесной разборке ещё кружилась голова и подташнивало, поэтому он отдал «щедрый» бандитский обед доктору.

– Ну всё, – предрёк Вирус, облизывая ложку. – Жди от Лихого «с вещами на выход».

– А что он за личность? – поинтересовался у него собрат по несчастью. – Много я уже слышал в Зоне про него. Ты его хорошо знаешь?

– Да не так, чтобы уж очень хорошо, – вздохнул доктор, – но достаточно, чтобы представлять, что он с нами сделает… У него до Зоны по жизни три длинные ходки на тюремскую зону были. В законе. Коронован в Норильске. Сам Саша Север рекомендовал его. А потом он со своими корешами зону так подмял под себя, что барин перед ним на бровях ходил, в рот заглядывал, советовался с ним по своей службе и правиловки воровские вершить не мешал. В общем, «по понятиям» жизнь там Лихой устроил. Ну, а в воровском мире его за это и зауважали. Человек он умный, но очень жестокий. Авторитетов для него нет. Ещё по малолетке загремел за то, что родителя своего, как кабана в бойне, пером расписал. Второй рот ему от уха до уха «нарисовал» и кишки все выпустил! Видишь ли, подзатыльник ему отцовский за пьянку не понравился! Так вот, даже видавших виды оперативников от вида трупа стошнило. После этого случая к нему погоняло «Лихой» и приклеилось… Обид не прощает никому и никогда. Не щадит ни своих, ни чужих. За свой авторитет людей, сколько надо, в крови утопит. Сюда, в Зону отчуждения, через это со своими дружками и рванул. После третьей ходки на зону Лихой решил завязать с деньгами неправедными, игровым бизнесом заняться. А потом, я слышал, с местным прокурором они этот бизнес и не поделили. Дело-то уж очень прибыльное. Начальник его игровые клубы по закону бомбить стал и помещения отнимать да на своих людей оформлять. Ну, а Лихой договорился о встрече, покаяться, мол, а сам за сутки, где только мог, свои стволы схоронил и братка прокурорского, тоже начальника в полиции немалого, что на встречу явился, расстрелял вместе со всей его командой. После этого ему самому, вроде, только в петлю и осталось. Но такая доля не для Лихого! Он ещё в дамки большие намеревается выйти. Думаю, если так дальше пойдёт, так и в политику двинет. Этот участок Зоны теперь под ним, тут он – «хозяин тайги». Я слышал, что даже с местной администрацией и вояками у него какие-то свои большие дела… Лихой свой интерес нигде не упустит. Если сталкеры сюда когда и суются, то только по его разрешению, а улов обязательно пополам! Как-то один из гостей решил его надуть, «мамины бусы» припрятать, а ему туфту втереть, что помельче. Так потом месяца три другие гости этого бедолагу наблюдали на дереве, привязанного высоко над дорогой вверх ногами и с теми самыми «бусами» во рту! Пока вороны его не склевали… Я тебе точно говорю, живьём он нас со своей малины не выпустит. Но, мало того, правиловку ещё устроит показательную и жестокую, чтоб другим «героям» неповадно было!

– Ну, а сам-то ты как в Зоне оказался? И чем этому ухарю насолил? – удручённо поинтересовался Француз.

– Да вот, в Новосибирске, в Академгородке, студентам преподавал «Генетическое разнообразие калицивирусов человека», – печально продолжил Вирус, – там, в научных экспедициях, понемногу наскребал материал на докторскую по вирусологии Сибири и Дальнего Востока. Эх, лучше бы там и оставался! Чёрт меня дёрнул послушать этого шведского вирусолога Рудольфа Андерссона! Мы с ним как-то в Москве на конференции пересеклись, там и сдружились. Он от Европейской Академии наук и от какого-то НАТОвского военного института грант получил на селекцию живых тканей с заданными характеристиками с целью ускорения их регенерации. Тема для военных очень актуальная. Для лечения ранений. Ну, в общем, не всё ты поймёшь. Ну и мне наобещал золотые горы и радужные перспективы. Когда нас на здешнюю землю военным вертолётом доставили, мы тут же под бандитский огонь попали. Охрана быстро погибла, а вертолёт слинял… Спасибо местные вояки, долговцы, по-моему, нас отбили. Медсёстры наши наёмные с ними ушли. А мы с Андерссоном в лабораторию добрались кое-как сами. Благо, до неё километр оставался. Этот забугорный говнюк сразу прочухал, что в Зоне запросто можно жизни лишиться. Поэтому, когда европейцы с хохлами через тройку месяцев после нашего прибытия спецоперацию затеяли, так он со всеми нашими материалами и наработками к ним втихаря свалил. А меня бросил. Результатов с собой на десятку докторских увёз, гнида шведская. А я вот теперь в этой самой лаборатории на территории Лихого в качестве бесплатного доктора гнить должен до самой смерти… Решился я, с недельку назад, следом за своим шведским коллегой чухнуть из Зоны, пожитки свои ценные собрал, артефактов хороших несколько штук, что мне сталкеры за медуслуги подогнали, документы, деньги и, самое главное, регенерирующий эликсир. Глубокие порезы за сутки зарастают! Моя работа! Я его по капле целый год из живого зоновского материала нарабатывал. Внешне напоминает пиво, желтоватый и, если встряхнёшь, пенится. Назвал «Слёзы жизни». Так захотелось… Так вот, чтобы его на Периметре охрана «не вычислила», слил в полторашку из-под пива. Позавчера, не успел я из лаборатории выйти, как друзья от Лихого пожаловали к ихним раненым меня сопроводить. Тут не откажешь! Так эти придурки, когда я на привале задремал, сидор мой обшмонали, бутылку из-под пива, то есть эликсир мой, нашли и хлебанули хорошенько. Двух минут не прошло, начались у них понос, рвота и рези. Да такие, что они своими ужасными воплями всех мутантов в округе пораспугали. Один в судорогах за полчаса умер, сердце не выдержало, а второй, после него, меня хотел застрелить, да сам застрелился. Я уже и не знал, что делать, впервые в такую переделку попал. Я ведь не вояка, как все вы… Хотел поскорее уйти оттуда, да тут Шрэк подоспел, на пикет свой откуда-то возвращался. Увидел трупы своих корешей, меня хорошенько отделал и к Лихому доставил. А потом и тебя, после твоей разборки на пикете, на правиловку сюда же притащил. Пахан ихний нас с тобой поправит! У того не заржавеет. Видно, недолго ждать осталось…

Глава IV

В банде Лихого

Собеседники, поделившись безрадостными новостями о себе, замолчали каждый о своём… Тут заскрежетал замок, в комнату засунул голову Горбушка и, довольно ухмыляясь практически беззубым ртом, театрально прошепелявил:

– Вояка, на допрос к пахану! – А потом растерянно добавил: – А, забыл, ты ж у нас прикованный. Счас, счас, будешь стреноженный.

Быстро забежав в комнату, он суетливо надел Французу на ноги длинные, на стальной цепочке, «американские браслеты», а руки замкнул за спиной. Француз решил ни в коем случае не горячиться, хотя очень подмывало, пользуясь моментом, заехать Горбушке в наглую харю и выставить ему три последних зуба. Тот повёл его по длинному, тоже убогому, с затоптанными полами, коридору. Комната Лихого находилась в самом конце, в тупике коридора, за правым поворотом. Внутренняя планировка здания очень сильно напоминала штаб воинской части советского образца.

В комнате находились трое… В полосатой майке-тельняшке, судя по всему, сам Лихой. Голова лысая и блестящая, как бильярдный шар, в венчике седых стриженых волос, лицо треугольником, на голых плечах наколоты звезды, руки и всё тело расписано зэковскими художниками: драконы, змеи, церковь с куполами и черт знает что ещё!.. Губы тонкие, в презрительной ухмылке, нос приплюснутый, со сломанной переносицей, как у боксёра, уши оттопыренные, глаза оценивающе сверлят вошедшего. Глаза убийцы. Сколько смертей своих жертв они уже видели? Взгляд неподвижный, проникает в самую душу, вызывая страх… Под стать главарю были и его кореша. Уже знакомый верзила Шрэк и ещё один, крепкий и коренастый, в морской тельняшке, с огромным вертикальным шрамом на лице и бельмом в глазу, которого присутствующие называли Варягом. Вся троица рассматривала вошедшего с интересом, как подростки пойманное насекомое, гадая, как того поинтереснее умертвить…

От курева в комнате стоял туман… Хозяева, похоже, пили чифир. Удивили Француза две присутствующие, очень желанные и столь же дефицитные в Зоне вещи: огромный, с вагон, новенький холодильник и, под стать ему, современный сейф в углу. За спиной Лихого болталась грязная простынная занавеска, закрывающая вход куда-то. Единственное окно в комнате запечатано светомаскировкой.

– Ну что, голубь, – начал неприятным скрипучим голосом Лихой, – трави, зачем на мой дозор напал, зачем людей наших порешил? Кто ты и что ты, чтобы правиловку нашей братве чинить? Здесь порвали бы тебя не глядя, но я хочу сначала разобраться, что к чему, а потому, пока пальцами не щёлкну, волос с тебя не упадёт…

Француз назвался и вкратце рассказал, как попал в Зону, как познакомился с Санычем, как приобрёл друзей – медсестру и Сверчка, и как по разговорам убитых им вчера на посту бандитов догадался, что у Лесопилки именно люди Лихого напали на него и его друзей, а потом увели их с собой… Бандиты слушали не перебивая, и только Шрэк, спустя две минуты его рассказа, громко засопел, как кабан на гону, и кинулся к пленнику, сжав кулачищи:

– Чего мы тут слушаем этого фраера, Лихой?! Он же, с-сука, наших грохнул и у Лесопилки, и тут…

– Копыта прибери, Шрэ-эк, – одёрнул его пахан. – Не мельтеши.

Тут Француз подивился, как верзила в одно мгновение сдулся, будто проколотый воздушный шарик, и, словно покорная овца, засеменил на место.

Пленник не знал, что накануне этой беседы банда Лихого богатым застольем принимала двух гостей от другого воровского авторитета Зоны – Султана. Один из зазнавшихся гостей позволил себе шутку в адрес Лихого по поводу его блестящей лысины, что, мол, с такой лысиной на дело нужно в кепке ходить, а то демаскирует… Всё застолье весело расхохоталось. Рассмеялся и Лихой. Затем подошёл к шутнику, так же со смехом развернул его к себе и острым, как бритва, ножом выпустил ему на колени кишки… Тот завизжал от боли и ужаса, пытаясь собрать их и засунуть обратно, а Лихой вторым молниеносным движением перерезал ему глотку. Шестёрки тут же утащили весёлого гостя, хрипящего и кашляющего кровью, в известную всей банде яму для трупов за лагерем, а второй гость от Султана, побелевший, как мел, не проронил более ни слова за весь вечер… Так что накануне Лихой ещё раз продемонстрировал своей банде, что прозвище носит не зря…

Главарь, пожевав губами, вновь обратился к рассказчику:

– Слезливые истории про вашу дружбу и чувства – фуфло это, дамочкам в публичном доме толкать будешь. Под хорошее пойло. Они с удовольствием послушают. Про тебя я, кстати, слышал. Успел ты уже в Зоне немало. И про подвиги твои у долговцев. И как целых две тыщи мутантов нашёл под землёй, везучий засранец, и сдал большухинским начальникам. И как наши посты с новыми своими корешами громил. Ты там, говорят, тоже отличился, и блатных не жалел… А ещё с той стороны, откуда ты вчера пришёл, весточка накануне прилетела, что Рифлёный, наш человек, скурвился, с-сука. Порешил подельников своих, Фрица и Шторма, и сдёрнул куда-то в сторону Дальних Болот… Не встречал такого? А потом там кто-то шухер устроил, в болотах… Да такой, что наша братва теперь лишний раз сунуться туда не может, потому что все болотные твари окрысились и шагу не дают сделать. Там же и клифт, и колёса, и волыну Рифлёного нашли. Только его самого, мудака, нет… Ничего не знаешь про это?

Француз про себя подивился быстроте воровского телеграфа, но лишь отрицательно покачал головой.

Лихой понял, что пленник что-то знает, но не хочет говорить, а ещё он увидел, что тот совершенно не боится его. Смотрит спокойно, с интересом, или даже с равнодушием. Он встречал таких в своей жизни. На куски режь, ничего не добьёшься. Только обозлишь ещё больше и подтолкнёшь на крайности. Такие вот, как этот, в их воровской зоне, загнанные в угол, с собой кончали, и всё… Поэтому авторитет продолжил доброжелательно, насколько мог:

– Ну-у, могли и «Чистое небо», конечно, его прикончить… Они же там шишку держат… А ты, по всему видать, парень фартовый. Людей мне сильно не хватает, так что я подумаю – да реабилитирую тебя? А ты мне послужишь? Ну, а, может, и нет… Подумаю, вот, и долг за свои грехи зоновские отдашь… Тогда служба у меня уже вряд ли получится! – сухо усмехнулся он.

Француз решил не спорить. Жизнью своей он уже так сильно, как раньше, не дорожил, лишь о дочерях да о потерянных друзьях душа болела. А потому уж очень хотелось поквитаться с присутствующими, как он самому себе недавно у Лесопилки клялся…

***

Француза увели, и он не мог слышать, как в комнате Лихого закипел спор. Блатные требовали крови… Варяг убеждал его, что, мол, от бывших военных ни в одной известной ему воровской семье толку не было. Да и не по понятиям это… А Шрэк просто извёлся, нажимая на то, что Лихой, конечно, вор авторитетный, в законе, и сам должен понимать, что «какому-то позорному фраеру» нельзя простить, что он «взял на себя не по рангу» и правиловку ворам устроил.

По возвращении на кровать Француза охватила какая-то тягучая апатия. Не хотелось ни о чём думать, переживать, и завтрашний день его перестал интересовать… Он, как в своё время перед отправкой в Зону, видел себя и всё происходящее будто со стороны, но, в отличие от того раза, его ничего не беспокоило…

Наступил вечер. Прикованный к кроватной спинке, Француз упёрся, задумавшись, своим взглядом в выключатель. Рядом стонал на несправедливости жизни Вирус. Мучители так и не позволили ему лечь. Приковали так, чтобы он мог только сидеть на полу. Француз мысленно нажал взглядом на выключатель. Клавиша осталась на месте, но свет в комнате погас! Он мысленно нажал туда же и свет появился! Так он проделал трижды, а ошарашенный Вирус обратился к нему:

– Сосе-ед, сосед, это ты его, что ли? Как ты это делаешь? Слушай, это шанс, его использовать можно! Не делай пока больше этого…

Пришёл Горбушка. Задумчиво и деловито взялся выставлять из ящика пленникам их ужин, такой же «богатый», как и обед, и Француз обратился к нему:

– Слышь земляк, передай Лихому, что я шестерить на него не собираюсь. Пусть не надеется. Скоро по моему условному сигналу за мной придут! И пусть он тогда не дёргается, иначе всей вашей малине хана!

– Чего ты, чего ты там подашь?! – закипятился Горбушка, – завали хлебало, ты на пол-то циркнуть не можешь! Лежишь распятый, как Иисус на кресте! Чего ты гонишь-то? Чего гонишь, сявка?!

– Вот не скажешь, и за базар ответишь! За всё Лихому ответишь. Что из-за тебя, лоха, кровь твоих корешей понапрасну пролилась, тоже ответишь, – невозмутимо и почти что по слогам произнёс Француз.

Горбушка суетливо сгрёб в охапку свой ящик, забыв забрать у пленников посуду, и побежал к Лихому…

Вирус тут же, как только затих в коридоре топот ног его мучителя, взялся лихорадочно затачивать черенок оставленной бандитом стальной ложки обо всё, до чего только дотягивались его руки.

– Чего ты там суетишься? – обратился к учёному сталкер.

– Надо подстраховаться. Бандиты мне рассказывали, что на зонах они так заточки делают. Хоть какое-то оружие, – пояснил Вирус.

– А-а-а, теперь понял. Давай, давай, – согласился Француз. – Я-то не смогу. Руки за головой прикованы.

***

Спал Француз в эту ночь беспокойно. Ему снились кошмары, драки с бандитами, полчища снорков, контролёр с жутким чёрным взглядом и всякая подобная же зоновская муть. Рядом всхлипывал и стонал во сне Вирус. После ужина его куда-то уводили и по возвращении вновь приковали, избитого, с многочисленными следами на лице от «бандитского разговора». При этом Горбушка, приковав пленника, с садистским наслаждением пару раз пнул его в бок. Тот охнул, выстрелив изо рта кровавой слюной, а Француз взорвался:

– Ах ты-ы, с-с-су-ка уголовная, мразь. Отвали от него, ублюдок!

– Чего-о-о? – опешил «ублюдок» от такой смелости пленного. – Вот, на тебе! На!.. – И точно так же, как Вируса, пнул острым твёрдым коленом и Француза прямо в больной бок, где были сломаны рёбра. Да так сильно, что у сталкера от боли аж в глазах потемнело.

– Ладно, мразь, тебе не жить. Первым тебя грохну! – прошипел садисту Француз, еле сдержав крик боли.

– Сам первый завтра сдохнешь! – плюнул в него Горбушка, потушил свет в их комнате и испарился, заперев замок.

В тот момент сталкеру подумалось, что, если так дело дальше пойдёт, долго они с соседом, как тот и говорил, точно не протянут. Всё к тому шло… И если он хочет спасти своих друзей и уйти вместе с этим научником, то ждать удобного момента времени уже почти не осталось…

***

Француз проснулся от того, что в здании у бандитов слышалась какая-то шумная возня… Он назвал бы её «предпраздничной». Похожая суета случалась у них в войсковой части перед приездом большого начальства. Зашёл Горбушка и злорадно объявил сталкеру:

– Авторитетные коня заварили. Целое ведро! Празднуют. Правиловка тебя ждёт. Так что поздняк суетиться, фраер.

Затем стреножил его, замкнул за спиной руки и подтолкнул навстречу подошедшему конвоиру кавказской наружности.

– Пош-ш-шёл! – толкнул тот Француза прикладом между лопаток, – сейчас перед Аллахом ответ держать будешь! – И презрительно хихикнул при этом.

Француз, конечно же, понятия не имел, что «конь» – это воровское праздничное варево, состоящее из чифира, кофе и сгущёнки. Но сам факт праздника у бандитов означал, что он по поводу жертвоприношения. И жертва эта – как минимум, сам Француз… Поэтому, не обращая внимания на тычки конвоира, он с какой-то фатальной надеждой запоминал свой, скорее всего последний, путь на улицу. Там, где он вчера поворачивал направо, к Лихому, конвоир толкнул его налево, потом снова налево, затем появились три ступеньки вниз, перед двустворчатыми тяжёлыми дверями, обитыми железом, и яркий свет ударил ему в глаза. Француз поначалу зажмурился, а потом, чуть попривыкнув, огляделся…

Небо было самых светлых тонов, чувствовалось за облаками яркое солнце, которое, казалось, хотело приободрить идущего на казнь… Напротив пленника, во дворе, в двадцати метрах «подковой» гудело в ожидании зрелища с десятка три бандюков. Одеты кто во что горазд. На одних – спортивные костюмы, кроссовки и кожаные куртки. На других – длиннополые плащи. Вооружены также вразнобой… Среди бандитов были не только славяне. Француз разглядел в толпе нескольких арабов либо кавказцев и даже одного негра с расписанной белой и синей татуировкой рожей. Был ещё один, луноликий, похожий на казаха, приземистый, ноги колесом, как и у бункерного друга Корейца…

Справа от крыльца, в летнем шезлонге, нога на ногу, вальяжно развалился Лихой. Позади него переминались с ноги на ногу Шрэк, Варяг и ещё один, смуглый и вертлявый, бандит арабской наружности. Этот третий был обнажён по пояс, а за его спиной, на ремнях, в коротких ножнах, торчали два кривых клинка. Напротив Лихого и его свиты понуро топтались два исхудавших пленника в потрёпанной униформе с такими же, как у Француза, американскими «браслетами» на ногах. Тот с жалостью в душе рассмотрел их, а это, как он сразу понял, были военсталы. Сильно избитые, с заплывшими от побоев лицами. Казалось, набегавший ветер шевелил не только их волосы, но и измождённые тела. Один из них был совсем ещё мальчишка со светлыми льняными волосами, а второй, смуглый, похожий на цыгана, неотрывно глядел на Лихого, всё время сглатывая слюну и облизывая пересохшие губы.

***

Лихой поднял руку, и наступила мёртвая тишина:

– Сегодня у нас тут «гости»! Они не раз имели борзость поднимать руку на наших корешей, да ещё катили бочку на наши законы! Вот сегодня пусть за дела свои ответят. У нас всё будет по-честному, по-пацански, ножи против ножей! За нас Акбар стоять будет, он это умеет…

Толпа одобрительно загудела, и вертлявый, что стоял за спиной Лихого, двинулся вслед за пленниками в центр двора. Проходя мимо Француза, он на секунду задержался и с жутким акцентом прошипел:

– Готовься к встрече с Аллахом, кафир!

Затем ткнул ногтем большого пальца в свою наколку на груди, на которой были изображены две перекрещённые сабли с арабской вязью, и добавил:

– Вы, кристиане, уничтожили Ливию, Египет, Сирию и мой Иран! Видишь, что у меня тут написано? «Мечь Аллаха» – тут написано! И сегодня я вас уничтожу, а потом других неверных тоже. И, придёт время, мы со своими единоверцами заберём всю силу Зоны и сметём с земли весь ваш кристианский мир к шайтанам…

После этого он кошачьей звериной поступью двинулся с гордо поднятой головой к своим соперникам, что понуро ожидали его в центре «подковы». По знаку Лихого им бросили из толпы под ноги два убогих ржавых ножа. Опять же по знаку Лихого противники разошлись и заняли боевые стойки.

Было заметно, что от волнения у военсталов тряслись руки…

Выждав недолгую паузу, которая накалила атмосферу ожидания до предела, Лихой не спеша, по-императорски, махнул рукой к началу поединка. Гладиаторы кинулись друг к другу. Несколько раз, очерчивая в воздухе красивые дуги, сверкнули молниями клинки в руках иранца… И всё было кончено… Картина перед сталкером предстала ужасная. Мальчишка с белым лицом и посиневшими губами завалился навзничь, на пыльную истоптанную землю, прижимая окровавленными руками выпущенные кишки к животу и мелко-мелко дрожа ногами… А его смуглый товарищ, рухнув на колени, так и замер, запрокинув лицо в небо… Его отсечённая голова держалась лишь на одном позвонке, и тёмная кровь фонтанировала толчками из перерезанных сосудов, орошая землю вокруг… Акбар, довольно ухмыляясь, оставил свою боевую стойку и толкнул несчастного ногой, и тот, как и его товарищ, упал, завалившись на бок. Толпа, глядя на эти мерзкие сцены, лишь неистово визжала от восторга, потрясая оружием.

– Следующего! Очкарика давай! – огласил округу чей-то кровожадный крик.

Лихой полуобернулся к Французу и, как и его несчастным предшественникам, указал в центр. Ноги очередного «гладиатора» от ожидания неминуемой беды стали непослушными, как протезы, тело невесомым, и он, словно во сне, поковылял к центру, внимательно глядя по пути, как арабы отрезали убитым головы и с криками «Алла, уакбар!» выставляли их в сторонке от зрителей. На плацу ему, как и военсталам, кинули под ноги кусок мехпилы с узким и длинным поржавевшим клинком. Его короткая ручка была обмотана тесно прижатыми друг к другу витками желтоватой изоляции, скреплённой поверху прозрачным скотчем. Француз, наклонившись, крепко взял в правую руку оружие и поднял взгляд на своего грозного противника… Тот, презрительно наблюдая за действиями сталкера, лишь хищно облизывал обмётанные белым губы и медленно и устрашающе описывал сверкающими саблями перед собой круги под довольное гудение толпы… Тут Француз увидел краем глаза, что Лихой махнул им: «К поединку» и, бросив взгляд на головы его убитых предшественников, к своему ужасу заметил, что они шевелятся, дёргая мышцами шеи. К тому же, голова юноши шевелила губами, как будто силилась ему что-то сказать, о чём-то предупредить… А дальше, у самого забора, за правым углом бандитского здания, он вдруг обнаружил телеграфный столб, к верхней т-образной части которого обрывками проводов был привязан Сверчок! Даже отсюда было видно, что его лицо всё было в фиолетовых синяках, опухло до неузнаваемости, а в горле зияет овальная дыра, из которой на грудь свисает почерневший язык – сделанный бандитами Лихого «колумбийский галстук»! К подножию столба был приставлен сбитый в форме Андреевского флага деревянный двухметровый крест, на котором, также примотанный обрывками проводов, висел, склонив голову набок, полуобнажённый и изувеченный женский труп… Светлые волосы шевелились на ветру, отчасти скрывая распухшее от побоев лицо… Но Француз сразу же узнал свою подругу!

Увиденное просто остановило его сердце! Ярость вскипела в душе от осознания ужасной кончины ни в чём не повинных друзей. В этот момент он почувствовал, как громко-громко застучала в его висках кровь: «Ту-ту-ух! Ту-ту-ух! Ту-ту-ух…», а в такт стуку завибрировало цыганское кольцо на руке… В голове будто щёлкнуло что-то, и слух пропал! Мир превратился в глухонемое замедленное кино. Умолкло «воронье колесо» в небе над головой, ожидавшее скорую трапезу, не стало слышно ветра и шелеста тревожимой им палой листвы, куда-то пропал восторженный рёв бандитских глоток… Как сквозь вату, доносились глухие растянутые «патефонные» звуки окружающего мира… Он с удивлением отметил про себя, что в такт замедленным звукам, в таком же замедленном темпе, к нему плавно двинулся, размахивая клинками, его жестокий враг… Приблизившись, он, всё так же плавно, нанёс ему удары поперёк живота и по горлу! Француз, удивлённый этой медлительностью, легко отклонился от них, не сходя с места, одним туловищем, и нанёс три ответных удара – в печень, затем под рёбра в сердце, а затем полоснул по сонной артерии…