Kitabı oxu: «Жизнь и подвиги Роланда Отважного», səhifə 3

Глава 3. Песнь о битве при Аспремонте, исполненная Грендором

 
Спою вам о том, как был побежден
Король Аголант и язычник Омон,
Как сшиблись войска под горой Аспремонт
И кровью людской обагрился весь склон,
Как был император Роландом спасен
И смог сохранить свою честь он и трон…
 

Воистину великолепен был дворец императора в Ахене. И там по случаю праздника Пятидесятницы Карл Великий собрал всех своих придворных. Много славных рыцарей прибыло во дворец. Среди них знатные вассалы Карла король Дидье и король Бруно, короли Салемон и Гейфер, короли Друн и Гарнье. Были также и служители церкви: сам папа римский Милон, знаменитый архиепископ Турпин и аббат Фромер.

Карл сидел на высоком резном троне. По правую руку от императора стоял его верный советник герцог Нэм. Не было во всем мире человека мудрее герцога. Он никогда не использовал свое знание во зло, не пытался навредить честному делу, не стремился очернить имя хорошего человека при дворе, наоборот, когда разговаривал с Карлом, хвалил достойных людей, и тот приближал их к себе. Никто не посмел бы сказать, что можно подкупить герцога. Непримиримый к врагам престола, он, словно ястреб, налетал на них. Да, это был великий человек того золотого времени, когда Франция управлялась по закону.

– Мой господин, – сказал Нэм, – пусть возрадуется ваше сердце! Всем известно ваше могущество, и тот, кто поднимет руку на вашу империю, тут же падет к вашим ногам. Ваши богатства несметны. Но стоит ли гордиться всем этим, когда вокруг вас много преданных, но бедных людей. Не отталкивайте их, не скупитесь, одарите их золотом, дайте им хороших коней, красивую одежду, крепкие доспехи, и они будут верны вам до смерти. Пусть со всех семи земель рыцари приходят к вам за поддержкой. Путь их жены возрадуются от ваших благодеяний. И если эти рыцари увидят, что вы собираетесь воевать, они не задумываясь последуют за вами.

Император, услышав эту речь, ответил:

– Славный герцог Нэм, да благословит тебя Бог. Сколько раз твой совет помогал мне в битвах, где удары наносятся острой сталью, но и в мирной жизни твои слова бесценны. Без сомнения, я прислушаюсь к тебе.

Герцог Нэм обрадовался так, что его сердце забилось вдвое быстрее.

– Послушайте, – воскликнул он, обращаясь к рыцарям, – я говорю вам, что никто из вас не уйдет из дворца обиженным. Милость императора безгранична, и при его дворе даже сыновья самых бедных вассалов могут стать герцогами или графами.

Следующим заговорил архиепископ Турпин. Он был удивительным человеком – не только служителем Бога, но и неустрашимым воином. Ни один герцог во Франции, как бы он ни старался, не смог бы привести ко двору императора столь великое войско в случае беды. Архиепископа уважали и любили как бедные, так и богатые рыцари. Турпин обратился не к Карлу, а к папе римскому Милону:

– Отче, наш долг – поддерживать всех храбрых рыцарей, ибо когда мы, священники, садимся вечером за трапезу или в неистовом служении Богу на рассвете поем заутреню, они сражаются за наши земли ценой своей жизни. Нас здесь трое: вы, аббат Фромер и я. Так давайте поделимся нашими богатствами с воинами.

Как было с ним не согласиться!

Еще до начала пира император стал раздавать подданным тонкие шелковые ткани из Александрии, белые меха, стальные прочные доспехи, золотые кубки, изящные украшения, золотые и серебряные монеты. Молодые рыцари получили в дар перепелятников в клетках, а опытные воины и люди знатного сословия – горных соколов. Триста боевых коней было в тот день подарено рыцарям. И ответ подданных последовал незамедлительно: семь тысяч воинов поклялись верой и правдой служить императору Карлу.

– Услышьте меня, милорды, – сказал Нэм. – Корона императора крепко держится на голове великого Карла. Он первый после Бога властвует над всеми людьми. Тот, кто бросает вызов нашему императору, бросает вызов сразу всем христианам: лангобардам и германцам, французам и бретонцам, всей Аквитании и Апулии, всему Римскому государству. Ни один человек, каким бы смелым он ни был, не стал бы искушать судьбу таким образом.

После этих слов два знатных рыцаря подошли к императору и преклонили колени в покорности.

– Великий император, все воины, что сейчас отдыхают на ваших шелковых подушках, говорят, что нет такой земли под небом, которую, если бы вы этого пожелали, они не могли бы подчинить вашей воле. Однако в соседней Италии сарацины разбили свой лагерь и угрожают бедой всему христианскому миру.

– Я думаю, – ответил Карл, – что это мы скоро исправим. Мы поможем им стать христианами и подданными нашей империи. Давайте же пировать, а все дела будем решать после праздника.

Столы в зале для пиршеств уже были застелены скатертями, принесены ножи, солонки и блюда, описанием которых я вас, друзья, утомлять не стану, ибо оно может вызвать чувство голода, и нам снова придется садиться за стол, а переедание, как вы знаете, не очень полезно для здоровья. Несколько сотен человек в шубах и горностаевых плащах заполнили огромный зал.

Не успели гости приняться за трапезу, как во двор въехал незнакомый рыцарь и спешился с большого рыжего коня, поразившего всех своей красотой. Рыцарь выглядел худым и измученным от усталости, словно он проделал путь с другого конца света. У него были светлые волосы, заплетенные в тонкую косу, и нежная, как у девушки, кожа. Правда, ветер и солнце оставили на его лице свои следы. Крепкое телосложение, благородная выправка – все говорило о том, что этот незнакомец знатного происхождения, а одежда – шелковая мантия золотого цвета – и форма доспехов выдавала в нем язычника.

Он вошел в зал, приблизился к императору и громким голосом, чтобы все могли слышать, объявил:

– Да пребудут со мной Магомет, Тервагант и Аполлон. Пусть они даруют силу нашему владыке эмиру Аголанту и его сыну, непобедимому Омону, пусть они даруют силу королю Горхану Радостному и благородному королю Триамоду. А также всем нашим воинам! И пусть они посрамят тебя, король Карл Высокомерный! Слишком долго ты мешался у нас под ногами, и теперь мой господин Аголант обратил на тебя свой гнев. За твою великую гордость, Карл, сын Пипина, ты будешь изгнан с этих земель!

Карл в ответ улыбнулся.

– Брат мой, – сказал император, – умерь свой пыл.

– О тот, кто мнит себя императором, слушай же внимательно! – продолжил посланник. – На земле есть три империи, позволь мне их назвать. Это Азия, Европа и Африка! Африкой, лучшей из них, управляет мой господин, а недавно наши мудрецы узнали из книги судеб, что остальные два царства должны также служить ему. Если ты сам добровольно не придешь на поклон к эмиру, горе тебе. Скоро его армия доберется и сюда. Я не скрою от тебя своего имени, меня зовут Балан, я служу великому Аголанту и выполняю его указы. И мне не пристало терять время на праздные разговоры. Если понадобится, я докажу это в поединке с любым из твоих рыцарей. Твой ответ, каков бы он ни был, я доставлю своему господину. Но лучше ему не возражать, ибо твоя судьба предрешена. У тебя нет людей, способных победить наше войско. И куда бы ты ни спрятался, мы найдем тебя. Тебе не укрыться ни на земле, ни на море. Ты не способен вырастить крылья, чтобы улететь от нас! Возьми же это письмо и прочти его. Если мой пересказ был неверен, можешь наказать меня столь же сурово и ужасно, как вора, пойманного на месте преступления!

Балан протянул письмо, и Карл передел его аббату Фромеру, чтобы тот зачитал его. Фромер пробежал глазами строки, но не успел произнести даже слова, как слезы начали душить аббата. Лишь тяжелые вздохи вырывались из его груди. Руки Фромера обмякли, и он чуть не уронил послание. Турпин подхватил свиток, встал так, чтобы его видели все рыцари и громким голосом изрек:

– Король Аголант говорит, что из трех частей земли он управляет самой крупной. Он прибыл из Африки в Калабрию, дабы присоединить к своим владениям Европу. И всякий, кто вздумает сопротивляться, найдет свою смерть. Не будет пощады никому: ни женщинам, ни детям.

– Слава Магому, Терваганту и Аполлону! – воскликнул Балан. – Я прекрасно знаю, чем более всего недоволен эмир. Вашей верой в Бога и в Иисуса, Его Сына. Если ты, Карл, не подчинишься и не признаешь нашу веру, твоя жизнь не будет стоить и медной монеты. Твои дни прошли.

– Балан, конечно, умеет биться словами, но это ему даром не сойдет! – сказал кто-то из придворных, а остальные одобрительно зашумели.

– Далее, – продолжил Турпин, – король Аголант говорит, что если понадобится, легко убьет вас своими собственными руками. Что он покорит весь христианский мир и коронует своего сына Омона в Риме! С ним вместе шестьсот тысяч крепких и смелых воинов. Что же касается вас, бывшего повелителя этих людей, ваша шея будет лежать под острым клинком эмира. Если же он решит помиловать вашу жизнь, то позаботится о том, чтобы ваши боевые дни остались в прошлом: вы будете прислуживать за столом великого Аголанта. На этом письмо заканчивается.

– Так что мне сказать эмиру? – спросил Балан. – Учти, день, когда ты сможешь биться с ним, никогда не наступит. Разве может дикая утка надеяться сразиться с ястребом? Сто тысяч человек составляют наши передовые ряды. И я буду в самом первом из них.

Император вскипел от ярости, услышав такую речь. Он замахнулся, чтобы ударить Балана, но мудрый Нэм остановил его:

– Мой господин, клянусь Богом, сотворившим нас, не делайте этого. Ударить посланника грех, сколько бы ненависти ни несли его слова. Это большая ошибка.

– Но злодей лжет! – возразил император.

Однако ему удалось смирить свой гнев, и он обратился к Балану:

– Скажи своему господину, что пока Бог защищает мои силы и направляет мои мысли, я не поклонюсь ни одному земному правителю.

Карл закончил прием и пошел умываться. День выдался теплым и ясным, и Балан ждал, чтобы император отпустил его в обратный путь, однако первым к посланнику подошел герцог Нэм.

– Балан, не спеши. Никто из тех, кто приходит к Карлу, не уезжает в тот же день. Это крайне нелюбезно. И я прошу тебя остаться и присоединиться к нашему пиру. А я пока прикажу вывести триста наших коней, ты выберешь двух лучших, и они станут твоими.

Балан пристально посмотрел на Нэма.

– Я не верю тебе, христианин. Напрасно ты придумываешь всякие уловки, чтобы задержать меня. Я приехал сюда не для того, чтобы покупать или получать дары. Я принес письмо Карлу, чтобы он его прочитал и передал ответ эмиру.

– Дорогой посланник, – ответил Нэм, – не каждое желание достигается быстро. А пока позволь пригласить тебя на обед.

По его указу Балану принесли горностаевую мантию и шелковую рубаху с восточным орнаментом. Нэм усадил гостя рядом с императором, чтобы тот мог задавать ему вопросы во время еды. Наконец, праздник начался. Сами короли прислуживали Карлу: венгерский король Бруно с удовольствием подавал вино, тарелки подносил отважный Друн Пуатвин, а чашу с водой для омывания пальцев – король Салемон.

Балан сидел опустив взгляд, но при этом внимательно следил за тем, что происходит вокруг. Множество рыцарей в горностаевых мантиях, шелковых туниках, в золотых и пурпурных куртках находились за столами. Он увидел в руках собравшихся кубки из серебра и золота, что достались Карлу от императора Константина, царство которого великий сын Пипина некогда покорил. Блеск кинжалов, драгоценных камней, золота и серебра ослеплял гостя, так что теперь Балан был готов поклясться своими богами, что все остальные короли по сравнению с Карлом нищие. «Как же так? – подумал он. – Мы посылали к Карлу лазутчика Сорбина, и тот ничего не сказал о его богатстве и могуществе. Может, зря Сорбин подстрекал Аголанта к захвату этих земель? Если бы у Карла не было никого, кроме этих воинов, он и то дал бы серьезный отпор любому врагу. И он крепок в своей вере, что преумножает его силу».

Император спросил Балана:

– Посланник, брат мой, скажи, насколько обоснованы твои злые слова? Действительно ли Аголант стремится уничтожить весь святой христианский мир?

– Да, господин, ненависть к Христу переполняет его! Летом он планирует захватить Апулию и Сицилию. А зимой он будет в Риме.

– Хорошо, скажи тогда своему повелителю, что он слишком торопится со своими победами. Еще в Апулии он встретит то, что ему совсем не понравится!

– Господин, послушайте меня, – на этот раз в голосе Балана не было ненависти, – наш эмир прибыл со всеми своими войсками. Император Александр в свое время завоевал весь мир, и Аголант, являясь его потомком, считает, что все земли принадлежат ему по праву.

– Мне хотелось бы знать твое личное мнение, – продолжил Карл. – Благороден ли Аголант? Честен ли он? Жесток он или добр?

– Я не буду скрывать правду. Его густая борода побелела с годами, но я не знаю более благородного правителя. Он радуется жизни и никого не ненавидит, кроме вас! И все это из-за вашей веры. Хотите, мы сделаем так? Я завтра куплю оружие и сражусь с лучшим вашим воином. Пусть это будет пешее сражение, чтобы исход поединка не зависел от того, какие у нас кони. Если я выиграю, то вы отправитесь со мной в Калабрию, где присягнете на верность Аголанту и нашим богам. Уверен, что если вы станете вассалом, он оставит вам эти земли. Я смогу убедить его.

– Нет, друг мой, – ответил Карл, – мы сделаем по-другому. Ты вернешься к Аголанту и передашь ему, чтобы он никогда не рассчитывал на мое подчинение.

Ночь Балан провел в комнате Нэма, и оба рыцаря до утра не сомкнули глаз, беседуя о религии.

– Каким простаком надо быть, – говорил Балан, – чтобы любить Бога столь слабого, что его казнили на кресте. Как можно верить в первочеловека Адама, жившего так давно, что вся его жизнь может быть простой выдумкой.

Нэм пытался переубедить его, рассказывал об Адаме и Еве, о Ное, об Иоанне Крестителе и царе Ироде, о Христе и о чуде Воскресения. Гость слушал не только ушами, но и сердцем.

Когда же наступил рассвет, Балан отправился в обратный путь. На выезде из города он оглянулся и тяжело вздохнул: ему понравился и Нэм, и учтивые французские рыцари, он чувствовал правоту герцога, но вернуться и принять веру врага не мог. Он не мог предать Аголанта ради новой веры, он должен был с честью выполнить то, что ему поручено.

Балан торопился. Миновав Апулию и наконец оказавшись в Калабрии, он сразу же отправился к эмиру. Аголант сидел в окружении подданных под величественной сосной. Балан простерся перед ним.

– Ты говорил с Карлом? – спросил Аголант.

– Да, мой господин, клянусь Магометом, Тервагантом и Аполлоном! Я говорил и видел многое. Я был в Ахене на его празднике. Двор Карла великолепен, а сам король храбр и силен. Корона крепко держится на его голове. Да и французские рыцари лучше других: они словно золото и серебро по сравнению с медью. Карл и его бароны через меня передают вам, что через четыре месяца он будет здесь, чтобы сразиться. И судя по тому, что я видел, битва будет непростой.

На это король Триамод ответил с гневом:

– Проклятие посланнику, который не имеет иных известий, кроме дурных! Если Карл, да проклянет Магом его высокомерие, дал тебе золото и серебро, постарайся не хвалить врага столь открыто! Говори дальше.

– Проклятие тому, кто остановит меня, – ответил Балан. – Карл обладает воистину железной выдержкой. Все злые и язвительные насмешки, которые я бросал ему в лицо, не смогли его разгневать или смутить. Он велел мне выбрать лучшего из всех его жеребцов, а их больше сотни, и самый медленный быстрее всех, что я видел когда-либо. Врать не в моей привычке, я восхищен им. Но я вернулся для того, чтобы мое знание могло помочь нам в нашем противостоянии. Нам предстоит биться с очень сильным противником, и я всегда наношу первый удар, ведь это родовое право моей семьи. Я никогда не бросал своих воинов.

Король Мойсант, владелец Олифанта, рога, который потом достанется Роланду, вскочил с места и закричал:

– Скажи нам правду – всю правду, ничего кроме нее! Ведь король Карл сообщил о своем желании сразиться, дабы мы поверили ему и отступили. А когда дойдет до дела, он повернет вспять и сбежит.

Балан рассмеялся.

– Нет сомнений, что он придет. Думаю, он уже собирает войско и рассылает по своим землям гонцов. У него немного людей, но каждый из них – храбрец. И если он встретит тебя, он сразится с тобой. И тебе не поздоровится, если это случится. Мой господин, – обратился Балан к Аголанту, – я так спешил, что три дня ничего не ел, позвольте мне хотя бы ненадолго удалиться, чтобы привести себя в порядок и перекусить.

Когда Балан ушел, все окружение Аголанта – короли Мойсант и Данеб, король Гектор, седовласый старый король Ланпал и король Триамод – принялось говорить в один голос: «Очевидно, французы заплатили Балану, чтобы он бросил нас. За это его следует утопить или повесить».

Тем временем Балан вернулся в свой лагерь, где его с радостью встретили товарищи. Балан быстро пообедал и облачился в одежду, подобающую его рангу: облегающие штаны, шелковую тунику, шитую золотой нитью, и шелковую мантию с отделкой из горностая. Затем снова отправился туда, где сидел Аголант.

Король Аголант встретил его такими словами:

– Балан, я заботился о тебе и учил тебя с детства. Я сделал тебя рыцарем, и от меня за свою доблесть в боях ты получил корону. А теперь ты, неблагодарный, увидевшись с Карлом, который силой удерживает то, что принадлежит мне по рождению, говорил с ним как с другом! Мои подданные осуждают тебя и считают, что ты должен умереть!

Балан, услышав такие слова, воскликнул:

– О мой господин, как они могут обвинять меня, того, кто всегда служил вам верой и правдой?! Недавно я вернулся с Востока, где провел для вас четыре поединка и каждый из них выиграл. Кто здесь приговаривает меня к смерти? Я готов сразиться с каждым из них. Я не взял от Карла ничего из того, что он предлагал, даже медной монеты!

Но короли продолжили осуждать его. Король Салатиэль обвинил Балана в том, что он сеет страх, превознося силу и могущество Карла. А король Триада заявил, что если Аголант предоставит ему свои войска, то он легко завоюет и Калабрию, и Апулию, и Ломбардию, и даже далекую Францию.

– Я привезу вам голову Карла, – под конец свой пламенной речи сказал Триамод, – а в Риме мы воздвигнем статуи богов нашей собственной веры! Балан же должен получить по заслугам!

Тогда Балан сказал Аголанту:

– Я говорю правду и только правду! Я видел французских рыцарей, и если они не такие, как я сказал, предайте меня казни. Но не доверяйте Триамоду, он первым в страхе отвернется от вас. Я прекрасно знаю, почему он ненавидит меня: ведь однажды я бросил его перед вами в цепях. Он никогда не изменится – как говорят люди, «леопард не меняет своих пятен».

Тут вмешался сын Аголанта Омон.

– Триамод, клянусь Магометом, то ли я слышу? Ты желаешь корону Франции, которую отец пообещал мне? Я буду ее королем, кто бы что ни сказал. И еще ты говоришь, что Балан должен умереть. Я не знаю рыцаря, более храброго и добродетельного. И я не буду стоять в стороне, если вы решите казнить Балана!

Они еще долго говорили речи в осуждение и оправдание Балана, но не стану вас ими утомлять, а перенесу повествование снова во дворец Карла.

Как только Балан покинул двор великого Карла, тот объявил об окончании праздника.

– Время поединков и шуток прошло, – сказал он. – Отправляйтесь в свои земли и готовьте армии к войне.

Папа Милон благословил всех собравшихся.

– Храбрые христианские рыцари, – сказал он, – вам несказанно повезло в том, что еще при жизни вы сможете защитить нашу веру. Ваши грехи, коих вы накопили немало, будут отпущены, а ваши души благословлены. Бог придаст вам сил и спасет вас.

Карл написал письма всем королям империи и отправил гонцов. Через несколько дней он получил ответы.

Кахоэр, король Англии, которому Карл помог справиться с датчанами, с радостью предложил свою помощь. Десять тысяч рыцарей он собрал в своем королевстве. Они были готовы сесть на корабли в Дувре и прибыть в Париж, откуда направиться на битву с неверными.

Затем пришли ответы от остальных королей. И Гондельбюф из Фризии, и мадьярский король Бруно, и добрый Давид из Корнуолла, и король Ансеис из Кельна, и король Друн собрали по десять тысяч лучших воинов. Все они прибудут в Париж, чтобы присоединиться к армии императора.

Карл также написал письмо королю Дидье в Павию, через земли которого должна пройти армия, и тот ответил императору, что будет кормить всю армию Карла – рыцари не заплатят ни за одно яблоко, ни за одни кусок хлеба.

Однако в империи Карла был один человек, способный предоставить не десять тысяч воинов, а гораздо больше. Никто не мог сравниться по богатству и могуществу с Жираром д’Эфратом, владыкой Бургундского государства, Оверни, Гаскони, Косенса и Жеводана. Он слыл высокомерным и злым человеком. Кроме того, не желал признавать власть императора. Карл обратился к архиепископу Турпину.

– Святой отец, – сказал он, – все готовы помочь мне в битве с язычниками. Как я и предполагал, наша армия увеличивается с каждым днем. Но есть тот, кто никогда не платил мне феодальной ренты. Это Жирар д’Эфрат, его помощь нам сейчас очень бы пригодилась. Я не буду ничего от него требовать и наказывать его за наглость, если он поможет в битве с сарацинскими разбойниками. Друг мой Турпин, отправься к нему с моим посланием.

– Я с радостью выполню твое поручение, – ответил Турпин, – тем более что он мой родственник. Но я знаю его дикость и своенравие. Он может ответить мне ударом ножа, а не словами. В его жилах течет кровь двух императоров, при этом коварства ему не занимать. И я знаю, что твое письмо его не обрадует.

– Дорогой мой архиепископ, – продолжил Карл, – помимо этого есть еще одно дело. В битве многих из нас ждет смерть. Но я не хочу, чтобы мой дорогой племянник Роланд и его столь же юные друзья шли с нами в поход. Они, все четверо, Роланд, Отон, Эстольд из Лангра и Гильом дороги мне как сыновья. Я не хочу брать птенцов для забавы, пусть они выживут и в будущем станут горными соколами.

– Благослови тебя Бог, – ответил архиепископ. – Я их поселю в замке Лан и прослежу, чтобы их строго охраняли. Они останутся там, пока я буду у Жирара.

Архиепископ Турпин оставил мальчиков в Лане вместе с теми, кто занимался хозяйством под руководством сенешаля. Оставил также достаточно продуктов и напитков. И потребовал от стражника клятвы, чтобы тот не выпускал их из замка ни под каким предлогом. Сам же отправился в город Вьенн, где находился замок Жирара.

Турпин остановился перед поднятым мостом и потребовал у привратника впустить его. Но тот ответил:

– Господин обедает, я не смею никого впускать. Завтра он пойдет в церковь, тогда и приходи.

– Я посланник императора, и у меня срочные новости, – сказал Турпин.

– Будь ты самим императором, пустить не могу. Я выполняю волю своего господина!

Лишь после того как Турпин предложил привратнику четыре золотых безанта, мост опустился. Золото открыло ворота лучше, чем слова.

Когда архиепископ вошел в покои Жирара, тот действительно обедал. Четыре рыцаря, племянники и сыновья Жирара, прислуживали ему за столом, их звали Бевон, Кларон, Эрно и Ренье.

– Пусть Господь наш, – сказал Турпин, – ведающий морями и землями, по чьей милости ты здесь правишь, пусть Его Сын, что умер, а затем воскрес и вознесся, благословит весь твой род. Я прибыл с вестью от императора Карла. На наших христианских землях, в Италии, хозяйничает войско язычника Аголанта. Они убивают всех без разбору: и женщин, и детей. Наше войско намного меньше, чем войско неверных. Поэтому Карл призывает тебя собрать армию и поддержать его. Не сделать этого – значит потерять свою честь…

При этих словах архиепископа лицо Жирара покраснело от гнева.

– Хватит! Ты сказал достаточно! Ты мой родственник и должен любить меня, а не Карла, сына карлика Пипина. Я хорошо его помню – смех и грех! Он был такой круглый и пухлый, что мог бы не ходить, а кататься по земле! Впору было играть им в мяч. Если Карл так хочет воевать, зачем ему идти в Италию, пусть приходит сюда и получит свое. Как получишь сейчас ты!

Жирар схватился за нож и замахнулся.

– Грехи помутили твой разум, Жирар! – воскликнул архиепископ. – Твоя душа попала в лапы дьявола. Тебе следует убивать язычников, а не меня. За такой проступок ты получишь большую награду: папа отлучит от церкви всю Бургундию, и твоя земля будет обречена.

На это Жирар ответил:

– Молчи! Есть три святых престола, где правит Церковь: Константинополь, Рим и Тулуза, которая является моей крепостью. У меня свои священники для крещений и прочей христианской нужды. Мне не нужен ваш папа, захочу – я сам назначу папу. Все здесь мое, и я ничего не отдам, даже яичной скорлупы. Так что пусть твой Карл явится сюда и преклонит передо мной колени!

Как Турпин ни пытался убедить Жирара, тот лишь распалялся все больше и больше. В конце концов архиепископ понял, что ничего не добьется, и покинул двор непокорного правителя.

Тем временем войска императора разбили свой лагерь возле города Лана, где в замке архиепископ оставил Роланда с четырьмя друзьями: Отоном, Эстольдом из Лангра, Гильомом и Беранже.

Они слышали звуки боевых рожков, что эхом разносились по долине, слышали крики ручных ястребов и ржание лошадей. Стоя на башне, они видели армию, собиравшуюся в поход, и сердца их пылали от нетерпения.

Решив, что ничего нет действеннее грубой лести, юноши подошли к привратнику.

– Доброго здоровья вам, господин, – заговорили они в пять голосов. – Достойнейший из достойных, не спуститесь ли вы вместе с нами в долину – нам так хочется посмотреть, как рыцари обращаются со своим оружием! Ведь вскоре нам самим предстоит стать рыцарями. Там, среди рыцарей, Карл Великий! Мы ответим вам благодарностью: когда встретимся с императором – добьемся вашего посвящения в рыцари.

– Не пытайтесь мне льстить, молодые люди, – ответил стражник, – вам это не поможет. Да и зачем мне становиться рыцарем? Чтобы участвовать в состязаниях, где тебя могут ранить? Или в боях, где могут убить? Мне больше нравится сидеть в тиши и охранять вас. Турпин платит мне за это, и я честно выполняю свою работу. Так что не беспокойте меня понапрасну. Идите в сад, поиграйте там во что-нибудь. А войну с неверными предоставьте императору, вы еще малы для этого.

Юные друзья ушли, преисполненные гнева.

На рассвете следующего дня армия начала собираться в поход. Рыцари седлали лошадей, прислуга грузила скарб в обозы. Дети смотрели на сборы из окна башни, и слезы текли из их глаз, а сердца переполняла ярость.

– Карл уходит, а мы сидим и только наблюдаем, – сказал Роланд. – Разве мы пленники, чтобы терпеть такое? Разве мы воры и убийцы, осужденные на повешение? Какое право имел архиепископ заточить нас здесь? Давайте, друзья, еще раз поговорим с нашим несговорчивым стражем. Дополним его драгоценное жалование нашими мантиями. Может, это его убедит. Но прежде сделаем себе из яблоневых веток дубинки и, если лесть не поможет, призовем в помощники их.

Сделав из веток яблони крепкие палки, друзья спрятали их под мантиями и подошли к дремавшему у ворот стражнику.

– Добрый стражник, храни вас Бог! Скоро император покинет это место. Пока не поздно, пойдемте к нему, и мы бесконечно будем вам признательны! Ведь никто не знает, встретимся ли мы когда-нибудь с ним снова. А попрощавшись, мы вернемся обратно.

– Нет, – ответил стражник, – вы останетесь здесь, пока Карл не вернется. Так сказал архиепископ, и я поклялся ему исполнить приказ. Вы напрасно теряете время.

– Ты лжешь, – вспылил Роланд – и сейчас за это ответишь! Давайте проучим его, друзья!

Они выхватили палки и принялись избивать стражника, и били его до тех пор, пока несчастный не упал на землю с переломанными костями. После этого бегом юные друзья отправились вслед за войсками.

Вскоре они увидели пятерых бретонцев. Это были подданные доброго короля Салемона, гордо восседавшие на своих прекрасных боевых конях из Арагона, подаренных им Карлом.

Роланд сказал друзьям:

– Разве мы конюхи, чтобы бежать вслед за лошадьми? Давайте возьмем этих добрых коней и обойдемся без разрешения всадников.

– С благословением божьим! – ответили друзья.

Роланд подскочил к одному из рыцарей и бросил в него палку, отчего тот слетел на землю, раскинув руки и ноги.

– Я возьму твоего коня, – сказал мальчик и ловко запрыгнул в седло.

Подстегнув коня, Роланд настиг второго всадника и ударил его рукой по шее. Тот вылетел из седла и упал на колени. Потерявший седока конь достался Отону. Остальные бретонцы спешились и убежали, бросив все, что у них было. Когда войско встало на очередной привал, бретонцы догнали остальных и пожаловались своему королю Салемону:

– Шайка негодяев украла наших коней, подаренных императором! Они были столь неистовы, что мы не смогли защитить себя. Похоже, это люди знатного рода. Шелковые туники и отороченные мехом мантии говорят об их благородном происхождении! К тому же они в отменно владели оружием: избили нас палками как неповоротливых ослов.

– Что ж, посмотрим, что это за наглецы! – ответил король, после чего поднял тысячу воинов и отправился в ту сторону, где мальчики отобрали у бретонцев коней.

А юные друзья и не думали скрываться. Увидев на склоне потерявшегося ручного сокола, они поймали его. Когда воины Салемона окружили их, король увидел, что это Отон, Роланд, Эстольд, Гильом и Беранже.

– Какие же у нас благородные воры! – рассмеявшись, воскликнул Салемон. – Сам Роланд и его друзья!

Он спешился, подбежал к мальчику, обнял его и поцеловал. Роланд рассказал ему, как удалось им сбежать из своего заключения.

– Больше вас в замке не запрут, – пообещал Салемон, но попросил своих слуг присматривать за юными смельчаками.

Двигаясь стремительно, вскоре армия Карла вошла в Италию и достигла Рима, достойнейшего из городов, который не видел такого числа благородных рыцарей со дня основания империи.

Но еще раз вернемся к непокорному Жирару. Разговор с архиепископом никак не шел у него из головы, и он созвал на совет в замок родню: свою жену, прекрасную и мудрую Эмелину, а также своих сыновей Эрно и Ренье и любимых племянников Кларона и Бевона.

– Дети мои, – сказал он, – я удивлен тем, что Карл осмелился обратиться ко мне за помощью. Если бы он не шел на священную войну, я бы встал на его пути и сразился с ним. Я уже стар, смерть моя не за горами, и я хочу, чтобы вы пообещали мне, что, когда я отойду в мир иной, вы не будете иметь с Карлом никаких дел! Его отец был злым угрюмым коротышкой. Карл недостоин нас, ведь наш род куда благороднее его.

Тут вмешалась Эмелина:

– Мой господин, зачем ты так говоришь! Не лги себе! Император властвует над всеми – такова воля божья. И я не понимаю, почему ты до сих пор медлишь! Разве ты не слышал, что Аголант и Омон уже пролили немало доброй христианской крови? И продолжают ее проливать, направляясь вглубь империи. Иди к Карлу и покайся своим мечом! Призови людей со всех своих вотчин. Помоги христианскому миру в великий час нужды. Иди и сражайся вместе с Карлом против язычников!