Kitabı oxu: «Люди. Сборник рассказов», səhifə 13

Артистка Чуприненко

Я Рома. Я автор этого рассказа. Все, описанное ниже, произошло на самом деле. Я уже писал истории, основанные на реальных событиях, но только в этой очень хотел бы, чтоб все имена были настоящими. Я люблю кино и снимаю свои короткометражные фильмы. Пока они не лучшего качества, поэтому о них почти никто не знает. Сейчас снимаю очередной метр, и мне кажется, что он выйдет лучше всех тех, что уже были сняты моей съемочной группой. Стоит уточнить, что я учусь на третьем курсе медицинского училища в Одессе. Мне семнадцать лет. Мой день рождения двенадцатого января. Сегодня Рождество и у меня, возможно, еще никогда не было такого сильного желания писать.

Четвертого января мы с командой должны были встретиться в 10 утра, чтобы снимать очередную сцену в одном из ресторанов быстрого питания. Снимали, как могли. Это главная фраза всего, над чем мы вместе работали, потому что никто из нас не имеет отношения ни к одной профессии, задействованной в съемках фильма. Мы просто любим кино всей душой и сердцем. Это совсем не хобби. Это тип мышления и специфическое непреодолимое желание, от которого невозможно избавиться. Парни собрались в 10. Не было главной героини Кати. Я ей позвонил. И разбудил. Приехала она только через час. За это время Даня, мой главный помощник, ассистент и оператор договорился с администратором Макдональдса, чтоб персонал сделал музыку тише, потому что мешает записывать диалоги. И она сделала тише! Потом, конечно, пришли люди и шумели во много раз громче музыки. Пришла и Катя. В конце, когда мы отсняли, что хотели, Даня передал мне слова своей сестры Саши. Она профессиональный режиссёр и приехала на работу из Киева, а тот момент пригласила его и почему-то меня на 17:00 к себе. У нее должна была собраться какая-то компания. Сестра знала, что мы с Даней снимаем фильм, даже проводили репетиции у нее в квартире, но у нас никогда не было дружеских отношений. Мне так казалось. Она сестра моего друга. Присутствовала абсолютно нормальная дистанция между ней и мной, но я почему-то был приглашен и согласился. Наверное, потому что считаю Сашу интересным и добрым человеком. И вообще интересно было о чем пойдет разговор. Мы зашли в магазин возле ее дома.

– Вино. Надеюсь, нормальное. О! Молдавское, – прочел Даня надпись на этикетке.

– Я не люблю красное. От него губы синие и зубы темнеют. – Посмотрел я на белое вино.

– Да красное давай. Оно неплохое.

Мы пришли, когда уже все собрались, и я не знал как себя вести, так как не понимал, на правах кого нахожусь в квартире. В зале сидела симпатичная девушка, за ней лежала гитара, с другой стороны сидели двое парней. Один архитектор и он умел разговаривать. Это важное уточнение, потому что как зовут второго я уже не помню, так как его имя – это единственное слово, которое он произнес за вечер. В комнату зашла еще одна девушка.

– Привет! Я Эльмира! Я продюсер, – с улыбкой протянула она руку.

– Привет! Я Рома! – с улыбкой легонько пожал ей руку.

Не стал идти к Дане на кухню, так как посчитал неуместным уходить в другую комнату от ребят, которые сидели молча, и заговорил сам. Рассказывал что-то про съемки, кажется. Саша попросила Даню налить вино. А я не люблю красное вино. От него губы синие. Отказался. Все расселись по кругу, и Даниил расположился недалеко от меня. Саша представила нам с Даней своих гостей, потому что мы опоздали.

– Это Максим и его друг Х, они архитекторы, – показывала рукой Саша. – Это Маруся, она актриса. Это Эльмира, она продюсер нашего документального фильма, который мы снимаем в Одессе. Это Даня, мой брат. Это Рома. Он снимает короткометражный фильм, расскажи, о чем он, – показала она на меня.

Она по-доброму улыбнулась, но я все равно не понимал, зачем я здесь.

– Он о…

– Он, по сути, о Роме, – сказал Даня. – Почти документальный.

– Снимаешь о себе? – спросила Эльмира.

– Мой режиссер-педагог, Самуил Михайлович, с которым мы с Даней занимались… – сказал я, – Саша тоже у него занималась… Он мне однажды сказал «пиши о том, что знаешь», а знаю я лучше всего о себе. Скорее всего.

– Ну да, – посмотрела на Сашу Эльмира, – а разве можно что-то вообще сделать не о себе.

Потом Саша с Эльмирой и архитекторами, точнее с тем, который разговаривал, обсуждали архитектуру Одессы и всякие проблемы, связанные с ней. Это неплохо, что второй архитектор молчал. Возможно, он тоже не понимал, зачем пришел. Саша выключила верхний свет, оставила только светильники так, что в комнате остался полумрак.

– Маруся! – обратилась Эльмира. – Давай ты споешь свои песни!

– Да, конечно.

– Маленькое вступление. – она посмотрела на меня и на Даню. – Маруся учится в университете имени Карпенко-Карого на пятом курсе, ей 23 года. Она пишет свои песни и сейчас нам их исполнит.

– Вы простите, что я в таком виде… – положила Маруся руку на свою футболку. – Просто я приехала в 4 утра. А родители должны были приехать только в 6 вечера с ключами.

– Да! И она пишет нам с Сашей сообщение, мол, что делать? – продолжила Эльмира. – И мы пригласили ее к нам.

– Да… – показала Маруся на надпись на футболке «Chicago Bulls» в честь американской баскетбольной команды. – Вот.

Она начала петь. Это были очень искренние, точные, отчасти наивные и безумно красивые песни. Особенно в ее исполнении. Она, как Кристина Соловей или Земфира, только Маруся. Только совсем другая. Она мягко и легко меняла аккорды. Ее тонкие нежные пальцы крепко зажимали толстые железные струны. У нее тонкая изящная шея и маленькие женские плечи. Во время пения она ловила наши взгляды. Когда она посмотрела на меня, я будто оказался в свободном падении. Я никогда не прыгал с парашютом, но уверен, что парашютисты чувствуют такую же легкость и свободу. У нее такие большие глаза. Кажется, голубые. Я не помню, там был полумрак. И волосы такие густые темно-коричневые. Кажется, она шатенка. И голос. Высокий и звонкий. Красивый и чувственный. Как будто она своей маленькой рукой касается твоей щеки. Перед каждой песней Маруся рассказывала, почему она написала ее или что она означает. Перед исполнением одной из них она посмотрела на гитару и задумалась.

– Был один мальчик. Он слышал эту песню и попросил меня еще раз ее исполнить. Он сказал: «просто, когда ты поешь свои песни, мне кажется, что меня так тоже кто-то может любить»… Вот… так… – и она стала петь.

А следующую песню она начала с истории.

– Я как-то гуляла с мальчиком, а в кармане 21 гривна всего!

– Надо уточнить, что это 21 гривна в Киеве, а не в Одессе, это две большие разницы, – добавила Саша.

– Да! И холодно, зима… И я намекаю мальчику, что… ну! Надо зайти в какое-то кафе! И мы зашли. Он что-то сам заказывает, я не посмотрела, проходит какое-то время, и он наклоняется ко мне очень близко… ну, понимаете, совсем близко… и я уже… думаю… Ну вот! А он мне говорит: «одолжи 20 гривен!».

Все ойкнули и посмеялись.

– И вы еще виделись? – спросил я.

– А! Нет. Больше никогда.

И мы все снова посмеялись.

– Но, вы знаете, как судьба распоряжается?! Через пару дней мне позвонили и пригласили сняться в эпизоде в сериале. Заплатили хорошо за смену!

– Вы знаете, мой отец же понравился моей маме, когда сыграл на гитаре, – заглушила актриса струны после очередной песни. – Она рассказывала, что они познакомились на чужой свадьбе. Она была старше, уже работала, жила в Одессе, а он студент. Был в белых носках…

И я посмотрел на свои носки. На мне были черные.

– Так вот, он сыграл какую-то песню… И мама с ним продолжила общаться… Потом они поженились…

Я не помню всех песен. Помню, что все они были спеты о событиях, которые я воспринял как трагедии. Представьте, что кто-то залез вам в душу и стал там сначала резать ножом, а потом целовать, а потом снова резать, а потом снова целовать. Представьте крепкие объятия. Настолько крепкие, что вам одновременно и больно и очень-очень приятно. Представьте, что вы падаете с самого высокого небоскреба без парашюта, а вдали виднеется рассвет и солнце такое большое и широкое по краям. И красное-красное, как кровь. И очень красивое. Представьте, что вы едите самое вкусное в мире блюдо, но при этом жара плюс 50. Представьте, что находитесь рядом с самым любимым человеком последний час, а завтра он навсегда уедет. Представьте, что вы самый богатый в мире, но вы один на Земле. Представьте, что умираете счастливым. Вот это ее песни. Их сотая часть. Мне очень нравилось, как она улыбалась. Как будто мы первые и последние, кто это услышит. После каждой песни и наших аплодисментов она собирала ладони, кланялась нам и говорила «спасибо». Хотя выглядело это очень нелепо, потому что спасибо должны были говорить ей мы. И мы говорили.

Она из Херсонской области. Из простой семьи. В ее семье говорят на суржике. Впрочем, как и в моей. Эльмира часто упоминала фразу «артистка Чуприненко». Маруся так подписывает свои фото и видео в социальных сетях. Шла песня за песней, и ребята перестали хлопать. Я хотел, но мне казалось, что это будет не уместно, ведь тексты были очень… очень тонкие. Мой режиссер-педагог после одного прекрасного спектакля сказал: «Вы видели, что происходило на сцене. Они не играли. Они жили! И как в конце зрители замялись. Они же не стали все сразу хлопать в ладоши, но как бы должны поаплодировать хорошей работе. Да! Но как можно аплодировать тому, что прожито! Мы же не хлопаем, когда мать приходит с работы уставшая и готовит до двенадцати ночи, чтоб детям было, что завтра поесть! Потому что это жизнь! Но на спектакле были актеры! И они ждут! Ждут аплодисментов! А им не аплодируют сразу! Потому что они жили!». Ребята, наверное, почувствовали то же. И вот… Маруся спела, но уже никто не хлопал. Я даже немного отвернулся и стал думать о другом, а Эльмира посмеивалась в нашу сторону.

– Тише, девочки, не плачьте!

Главный вопрос, который сводил и будет сводить с ума «зачем я туда приперся?!», «зачем я это услышал?!».

Саша включила свет, и Маруся крикнула ей на кухню.

– Я же торт вам привезла! Из Киева!

– Да-да! – ответила она. – Сейчас разрежем.

Через мгновение торт был на столе. Это был «Киевский грильяжный». Мой любимый. С пяти лет. Один дурацкий торт из сотен других, но она привезла именно этот. И он, конечно же, был безумно вкусный! Маруся только доела и хотела положить на пол тарелку, но я подхватил ее и сказал, что отнесу на стол, за что она меня опять поблагодарила. Дальше мы пели какие-то популярные песни, а затем перестали. Архитекторы, молча, пожали нам с Даней руки, попрощались с девушками, с остальными и сказали, что им пора идти. Пока все ушли проводить Максима и Х, Маруся осталась, где и сидела. Ей позвонили родители, а я, как идиот, смотрел на нее. И она с ними говорила так… Просто. Просто говорила. Как будто она просто человек. И показалось в тот момент, что она так красива. Своей простотой. Своей честностью. Никогда не чувствовал себя ребенком, даже когда им был, но в тот момент учащенное сердцебиение при виде Маруси, которая уедет восьмого января, мне казалось самым большим ребячеством и глупостью. И огромной-огромной наивностью. Ей надо было идти. Она обняла Сашу, Эльмиру и… меня… довольно долго обнимала… все пошли по делам, а я стоял посреди комнаты в ее объятьях и не хотел, чтоб кто-то что-то обо мне подумал. Вы когда-нибудь садились в машину мечты? Может, лежали в бассейне в жаркий солнечный день, когда все на работе? Или пили виски 12-летней выдержки? Ну, или… испытывали новогоднее настроение… то самое… или хотя бы праздничное настроение… когда все хорошо… или когда вы получили то, что хотели и пусть завтра не настает! «Остановись, мгновенье, ты прекрасно», сегодня можно умирать! Вот это были ее объятья. Еще мгновенье, и она уйдет. Навсегда. Ведь восьмого ей уезжать. И мы больше не встретимся. Я в медучилище учусь! Мне без пяти дней лишь 18. И она ушла. Мы с Даней вышли на балкон, там говорила по телефону Эльмира. Прозвучало пару слов о Марусе. Эльмира спрятала телефон и закурила. Даня рассказывал ей то же, что и мне секунду назад. Я стал нести какой-то бред, потому что не мог себе позволить сказать то, что есть. Что это прекрасно. Эльмира стала смеяться. Спросила «втюрился» ли я. Сказала, что это видно. В интернете давно прочел фразу: «перед решением спросите себя, будет ли это важно через год» и сейчас не мог ответить. Потому что это пройдет! Пройдет! Как и все остальное! И пусть это будет последний такой раз! Потому что она тогда ушла, и мое сердце стало болеть! Я три года учусь в медучилище, но я не знаю, почему у меня до сих пор беспрерывно болит сердце. Но уверен, что пройдет.

Мы вернулись в квартиру, стали смотреть отснятый материал, Саша указала на многие проблемы в кадре, я поддержал, мысленно точно. Дело не в том, что я не вижу кадра, а в том, что мы, группа первокурсников и школьников, решили снять фильм без бюджета. И я бы с удовольствием надел на актеров ту одежду, которую мог бы выбрать, или же посадить за лучший стол и сделать искусственное освещение на площадке. Но у нас нет денег на это. У нас есть только желание. А на одном желании нельзя сделать то, что делается за огромные деньги.

Я вызвал такси и уехал, пожелав всем спокойной ночи.

Маруся играет в театре при университете. Снимается в сериалах. На следующий день она подписалась на меня в социальной сети «Instagram». Я написал ей! И мне очень полегчало! Предложил записать песню. Бесплатно. Но она отказалась. Мол, она пока не может делиться собой таким образом… И я пригласил ее встретиться сегодня. Но сегодня Рождество! Я дома. Она пригласила меня на семейный ужин к себе, а я не пошел. Потому что вот так. Завтра она уезжает в восемь.

Главное, что вы теперь знаете, что есть такой человек, как она. И хоть, наверное, зря я тогда пришел к Саше, это будет мой любимый рассказ. Посвященный артистке Чуприненко. Спасибо, Маруся, что ты есть.

Осторожнее отвечайте на приглашения в гости.

Лучший человек

Ты в душе моей салют,

Ты шведский стол из сотен блюд,

Прекрасный тихий океан,

Ты самый сладкий мой обман.

Касание ангела к плечу,

Ты словно сон, где я лечу,

Ты солнца луч в часы дождя,

Последний вдох ты для меня.

Ты как подснежник в декабре,

Как капитан на корабле,

Как мамин яблочный пирог,

Ты указатель средь дорог.

Горячий чай в метель и стужу,

Под пледом сон ногой наружу,

И бесконечный жизни бег,

Ты просто лучший человек.

Прелюдия в соль минор

В дождливую октябрьскую погоду по грязи одного из микрорайонов города шла мать с сыном. Они искали музыкальную школу и набрели на маленькую серую одноэтажную постройку с табличкой «Детская школа искусств №4», вошли в главный и единственный вход. Мама ходила по кабинетам в поисках преподавателя игры на фортепиано. Ей посоветовали пойти в пятый. Там, в ожидании одного из учеников, преподавательница играла Шопена. Ей было около шестидесяти. Она сидела в юбке и блузке вишневого цвета с подобранным набором украшений того же цвета.

– Вы Лариса Александровна? – спросила мама, стоя в дверях.

– Да, а что вы хотели? – прекратила она играть.

– Я хочу, чтоб вы научили Мишу играть. Он уже занимался в музыкальной школе год, но не знает ни одной ноты. Сказал, что преподавательница учила запоминать последовательность нажатия клавиш!

– Сколько ему лет?

– Одиннадцать.

– Понимаете… У меня и так нет свободных часов. Вы хотели бы заниматься у нас в школе или брать частные занятия?

– Брать частые занятия…

– Так… А ну садись, Миш, – посадила она мальчишку, – сыграй, что умеешь.

Миша сыграл упрощенную версию «К Элизе» Бетховена. Он играл с чувством, это и понравилось учителю. Женщина посмотрела на маму.

– Его и правда клавиши учили запоминать? – спросила преподавательница. – Как это?

– Миша объяснял, что она показывала, какие играть, он повторял. У него память неплохая. Но нужно же ноты знать.

– Конечно! – развела руки Лариса Александровна. – Что за бред вообще! Учить так! Только время и силы забрали! Ужас! – задумалась учительница. – Миша, это правда?

Мальчик кивнул.

– Да… Ну, ладно… Давайте номер телефона… Когда хотите, чтоб я пришла?

– Как вам удобно. – Доставала мать телефон из сумки.

– Давайте во вторник. Не люблю ничего начинать в понедельник.

– Да, конечно!

Вторник настал очень быстро. Учительница пришла на пять минут раньше.

– Ой, у вас красиво так. Вот это да! – смотрела она по сторонам частного дома.

Миша провел ее в зал с фортепиано. Там стоял черный инструмент фирмы «Шредер», которому было уже около 150 лет.

– Какой инструмент старинный, – сказала преподавательница, присаживаясь рядом с Мишей. Она сыграла несколько произведений так красиво, что у Миши пошли мурашки по спине.

– Какое произведение твое любимое? – спросила преподавательница.

– Прелюдия соль минор, сочинение 23 Рахманинова. Включить на телефоне?

– Нет, что ты, – улыбнулась она. – Я прекрасно знаю это произведение! Я его играла в консерватории. Ой, ты знаешь, Сергей Васильевич Рахманинов мой любимый композитор.

– Выходит и мой тоже! Я смогу сыграть его когда-нибудь?

– Конечно! Только нужно стараться. Но начнем с мелодии из кинофильма «Осенний марафон». Смотрел его?

– Нет.

– Ну, да… Чего я спрашиваю вообще?.. А «Джентльмены удачи»?

– Конечно! И «Операцию «Ы» и другие приключения Шурика», и «Любовь и голуби», и «Служебный роман»! Я смотрел много разных фильмов, просто не все.

– Хах. Я поняла.

Лариса Александровна сыграла мелодии из всех перечисленных учеником кинолент и увидела, как загорелись его глаза. «Кажется, это мой ученик», – подумала она.

– Нравится что-то?

– Конечно, нравится! Я буду это играть?

– Если захочешь…

– Хочу! – перебил мальчик.

– Хорошо, но сейчас они еще будут трудны для тебя. Начнем с более простого, но не менее красивого. Но перед этим разучим ноты и гаммы…

Миша схватывал на лету каждое слово и уже через пару занятий они стали разбирать произведение. А еще через пару занятий он играл музыку, звучащую в «Осеннем марафоне». В это же время он индивидуально занимался английским, математикой и другими предметами, ходил на плавание и хореографию. Часто, в конце дня, после того, как сделает домашнее задание, он очень уставал и уже не мог садиться за ноты. Иногда даже вовсе не хотел, чтоб Лариса Александровна приходила. Ему было стыдно признаться, что он ничего не подготовил, хотя вновь и вновь обещал это сделать. Декабрьским утром, в субботу, когда выпал снег, Миша остался дома, родители же разбудили его пораньше, чтоб тот открыл учительнице музыки дверь, а сами уехали к бабушке. Миша, недолго думая, лег снова спать и не услышал звонки в дверь. Когда он проснулся и обнаружил, что проспал занятие, тут же позвонил маме и рассказал об этом. Мама в свою очередь позвонила преподавательнице.

– Лариса Александровна, здравствуйте!

– Здравствуйте… Я так понимаю, вы больше не хотите заниматься? Так бы и сказали… Я бы все поняла.

– Нет-нет! Лариса Александровна, простите, пожалуйста, что двери не открыли! Миша дома один остался и говорит, что уснул перед вашим приходом! Миша хочет заниматься! Очень некрасиво получилось, больше такого не повториться! Вы не замерзли?

– Со мной все в порядке. Я из-за занятия только переживала. Думала, вы так хотели показать, что больше не нуждаетесь во мне.

– Нет-нет! Что вы!

– У вас тут рынок не далеко. Я сходила, накупила все, что надо. Не зря съездила. Все хорошо, не беспокойтесь.

– Так неудобно…

– Все! Все нормально. Следующее занятие в понедельник по расписанию. Мне приходить?

– Да, конечно! Если, не дай тысячу раз Бог, такое еще раз случится – звоните сразу мне! Или мужу!

– Хорошо. До понедельника.

– До понедельника!

Миша очень переживал из-за этого случая и потом еще долго не мог его забыть. Ларисе Александровне было всегда приятно, когда Миша учил все, что надо. Ее настроение подымалось, и будучи серьезной женщиной, она незаметно для себя начинала улыбаться во время занятия. Часто бывало так, что она «разбавляла» разборы сложных произведений разными разговорами.

– Ты следишь за своими зубами? – снимала она очки и ставила в уголок клавиатуры.

– Да, чищу два раза в день, – соврал Миша, потому что чистил на самом деле всего один раз – утром.

– У моего мужа до сих пор свои зубы. И все здоровые! Он профессор в университете. Такой красивый, умный человек. Жаль, ты его не знаешь. Сейчас таким трудным стал. Его парализовало… Теперь вот ухаживаю за ним.

– Ого, я не знал.

– Да… Я же не рассказывала еще. А физику хорошо знаешь?

– У меня еще нет физики в школе.

– А-а-а… Мой сын отлично знает физику. Светлый ум у него! Помню, еще маленький был… кто-то выбросит на помойку электроприборы, а он сидел, копался в этом барахле, потом домой приносил какие-то части, а потом проходило время, у нас что-то ломалось, и он с помощью того, что нашел, все чинил. Телевизор, магнитофон, радиоприемник… Все! Он потрясающий. Да только институт бросил! Ты понимаешь?! Бросил! Работает сам на себя. Компьютерный мастер, видишь ли. Я рада, что ему нравится, но пройдет время, ему будет пятьдесят или шестьдесят, он разве сможет бегать вот так вот, как сейчас, по клиентам!

– Ну, вы же можете…

– Я-то могу… Это я к чему все. Миша, ты должен доводить все до конца, слышишь меня? Доводи все до конца. Вот мама моя – абсолютно талантливый человек! Ты бы видел, какие картины она пишет! Но не заканчивает их, понимаешь?! Что толку от половины картины, от половины связанного свитера или наполовину пошитого платья! Дело только тогда дело, когда оно завершено! Как подвиг, как работа, как цель. Если ты воспитаешь в себе привычку делать все до конца – будь уверен, ты нигде и никогда не пропадешь.

– Хорошо!

– Ну, вот и хорошо! Давай играть, а то я тебя заговорила уже, – надела она очки, – продолжаем.

Шли занятия за занятиями. Лариса Александровна терпела то, что ее ученик не учит материл на урок, учила все вместе с ним. Когда Миша начинал заниматься так, как это требовала преподавательница, он снимал с себя свитер, потому что ему ставало очень жарко от игры на пианино. Каждое следующее произведение становилось все сложнее и сложнее, и на каком-то моменте парень перестал понимать, зачем он этим занимается. Лариса Александровна все больше рассказывала о своей семье, о плохих лекарствах, о плохих завистливых преподавательницах из ее школы, а также о произведениях, которые она сочинила сама! Она играла каждое, а иногда, когда Миша выйдет в туалет, и сочиняла на ходу, а после записывала. Одно из ее произведений даже издали в нотном сборнике. Ученик предлагал издать собственный, но преподавательница отказалась, ей было некогда, особенно когда Миша не мог приготовиться к занятию как следует! И пусть ему было стыдно сотню раз, это ничего не меняло. Однажды она прочла свои стихотворения, которые писала в своей тетрадке в трамвае. Слова лились рекой, но ей было некогда заниматься стихами. Пусть они будут в тетради, ученики – вот, что главное! Со временем Мише подарили новое фортепиано «Беларусь». Оно было конечно же проще, но новее лет на сто тридцать и по звуку на много больше нравилось учительнице. Возможно, она просто привыкла к звучанию инструментов в ее школе, но и старое пианино «Шредер» тоже не подлежало точной настройке.

– Ты знаешь, у меня был в детстве рояль! – рассказывала она на уроке.

– Но это же так дорого! – заметил Миша.

– Да, но рояль был сломан. У него не работали педали, не было одной ножки, и папа поставил его на бревно. Просто на кусок дерева, который нашел на заднем дворе. Мы тогда тоже жили в частном доме. Но это стоило того… Я сейчас жалею, что не пошла на композиторский факультет… Очень жалею… Подумала, что это не так важно… Я же с третьего раза поступила в консерваторию!

– Да? Я не знал!

– Ну, конечно. Я же не рассказывала… Два года подряд не могла сдать русский, представляешь?! По всем предметам пять, а по русскому, видишь ли – три! Или четыре… Не помню. Короче… Поступила все-таки.

– И вы довольны?

– Конечно! Ты знаешь, вот мы занимаемся, а ко мне недавно ученица обратилась. Славная девочка, ни черта не учила! Нашла мужа в Израиле, переехала туда жить и стала преподавать на дому. Там музыкальные занятия огромных денег стоят! Так она приехала, попросила у меня ноты, я ей дала, сколько могла… Шесть толстенных папок…

– Здорово…

– Да! Это всегда пригодится.

– Почему вы не издадите собственный сборник произведений?

– Знаешь, что я хочу сказать? – Лариса Александровна сняла очки и положила в угол клавиатуры, – надо заниматься чем-то одним. Потому что успеть все невозможно. Надо сосредоточиться на чем-то одном и идти в этом направлении без остановок, только тогда будет результат.

– Допустим, – сказал Миша.

– Я сосредоточена на вас. Да и поздно мне что-то делать…

– Не поздно!

– Поздно, Мишенька. А вот на тебя еще надежд–ого-го!

– Неправда, вы просто не хотите!

– Так, – надела она очки, – давай играть.

Мише очень нравилась музыка. Лариса Александровна привила ему страсть к классическим произведениям, и ученик слушал Моцарта и Шопена. Единственный среди всех своих одноклассников. Ему было очень неприятно, когда Денис Мацуев, известный пианист-виртуоз, самовлюбленно исполнял произведения Рахманинова и всем демонстрировал свою технику, когда стоило показать чувства. Музыка, по мнению Миши, была не последовательностью нот в сочетании с ритмом. Настоящая музыка – это то, считал он, что льется изнутри одного человека и разливается внутри всех, кто ее слышит, заполняя каждую клетку теми впечатлениями, которые единственно пережил исполнитель, и только он мог бы их так передать, ведь если исполнители хоть сколько-нибудь похоже играют произведение, значит, они играют не от души, потому что души не могут быть похожи, как впечатления не могут быть у всех истинно одинаковы. Лариса Александровна считала так же и всячески поддерживала его стремление играть новые произведения. Легко бралась за те, которые ей не нравились, лишь бы ее ученик хотел продолжать работать.

Когда мальчик был в девятом классе, в его семье было уже четверо детей. Младшая дочь – 1 год, младший сын – 3 года, Миша – 15 лет и старший брат – 22 года. Его мама прекрасно выглядела, всячески за собой следила, и никто никогда не сказал бы, что она мать четверых детей. Преподавательница музыка всегда это замечала.

– Миш, у тебя мама так молодо выглядит, – говорила она.

– Да, возможно.

– Не «возможно», а так и есть. Говори ей, что она красивая. Чаще говори. Она же старается для вас всех. Ей будет очень приятно… Поверь, мне…

И Миша говорил. Даже спустя много лет после этого разговора. В девятом классе пришло время выбирать учебное заведение для Миши. Он решил, мать поддержала, отец одобрил, а Лариса Александровна подготовила его в музыкальное училище. Днем и ночью он играл прелюдию соль минор, чтоб исполнить ее на экзамене. Произведение, которое даже в консерватории редко играют из-за высокой сложности. Каждый день репетиция, каждый день пот капал на клавиатуру. Четыре года упорного труда ради произведения, которое дало Мише новый виток в жизни. Решающее произведение, которое стоило каждого дня за пианино, и каждой неловкости, и каждого снятия очков Ларисы Александровны.

До экзамена оставалось совсем немного времени, и Мише дали повторить его программу. Он сел за большой рояль, приподнял крышку и расположил на подставке ноты прелюдии соль минор Рахманинова с подписью, посвященной его учительнице «Моей дорогой ученице от Марии Ивановны. Доводи все до конца, любимая!»