Kitabı oxu: «Игра не по сценарию», səhifə 2
Прибытие в Германию
На вокзале её встретила подруга юности – Анна Ланге, ещё два года тому назад вышедшая замуж за австрийца, и выехавшая в Германию через комиссию по репатриации. Сначала, увидев Герду на платформе, она её не узнала, и, только когда та сняла платок, кинулась на неё с объятиями. Подруга была поражена худобой Герды!
– Да, видно, что там, в России, тебе жилось не сладко! – констатировала она. – Ты действительно нуждаешься в лечении. Ну, да ничего, все твои трудности – позади. Здесь, всё будет по-другому, – заверила она Герду.
В Берлине было ещё очень холодно, и старое мамино, перелицованное, пальтишко совсем не грело, а сапоги Герды были на картонной подошве, что поначалу приводило её в смятение. Но, обернувшись и посмотрев по сторонам, она увидела, что простые немцы не очень-то от неё отличаются. После войны, люди, и здесь тоже, испытывали трудности. «И всё же, – думала Герда, – это несравнимо с тем, что происходило в России».
Над собой она насмешничала: «А что, собственно, ты хотела? Что вот приедешь ты сейчас в Берлин и встретит тебя приветствующая и ликующая толпа?» Герда даже представила себе, как бы это могло быть.
«Смирись, – мысленно сказала она себе, – и приготовься к тому, что пока твоё настоящее будет очень и очень прозаичным».
Подруга помогла Герде поселиться в одной из комнат типичного берлинского пансионата на Гроссбееренштрассе, у хозяйки-вдовы, потерявшей мужа в прошедшей войне.
По отношению к Герде, вдова вела себя сдержанно и сухо, но прислуге приказала делать, для вновь прибывшей фрау, отвары из ромашки, «это поможет ей восстановиться».
Самой серьёзной и совершенно неожиданной проблемой для Герды оказалось то, что ей было чрезвычайно трудно воспринимать немецкую речь на слух. Это стало непредвиденным и неприятным испытанием! Если говорили быстро, то Герда вообще ничего не понимала! Она вынуждена была переспрашивать или просить:
– Извините, но говорите помедленнее, пожалуйста.
Длительное отсутствие разговорной практики сделало своё «чёрное дело»! Выяснилось, что немецкий язык, за то продолжительное время, что её предки жили в России, настолько трансформировался, что стал ей непонятен. Выяснилось, что хотя она немка, но немецкий разговорный язык знает плохо. У неё ужасный акцент! В общем, в первую очередь, ей предстояло заняться языком.
Опять, спасибо подруге. Это Анна – милый и добрый ангел, помогала, переводила (когда это было необходимо), одним словом – опекала.
Что же касалось других впечатлений, то Герду не удивила мрачная помпезность Берлина. Ведь, в её жизни был Санкт-Петербург (он же Петроград). Она про себя отметила, что у немцев, как у русских и французов, есть пристрастие к триумфальным аркам. Гуляя у Бранденбургских ворот, а потом, направляясь в парк – Тиргартен, расположенный поблизости, она чувствовала себя, как дома. Не «Летний сад», конечно, но всё же… и лебеди, и утки плавают, и вязы высоченные, есть и скульптуры. Отличием от Петербурга (с Петроградом сравнивать не хотелось) являлось то, что Берлин выглядел более монолитно. В Петербурге, на взгляд Герды, было больше пространства, лёгкости что ли. Но и там было, правда, одно единственное здание, дающее полное впечатление обо всей архитектуре Берлина, и это было – здание германского посольства, рядом с Исаакиевским собором. А в Берлине почти вся архитектура была такой. После дождя мокрые фасады домов становились ещё темнее, выглядели ещё тяжелее и действовали на Герду гнетуще и удручающе. Разве что она сама себе никаких ностальгических настроений не позволяла. На это просто не хватало времени, заполненного и изучением языка, и знакомством с городом, и хождением по разным театрам, и чтением газет и журналов. На уныние времени уже не оставалось.
* * *
В России Герде уже довелось испытать много жизненных трудностей (две революции, две войны, мировую и гражданскую, холод и голод). У неё выработалось своё отношение ко всему, и даже к самым негативным событиям. «Надежда на лучшее никогда не должна покидать человека. Самое страшное из того, что может быть – это смерть. Всё остальное можно попытаться исправить. И, даже если ничего исправить нельзя, надо научиться с этим жить. Не смириться, нет! Надо осознать, что за ночью всегда приходит день и верить, что всё изменится к лучшему или у тебя появится возможность что-то изменить. Пока человек жив, он просто обязан надеяться на лучшее».
А ведь Герда помнила ещё и революцию 1905 года. Правда, тогда она была ещё ребёнком. Поэтому, когда в России произошли последующие две революции, её восприятие было уже совсем иным. Сейчас она всё же пыталась анализировать. После октябрьских революционных событий 1917 года, она стала матерью, и надо было заниматься ребёнком. Тогда многое Герда так и не смогла ни осмыслить, ни понять. Теперь же, она сознательно и очень внимательно следила за тем, что происходило в Германии. Абсолютно всё для неё было интересно и не только потому, что она имела пытливый ум, и считала, что должна, как можно больше, узнать о стране, в которой предстояло жить. Теперь, находясь в Германии, она не только учила немецкий язык, но ещё и вникала в различные политические формирования. Своей первостепенной задачей Герда считала, что действительно, как можно скорее, она должна здесь обосноваться. «Не менее важно понимать, что происходит в стране, при этом, анализируя происходящие здесь политические события», – обосновала она свою программу.
Именно в 1921 году (8 августа) в Германии образовалась НСДАП (Немецкая Национально-Социалистическая Рабочая партия), в то время, ещё мало кому известная. Это произошло от слияния трёх партий: Немецкой Рабочей партии Дреклера с Немецкой Национальной Социалистической партией Юнга, а так же с Немецкой Социалистической партией Штрейхера. Главным агитатором новой партии был Адольф Гитлер, в то время мало кому известный. Однако впоследствии именно он стал единоличным лидером партии нацистов. Позднее, он будет говорить: «люди, в большинстве своём, всегда учатся у своих врагов». И он, не стесняясь, говорил, что посещал митинги коммунистов и кое-что брал от них себе на заметку. А его ближайшие соратники по партии, изначально, вполне искренне считали социалистический путь развития Германии – самым верным. Да, и Ленин, тогда ещё здравствующий и питавший к Германии самые нежные чувства, из России прилагал очень даже значительные усилия (пропагандистские и денежные), чтобы в Германии развивались большевистские идеи и настроения.
Примечание автора:
Позднее, спустя годы, Гитлеру особенно стали импонировать массовые репрессии, проводимые большевиками, особенно – Троцким и его сподвижниками. Он считал, что, в этом деле, у них было чему поучиться. Ориентируясь, именно на подобный печальный опыт, он потом применит его на практике.
Уже тогда Герда заметила, что национал-социалисты ведут более активную пропагандистскую деятельность, чем другие партии. Главной отличительной чертой нацистов от других партий было то, что они открыто заявляли: «все свободы, за которые они борются, только для немцев».
Сразу же, после Первой мировой войны, в обескровленной Германии, богатые представители еврейского народа, банкиры, торговцы, разномастные спекулянты, опять же евреи, стали (за бесценок!) скупать у обнищавшего немецкого населения всё, что только можно. На центральных улицах германских городов еврейская речь была слышна чаще, чем немецкая. К тому же, богатые евреи (кайзеровским решением) были освобождены от участия в военных действиях Первой мировой войны. В итоге, Гитлер и большая часть немецкого народа, в силу объективных причин, на евреев затаили обиду.
Ещё с октября 1916 года, когда получив отпуск после ранения, ефрейтор Адольф Шикльгрубер (именно эту фамилию носил Гитлер, пока не взял фамилию отца) посетил Берлин и Мюнхен, то был чрезвычайно удивлён и раздосадован пораженческими настроениями немцев, решив, что это всё происки и пропаганда еврейства! Евреи же, и на самом деле, живя в Германии, не стеснялись выражать свои симпатии врагам – Англии и Франции! Не удивительно, что этим они опять же вызывали крайнее возмущение немцев:
– А ничего, что эти иуды сочувствуют врагам нашего Отечества!? – возмущались немцы. Для воюющих и раненых на войне германских солдат и офицеров, это было нонсенсом! К тому же вопиющим! Взывающим к чему? Да, к отмщению!
Все, кем восхищался новоиспечённый лидер партии НСДАП, были антисемитами (Шопенгауэр, Ницше, Вагнер, Шёнерер…)
– Евреи считают себя избранным народом! – возмущённо кричал Гитлер. – Избранный народ – это мы, немцы! Германию надо освободить от этих осквернителей!
У него даже появился термин – «еврейская плутократия».
В первую очередь, он стал отстаивать национальные интересы своего народа, немцев. За это и был поддержан такими же, как и он, озлобленными и, крайне, раздосадованными соотечественниками. Мало того, простые и порядочные немцы выражали Гитлеру свою признательность и благодарность, они поддерживали его в своей ненависти к евреям.
Выступая в начале 20-х годов в мюнхенской прокуренной пивной, тридцатитрёхлетний Адольф Гитлер завораживал посетителей своими речами. Возмущённый итогами Версальской конференции, он открыто говорил, что немцев обманули.
– «Это не мир – это только перерыв на 20 лет!» – повсеместно и мстительно заявлял народный трибун, воочию видя, что он, как никто, находит понимание и отклик в сердцах и умах тех, кто пришёл в эту пивную. Несмотря на то, что находилась она на окраине мюнхенского рабочего квартала, немцы шли сюда, чтобы воодушевиться его проникновенной речью. Ведь этот молодой человек говорил всё то, что они уже так давно хотели услышать. – Германия, пробудись!
Примечание автора:
Потом, уже через девять лет, всё осмыслив, Рудольф Гесс напишет необычную, по тем временам, программу, согласно которой, партия НСДАП должна будет претворять всё намеченное в жизнь. Необычность программы заключалась в том, что в ней будут такие интересные разделы, как «Воздействие» и «Внушение». Вторым пунктом программы будут – «Мистические ритуалы». Ибо во всём происходящем будет увиден Перст Судьбы и Высшая справедливость, ниспославших Германии своего Мессию.
Рудольф Гесс, как раз был одним из тех, кто по достоинству оценил ораторский талант Адольфа Гитлера. Этот неприметный трибун покорил Рудольфа. Всецело! Он стал, буквально, одержим этим человеком. И, очарованный Гесс рассказал о необыкновенном ораторском таланте Адольфа Гитлера своему учителю, профессору Карлу Хаусхоферу (не так давно снявшему свой генеральский мундир). Профессор не только его внимательно выслушал, без тени иронии, но и проявил к молодому человеку неподдельный интерес.
– Я уже о нём наслышан, – сказал профессор, – от историка нашего университета Карла Александера фон Мюллера. Он тоже был настолько восхищён этим молодым человеком, что познакомил с ним капитана Майра. А тот, в свою очередь, уговорил молодого Гитлера стать инструктором, для поднятия морального духа в армии среди новобранцев и старшего состава.
Впоследствии, оказалось, что не только Гесс испытывал самый настоящий эмоциональный взрыв, который вызывал в нём своими речами Адольф Гитлер, в этом же признавались и другие….
– Это было какое-то реальное погружение в нечто такое, чему пока ни я, да и никто другой не мог найти ни объяснения, ни определения, – признавался Рудольф Гесс. – Слушая Гитлера, я с удивлением отметил, что замолкали разговоры и споры, обычные в таких местах. «Наконец-то, нашёлся человек, которого все мы так долго ждали!» – я слышал этот шёпот со всех сторон. Но и сам я думал: «Боже, какой надрыв! Сколько экспансии! Это чудо! Чудо!». Так, не скрывая своего воодушевления, рассказывал он профессору. – Я давно не испытывал подобного восторга. И самым примечательным было, то, что мне не с чем это сравнить. Сказать, что я был удивлён, это значит не сказать ничего. Я видел и понимал, что слушая Адольфа, немцы испытывали чувство эйфории и необычайного единения.
Для немцев это было чем-то непознанным, но, как им казалось, чем-то безмерным и, безусловно, Великим!
Поэтому-то профессор Карл Хаусхофер и выразил желание познакомиться с оратором, однако, идти в пивную со своим бывшим учеником, наотрез, отказался.
И тогда Гесс обратился к Кароле Хоффман, пожилой поклоннице молодого таланта трибуна-пропагандиста. Эта солидная фрау, не взирая ни на кого и ни на что, всякий раз, посещала пивную одна. Конечно же, пожилая и благородная на вид, фрау очень выделялась в зале пивной, где за кружками пива сидели в основном мужчины.
Карола считала, что её возраст позволяет ей относиться к Гитлеру, как к приёмному сыну. И поэтому для встреч предоставила в его распоряжение свой загородный дом. Там и состоялось знакомство Гитлера с Карлом Хаусхофером, а немного позднее, и с его сыном Альбрехтом Хаусхофером, тоже профессором. Все трое – Карл Хаусхофер, его сын Альбрехт и, конечно же, Рудольф Гесс были членами тайного мистического общества «Туле».
Одним из руководителей общества «Туле» был Рудольф фон Заботтендорф, занимающийся теоретическими построениями того, что германцы относятся к высшей арийской расе. Ещё в 1920 году, когда воссоединение партий только замышлялось, он подарил будущим нацистам еженедельную газету «Фёлькишер беобахтер» («Народный обозреватель»), вскоре превратившуюся в главный нацистский партийный печатный орган.
Что касается профессора Карла Хаусхофера, то именно он придумал название тайной организации – «Туле». Ещё до Первой мировой войны Карл Хаусхофер побывал в Индии, Корее, Манчжурии, Японии и России, где интересовался всевозможными сокровенными знаниями и артефактами.
Так же, постоянным членом этого общества являлся Альфред Розенберг. Все они изучали труды Ланса фон Либенфельса, ярого антисемита и редактора австрийского журнала «Остара». Либенфельс сделал свастику (древний символ солнца у индоариев) эмблемой германского Гения. Он создал орден «Нового Храма» и, ещё перед началом Первой мировой войны, приглашал всех желающих в свой старинный замок Верфенштайн (расположенный на берегу Дуная) на лекции и ритуальные церемонии.
Впоследствии же Гитлер, самолично, свастику доработал, с его точки зрения – художественно, поместив чёрный символ в белый круг на красном фоне, но, поскольку в эзотерике он разбирался плохо, то тем самым нарушил вибрационные движения свастики, как действующего сакрального знака. Его свастика – это четыре квадратуры, ослабляющие вибрационное воздействие, а не придающие силы.
Судьбоносные знакомства
В это самое время в мюнхенском театре шли спектпкли знаменитого режиссёра Оскара Шлеммера – общепризнанного мастера перфоманса. Все его постановки шли при полном аншлаге зрителей. И, в первую очередь, он уделял внимание положению человеческой фигуры в пространстве.
Герду заинтересовали его постановки. Поэтому через месяц, в сопровождении подруги Анны Ланге, они вдвоём отправилась в Баварию. Анна решила взять на себя ещё и устройство карьеры любимой подруги. Она настояла на поездке в Мюнхен, чтобы познакомить Герду со знаменитым режиссёром.
После спектакля, когда Герда была уже представлена светилу Мюнхенского театра, подруга, как бы, между прочим, сообщила режиссёру, что Герда приходится родной племянницей знаменитой русской актрисе (да-да, той самой), ещё до войны, гастролировавшей и выступавшей на самых прославленных сценах Европы.
– Фрау Герда, – простодушно заявила подруга, – имея такие великолепные гены, могла бы стать не менее известной, чем её тётя, здесь, в Германии.
На что Шлеммер, смеясь, ответил:
– Милая фрау Анна, природа иногда на детях «отдыхает», и тем более на племянниках и племянницах.
Но, взглянув на подруг, с юношеским задором, вдруг и совсем неожиданно, режиссёр предложил им отправиться в гости к его знакомым и, получив их согласие, позвонил по телефону и договорился о встрече.
– Я приглашаю вас на приём, милые дамы, к одной интересной супружеской паре, – торжественно провозгласил режиссёр. – Они недавно вернулись в Германию из Америки. И, как раз сегодня, у них в гостях находится чрезвычайно интересная личность. Я хочу, фрау Герда, чтобы Вы его послушали.
– На приём? – чуть ли не в один голос, воскликнули дамы. Испугавшись, обе решили, что их хотят отвезти на какой-то светский раут. Они-то надеялись поужинать в узком кругу, и приём явно не входил в их планы.
– Он что, тенор? – спросила подруга.
– Нет, – сказал Шлеммер и загадочно подмигнул Герде. – Он интересный и странный индивидуум, – сказал режиссёр. – Тому, как он заводит толпу, мог бы позавидовать любой артист. Уверяю Вас, фрау Герда, Вам стоит на это посмотреть. Это даже могло бы помочь Вам в дальнейшей работе. Вам, возможно, тоже надо научиться играть так, чтобы благодетельная публика сопереживала вместе с Вами, внимала Вам, боясь упустить каждое, сказанное Вами слово, трепетала от восторга или негодования. Вот ему, это удаётся!
Ещё по пути, режиссёр рассказал молодым женщинам, что супружеская пара Ганфштенгль, к которой они едут – немцы, и что Елена, хозяйка дома, родилась в Бремене, но большую часть своего детства провела в Нью-Йорке, а Эрнст, её супруг, сын одного крупного издателя и что у них есть малолетний сынишка, которого зовут Эгон.
– Скорее всего, что в это время малыш уже спит.
По прибытии в Уффинг (в районе Штаффельзее), где молодая семейная пара, недавно купила домик, их встретил двухметрового роста хозяин и потрясающей красоты женщина. После того, как знаменитый режиссёр представил им своих спутниц (по всему было видно, что он в этом доме частый гость), хозяйка сказала, что все уже собрались и ждут только их. Быстро раздевшись, они заторопились в зал. «Сейчас собирается выступать молодой оратор Адольф Гитлер», – успела шепнуть хозяйка.
Посередине гостиной скромно стоял худенький молодой человек, в костюме из синей саржи. Выставив впереди себя стул, словно отгородившись от присутствующих импровизированной трибуной, он тоже ждал только их появления.
Герде он показался чем то расстроенным, или разочарованным.
Когда Гитлер заговорил, у всех присутствующих, интерес к этому молодому человеку значительно возрос. Правда, начал он не вполне уверенно, как бы прислушиваясь не то к слушателям в зале, не то к самому себе. Сначала негромко, но, постепенно, делая акценты на определённых словах и, временами, усиливая свой низкий голос, он, наконец, переходил на крик. Уже хрипя, он взволновано говорил: о Германии, о поруганной чести, о достоинстве и свободе. Его речь была пронзительна. Она была настолько искренней и убеждённой, что её можно было воспринимать как угодно, но, однозначно, реагировать равнодушно на этот вопль его души – было нельзя! Он, испытавший на себе грязь и смрад верденских окопов, видевший горы трупов и на всю жизнь запомнивший лица своих погибших друзей, изъяснялся очень простыми и доходчивыми словами.
– А? Правду я вам говорил? – глядя на своих спутниц, тихо произнёс режиссёр. – Вы слушайте не то, что он говорит, а как он говорит. В каких местах делает акценты, где понижает голос, где повышает, а где срывается на крик. То, как он играет голосом, заслуживает особого и отдельного внимания. Сколько в нём нюансов и энергии! Сколько в нём экспрессии! О, я вас уверяю, вокруг него ещё будет ажиотаж!
С мнением режиссёра были согласны обе женщины. Ведь, и на них молодой оратор произвёл сильное впечатление.
– Каким одним словом Вы, фрау Герда, могли бы определить это выступление? – спросил режиссёр.
– Триумф! – ответила она. – Это, безусловно, триумф!
– Вот именно – триумф! – подхватил это слово мировая знаменитость и талантливый режиссёр. – И Вы, фрау, как будущая актриса должны постараться, чтобы повсюду, Вас тоже сопровождал такой же колоссальный триумф. А пример у Вас теперь уже есть.
Позднее Герда узнала, что Гитлер внимательно присматривался к актёрам и изучал опыт кинозвёзд, чтобы преуспеть в ораторском мастерстве.
…Закончив свою речь, молодой оратор, поблагодарил присутствующих за внимание и, извинившись перед хозяевами, сказал, что очень спешит и вынужден их покинуть. Он исчез так быстро, что Елена и Эрнст не успели ему представить опоздавшую троицу.
Радушные хозяева стали уговаривать режиссёра и его очаровательных спутниц задержаться. Все трое охотно согласились, и знакомство с очаровательной и гостеприимной парой продолжилось. Эрнст Ганфштенгль оказался замечательным музыкантом и композитором, а также изумительным рассказчиком. Его жена Елена, под стать мужу, была не только восхитительно красива, но и чрезвычайно любезна. Девичья фамилия Елены была Нимейер. Они с Эрнстом поженились в 1920 году и, так же, как и Герда, прибыли в Германию в 21-ом.
* * *
В сложившихся условиях: кризиса экономики и беззастенчивого диктата стран Антанты, оказалось, что Германии обратиться за помощью было не к кому, разве что… к такому же «изгою», как и она сама – к Советской России. Тем более что молодые немцы, особенно те, кто прошёл «горнило войны», считали что теперь, когда Германия испытывает такие чудовищные и несправедливые трудности, связанные с унизительным версальским договором, молодым людям и патриотам своей страны веселиться позорно. В 1921 году Германия и Россия заключили торговое соглашение. И не только торговое. Была создана специальная группа во главе с майором Фишером для взаимодействия Рейхсвера с Красной Армией.
В январе 1922 года состоялась конференция в Каннах, принявшая решения: «о взаимном признании различных систем собственности и различных политических форм, существующих… в разных странах». Там же было решено: на созыв общеевропейской Генуэзской конференции, пригласить и Советскую Россию.
Немцы отправились в Геную с надеждой, на смягчение возложенных на их страну экономических требований. Но надежда, на нормализацию отношений с французами и англичанами, оказалась иллюзорной. На конференции немцев унижали, а вот перед Россией заискивали и очень хотели столкнуть Германию с Советами, поскольку, между бывшими «изгоями» стали прослеживаться некоторые признаки сближения. Это не понравилось ни Англии, ни Франции.
Европу лихорадили послевоенные экономические кризисы, и западные державы, несмотря на «красный террор» и другие «шалости», к Советской России особо не цеплялись, решив, что это страна – слабая и никакой угрозы их интересам не представляет. Зато экономическая сторона, а именно – поставки из Советской России нефти, угля и зерна их интересовали, и даже очень.
По Версальскому договору на Германию накладывались громадные репарации и другие всевозможные ограничения, которые можно было обойти, только сотрудничая с Россией. И Германия заключила ряд договоров с Советами, явных и тайных.
15 марта 1922 года был подписан предварительный советско-германский договор с фирмой «Юнкерс» о налаживании в Филях производства цельнометаллических самолётов.
Уже 16 апреля 1922 года, благодаря умным действиям народного комиссара иностранных дел Георгия Чичерина, был подписан Рапалльский договор. (Итальянский городок Рапалло находится недалеко от Генуи).
Примечание автора:
Вальтер Ратенау, министр иностранных дел, подписавший Рапалльский Договор от имени Германии, впоследствии был убит!
Советско-германский договор восстанавливал дипломатические отношения при взаимном отказе от претензий, связанных с Первой мировой войной, определял развитие торгово-экономических связей. По договору, между обоими государствами, должен был действовать принцип наибольшего благоприятствования.
Если коротко, то оказалось, что в тот период две страны были особенно заинтересованы друг в друге. Советская Россия и Германия решили содействовать друг с другом напрямую, что явилось неожиданностью и даже шоком для Англии и Франции. Все попытки, предпринимаемые ими, поссорить и разъединить Россию и Германию, потерпели фиаско.
С 1922 года с Германией начали заключать «закулисные сделки», по продаже оружия и военных технологий, США, Швеция, Голландия, Испания, Швейцария, Италия, Турция, Китай, Япония и страны Южной Америки. А так же – прибалтийские государства, да, и другие.
Угрозы и оскорбления немцев, со стороны западных держав-победительниц, раздражали Германию настолько, что это лишь способствовало её сближению с СССР. На Саратовском заводе под видом комбайнов по немецким чертежам строились боевые самолёты и тайно отправлялись в Германию. В Татарии готовились кадры для грядущих немецких «Панцерваффе», а под Липцком ковались будущие силы германского «Люфтваффе». В Москве было открыто неофициальное представительство рейхсвера «Московский центр» во главе с полковником фон Нидермайером.
Что касается первого в мире большевистского государства, то Европейские средства массовой информации сменили тон. Оказалось, что с Советской Россией налаживать экономические отношения предпочтительнее.
Поэтому с советской страной заключили договора, об экономическом сотрудничестве, и англичане, и итальянцы, и прибалтийские страны. А восемь месяцев спустя – 11 декабря 1922 года, в Лондоне состоялось заключительное заседание конференции премьер-министров стран союзниц. Германским премьером Куном был предложен план «урегулирования» несправедливых репараций. Но, державы Антанты признали его «неудовлетворительным». Немцам, было заявлено: «о недопустимости срыва поставок Германией угля и леса для Франции в 1922 году»! Что, само по себе, было безнравственно, по отношению к страдающему немецкому народу: страна была обескровлена! Для восстановления хозяйства Германия нуждалась в более мягких условиях выплаты долга, а от неё требовали невозможного, не считаясь ни с чем.
Какие выводы сделали немцы?
Они решили, что только силой оружия можно вернуть себе утраченные территории и славу. Именно об этом и говорил Гитлер. Он всерьёз рассматривал эту ситуацию, находя одобрение и поддержку у немецкого народа. Вот только Германия, на тот период, была настолько ослаблена, что кроме разговоров была ни на что не способна. Но зато западным державам был представлен «план Гофмана», суть которого сводилась к тому, чтобы консолидированными силами уничтожить Советскую Россию!
В Италии в 1922 году Бенито Муссолини предпринял свой знаменитый марш «чернорубашечников» на Рим. Победив, он принял титул дуче итальянского народа, установил фашистскую диктатуру, навёл порядок, преодолел кризис, и даже выжил из страны мафию. Мафиози отправились в США. Ну, чем не замечательный пример для нацистов?
* * *
Пользуясь состоявшимся знакомством, и приехав в Мюнхен в следующий раз, Герда позвонила по телефону семье Ганфштенгль, и её пригласили в гости.
Для любимого внука Эгона не хватало молока, и мать Эрнста (Эрна) и его брат Эдгар приобрели ферму возле Уффинга на озере Штафель, у подножия Альп. Герде, при знакомстве с этой супружеской парой, показалось интересным, что в роду Эрнста все имена начинались с буквы «Э». Она усматривала в этом что-то необычное и, как это не покажется странным – мистическое. Если под букву «Э» подвести числовое значение, то оно соответствовало бы цифре четыре, отвечающей за здоровье. Если следовать этой теории, то, вся семья Ганфштенгль, благодаря имени, начинающемуся с буквы «Э», программировала себе силу, прекрасное самочувствие и недюжинное здоровье.
– У Вас, милая фрау Герда, появилась чудесная возможность хорошо отдохнуть в нашем доме, а у нас, побыть в Вашем приятном обществе, – любезно сообщил ей хозяин дома.
Большую часть летнего времени, Эрнст Ганфштенгль, с австрийским писателем Рудольфом Коммером, работал над сценарием для фильма на вилле в Гармиш-Пантенкирхене. И, несмотря на то, что работа была творческой и очень интересной, всё равно оба устали. К сожалению, фильм так и не был создан, хотя привлекался такой известный и замечательный актёр, как Макс Палленберг и его жена Фритци Массари.
Эрнст рассказал, как он познакомился с Адольфом Гитлером. И этот рассказ показался Герде забавным.
– Американскому посольству в Берлине понадобилось, чтобы их человек, капитан Трумен-Смит разведал, что представляет собой в Баварии нацистская партия, а так же один из её главных ораторов, в Мюнхене. Они, дескать, обеспокоены тем, что вдруг вся Бавария превратилась в очаг политической агитации, – рассказывал Эрнст. – По их сведениям, немцы считали, что только у Гитлера есть самая убедительная линия относительно германской чести, прав для рабочих и нового общества. Поэтому меня попросили встретить их военного атташе капитана Трумен-Смита и сопровождать его, а так же присмотреть за ним (мало ли что). На следующий день ему уже надлежало отбывать в Берлин. А у него остался билет на митинг, который должен был состояться, как раз 22 ноября 1922 года (в день его отъезда). На платформе вокзала мы столкнулись с Альфредом Розенбергом. Капитан вручил мне свой билет на митинг и уехал. А я, вместе с Розенбергом, отправился на трамвае к пивному залу «Киндлькеллер», где должен был состояться означенный митинг. Зал имел форму прописной буквы «L» и был забит до отказа. Но, благодаря Розенбергу, нам удалось протиснуться через толпу и пристроиться около столика прессы. Гитлер у баварского правительства, а так же в полицай-президиуме, считался возмутителем спокойствия. Он только что был выпущен из тюрьмы, где отбывал наказание за действия в поддержку баварского сепаратиста Баллерштедта. Полиция опять могла его арестовать. Гитлер обладал оригинальным, потрясающе едким и насмешливым юмором, – хохотнув, проговорил Эрнст. – Однако все его высказывания не звучали оскорбительно. Это была интересная иносказательная ирония, подкреплённая мимикой и жестами. Он привёл в пример турка – Кемаля Ататюрка, и итальянца – Бенито Муссолини, который, за три недели до этого, совершил свой исторический марш. Гитлер говорил, что евреи подло наживаются на страданиях немецкого народа. Затем темп его речи возрос. А жестами рук и модуляцией голоса, оратор подчёркивал основные места сказанного, акцентируя внимание на значимости проблемы. Люди упивались каждым, сказанным им словом. Эта игра голоса, жестов, мимики завораживала. Телохранитель Гитлера Ульрих Граф, следовал за ним повсюду. Так вот с его слов, в некоторых странах, за голову Гитлера даже была назначена награда. С усмешкой, Ганфштенгль привёл афоризм Ницше: «Первые сторонники какого либо движения никогда не предпринимают ничего против него».
На Эрнста Гитлер произвёл впечатление, которое не поддавалось объяснению.
– После всего, что я увидел и услышал, – говорил хозяин дома, – я стал поклонником партии НСДАП, и приближённым к главному оратору и агитатору партии. Розенберг меня представил, и я стал его другом.
