Я, Всеслав

По её утверждению, когда нечего делать, надлежит или читать, или трахаться.

Я знаю (хотя и не видел собственными глазами), сколько древних богов пало в неравной схватке, пытаясь спасти веривших им от потопа. Гекатомбы жертв. Горы трупов. Непереносимая вонь разлагающейся плоти на обнажившемся дне отступающих морей. И Ты, взирающий на всё это. Ты, словно бы ещё «не знающий», что и эти, новые, окажутся немногим лучше старых и придётся самому принимать крестную муку, потому что никакой Бог не всесилен и не может нарушить им же самим установленные законы. Равно как и переменить их по собственному усмотрению.("Выпарь железо из крови")

Непохоже на Тебя, Господи. Если Ты что-то решил, Ты доводишь дело до конца. Хотя… Ты ведь сошел в ад, Ты сокрушил железные врата, втоптал во прах гордый девиз «Оставь надежду всяк сюда входящий», Ты вывел ветхозаветных праведников… но почему-то не помиловал того же Вергилия. И великий ромей только и мог, как истинный стоик, провести Данта по всем адовым кругам.

Я воочию видел его – Данта, видел его лик, навеки опалённый подземным огнём, и отблеск того же огня в навеки безумных глазах. Страшен, поистине непереносим для простого смертного как Божественный гнев, так и Его же милость. Дант, единственный из всех живших или тех, кому ещё только предстоит жить, прошёл Его дорогой, прошёл, чтобы дать новую надежду, а вместо этого… пусть каждый судит сам, кому достанет силы прочесть ту истину, что кроется за правильным размером Дантовой поэмы.

Этого ли Ты хотел, Вечный Победитель? Или всё-таки чего-то иного, хоть как-то согласующегося с вырвавшимся у Тебя почти что в последнюю минуту Твоего земного пути, того, что впоследствии станут именовать Нагорной проповедью?("Выпарь железо из крови")

Когда думаешь, что заблудился, лучше всего переждать, перевести дух – ноги сами покажут, куда идти.

Тяжко, почти невыносимо жить, когда твой главный бой остался позади, а ты неведомым образом продолжаешь жить и не в силах защитить свою землю от новой напасти.

Леденело сердце, несмотря на всю силу воли, пресекалось дыхание. Соня привыкла жить, как все атеисты: твёрдо зная, что

тамничего нет и быть не может, что за порогом бытия – просто небытие, вечный сон без сновидений. И ты ведёшь себя нравственно не потому, что боишься посмертного воздаяния, а потому, что именно в этом – отличие человека от бешеного зверя. Но – что делать с её изысканиями? Сказать себе, что всё это – не более чем дикие совпадения, причудливая игра вероятностей? Да, конечно, это соблазнительно. Во всяком случае, не ставит под сомнение самого главного – что за смертью просто темнота и покой, что там ничего нет.

Старательный Мишка прикатил с кухни «мечту мещанина» – столик на колёсах. В другой, открытой и доступной для чужих взоров жизни Соня играла роль гламурной девочки, более того, в квартире могли побывать и без её ведома, поэтому приходилось соответствовать. Разумеется, по своей инициативе Соня никогда бы не водрузила на стену портрет известного общественного деятеля, почётного ректора Санкт-Петербургского университета К. А. Собчак-Вулверхэмптон – однако для юной мадемуазель Корабельниковой, примерной студентки факультета международных отношений, члена Российско-Американской Лиги Друзей, комитета «Молодые за примирение» и ещё доброй полудюжины подобных же организаций, такое в самый раз. Как и розово-голубые диваны, холодильник, набитый колой и пепси, американские флажки на магнитах, микроскопическая полочка с книгами – на видном месте, само собой, православная Библия, в углу – иконы…

Она не знает, что разочарование может оказаться куда сильнее радости.

Почему так всегда бывает, что нужные слова исчезают, разбегаются прочь, как Белые Кролики от Алисы, бросаются прочь по бесконечной норе?..

они маленько оттаяли, до того глядели совершенными волками – боялись, не понимали, скрывая страх под напускной крутостью.