Kitabı oxu: «Газовый убийца. История маньяка Джона Кристи», səhifə 4

Уличные девушки были уязвимы – подвергались жестоким нападениям, страдали от венерических заболеваний, переносили нежелательную беременность, – а пресса и общество относились к ним с презрением. Тем не менее многие из этих женщин говорили Уилкинсон, что их работа приносила и радость: они с удовольствием дружили со своими коллегами, наслаждались независимостью и получали приличные деньги. Большинство из них зарабатывали от десяти до двадцати пяти фунтов в неделю, что ощутимо больше трех или четырех фунтов, которые женщина могла заработать в кафе или на фабрике. Уилкинсон сделала вывод, что «спасать» проституток бесполезно: они сами выбрали такой образ жизни. «Даже у нее набирается всего десять фунтов в неделю, – писала она, – уличная проститутка все равно зарабатывает гораздо больше, чем могла бы получать на любой другой работе».

Женщины, с которыми беседовала Уилкинсон, обычно не очень внятно рассказывали о своих ранних периодах жизни, а она не хотела выпытывать у них подробности: ей казалось грубым намекать на то, что они эмоционально нестабильны, расспрашивая об их детстве. По ее словам, она начала понимать их, только когда перестала спрашивать себя: «Почему эти женщины стали проститутками?» – и начала задаваться другим вопросом: «Почему другие женщины не стали проститутками?» Она стала воспринимать объект своего исследования не столько как жертв, подвергающихся риску, сколько как разумных существ, пытающихся получить как можно больше в несовершенном мире.

Возможно, проституция вызывала столько гнева и беспокойства в обществе, потому что обнажила экономическую основу сделки между мужчинами и женщинами. Если мужчина хотел провести время в компании женщины, он покупал ей выпивку в пабе, чашку чая или сигарету в кафе, билет в кино, отдавал часть своей зарплаты в браке в обмен на обязательство делить с ним постель, вести хозяйство, заботиться о нем, рожать и воспитывать его детей¹².

Чтобы поддерживать сложившуюся систему, женщинам регулярно платили меньше, чем мужчинам, причем настолько, что женщине было очень трудно прокормить и одеть себя, оплачивать жилье без поддержки мужчины, а воспитать ребенка одной было практически невозможно. В сущности, большинство женщин продавали себя мужчинам; разница была лишь в том, что те, кто делал это на лондонских улицах, делали это более открыто и с большей выгодой. Идя на эту работу, женщина делала явной негласную межполовую сделку и сама выбирала условия, на которых брала у мужчин деньги. При всех очевидных опасностях этой профессии логика ее выбора выглядела убедительной.

* * *

В начале марта 1953 года, за три недели до обнаружения тел на Риллингтон-плейс, Гарри Проктер разоблачил лондонскую сеть элитных девушек по вызову¹³. «Эти женщины – далеко не те несчастные проститутки, которые изо дня в день появляются в полицейских участках, – писал он. – Они невероятно привлекательны, часто хорошо образованы, многие из них замужем за респектабельными, состоятельными бизнесменами». По словам Гарри, они работали в роскошных квартирах, принадлежавших «мадам», принимавшим заказы по телефону, и выполняли свою работу тайно, пока их мужья были на работе, получая за встречу от пяти до пятидесяти фунтов.

Раздобыв номера телефонов и кодовые названия тридцати семи элитных лондонских борделей, Гарри начал обзванивать их, а его коллега слушал разговор на второй линии.

– Я друг Патриции, – сказал он мадам Филлис, когда та ответила на его звонок в своей квартире в районе Найтсбридж.

– Какой Патриции? – спросила мадам Фил.

– Малышки Пэт, – Гарри назвал кодовую фразу.

Мадам Фил пригласила Гарри и его друга к себе в квартиру, где подвергла их расспросам, а затем согласилась свести их с двумя девушками.

– Вы заинтересовались лучшими, – сказала она, – и вы их получите.

По указанию мадам Фил репортеры под прикрытием встретились с девушками в шикарном ресторане, где был устроен обед из четырех блюд с алкоголем. На свидании с Гарри была сама Малышка Пэт, миниатюрная восемнадцатилетняя девушка с искрящейся улыбкой и иссиня-черной стрижкой паж, одетая по особому случаю в изумрудно-зеленое пальто, сшитое на заказ, и обутая в туфли на высоких каблуках. За год до этого Пэт вышла замуж за морского офицера.

– Мне нужно много денег, – объяснила она Гарри. – Мне нравится эта работа. Я встречаюсь со множеством мужчин. Благодаря этому у меня появляются наряды, о которых я всегда мечтала.

Когда они вернулись в квартиру в Найтсбридже, Малышка Пэт заказала для гостей по бутылке джина и бренди, а затем провела Гарри в отдельную комнату. Он отметил, «как охотно эта девушка стремится сыграть свою роль в гнусной сделке». По его словам, прежде, чем дело зашло дальше, он объявил, что вынужден уйти. Малышка Пэт выглядела разочарованной. Она дала Гарри номер своего домашнего телефона и попросила его звонить ей в любой будний день до четырех часов дня, позже ее муж возвращается домой.

Малышка Пэт сама решила торговать телом, и, как отмечал Гарри, даже получала от этого удовольствие. Она и ей подобные девушки были не нищими, а просто недовольными теми карманным деньгами, которые выделяли им мужья, а также, возможно, скучной жизнью домохозяек. Они беззастенчиво игнорировали власть мужей над их телом и финансами.

Во второй части репортажа газета «Пикториал» опубликовала фотографию Гарри, на которой он выглядел щеголевато, как кинозвезда. Заголовок гласил: «Женщины в страхе!» Гарри писал, что слухи о его расследовании разлетелись по городу и элитные проститутки пришли в ужас от того, что их имена будут опубликованы. «Каждая лондонская девушка по вызову, каждая мадам, каждый прихвостень этих мошенников делают все, чтобы помешать моим расследованиям, – писал он. – Каждому из них передано мое подробное описание».

Читая репортажи Гарри, публика с упоением представляла себе визит к высококлассной проститутке, наслаждалась праведностью отказа в ее услугах, испытывала острые ощущения от ее разоблачения. Его статьи были своего рода моральным обнажением, призванным вызывать дурманящую смесь неодобрения и вожделения. Хью Кадлипп, директор редакции «Пикториал», дал Гарри указание, чтобы женщины в его статьях не выглядели слишком возбуждающе.

– Я не собираюсь прославлять секс, – сказал ему Кадлипп. – Это шалавы, а не гламурные создания.

В романе Филипа Гиббса «Улица приключений», вдохновившем Гарри стать журналистом, репортер спасает «падшую» женщину с улицы, обеспечив ей жилье и работу, только чтобы она не торговала своим телом. Однако Гарри знал, что кампания газеты «Пикториал» против девушек по вызову была не столько их спасением, сколько охотой, призванной вселить в них страх и увеличить продаваемость тиражей.

Дункан Уэбб из «Санди пипл» прославился в 1950 году тем, что раскрыл мальтийскую банду, которая заправляла проституцией в Сохо. В романе одного из коллег Уэбба один криминальный репортер, как и Уэбб, а затем Гарри, выдает себя за клиента, чтобы проникнуть в этот мир торговли сексом.

– Мы боремся с пороком¹⁴, – заявил репортер, открыв свое настоящее лицо загнанному в угол сутенеру, – и с такими крысами, как ты, которые его продают.

– Как это вы боретесь с пороком? – возразил сутенер. – Вы продаете его, так же как и я.

Тяготы войны повлияли на сексуальное поведение британцев. Массовый опрос, проведенный по заказу «Пикториал» в 1949 году, показал: четверть британских мужчин сообщали, что спали с проституткой; треть мужчин и женщин одобряли секс до брака; половина мужчин и треть женщин лишались девственности до брака; четверть мужей и пятая часть жен признавались в супружеских изменах¹⁵. Сэр Гарольд Скотт, комиссар столичной полиции, заявил, что с 1945 года он наблюдает «общее ослабление сексуальных нравов» в городе¹⁶.

В книге «Нечестный пол», опубликованной по частям в «Пикториал» весной 1953 года, писательница под псевдонимом «Нина Фэруэлл» давала советы одиноким женщинам, как вести переговоры на этой неизведанной территории¹⁷. Она призывала читательниц не поддаваться давлению со стороны мужчины: если она поддастся, то он, скорее всего, потеряет интерес и уйдет, а если она еще и забеременеет, то он может бросить ее, вместо того чтобы жениться. «Ни один полноценный мужчина не заслуживает доверия, – предупреждала она. – Если он мужчина, то его мотивы и методы низки».

Фэруэлл перечислила шестнадцать удовольствий, которые мужчины получают благодаря женщинам. Среди них были «радость обладания», «радость завоевания» и «радость разрушения»: «Гордая или недоступная девушка вызывает у мужчины необъяснимое желание “сбить ее с лошади”, увидеть ее с растрепанными волосами, размазавшимся макияжем и разрушенным самообладанием». В ее книге отношения между мужчинами и женщинами выглядели битвой, в которой женщины должны были защищаться – от мужских прихотей и собственных желаний – с помощью притворства, избегания и лжи. Это было руководство по самообороне.

Нина Фэруэлл предполагала, что ее читательницы собираются выйти замуж, но замужние женщины сами были все более недовольны своим положением. Восемьдесят процентов замужних женщин начали работать во время войны, и некоторые из них без восторга продолжили заниматься только домашним хозяйством, когда мужчины вернулись домой. В апреле 1953 года психиатр Дорис Одлум сообщила в газете «Миррор», что «измученные британские женщины» ежедневно попадают в больницы, изможденные и подавленные¹⁸. По словам доктора Одлум, многие из них чувствовали, что мужья воспринимают их как должное – они были унижены, расстроены и обижены отсутствием личной свободы. «Они получают деньги только на расходы по дому, и из них им приходится выкраивать все что только можно на собственные нужды». Однако теперь, по ее словам, женщины «начинают жить своим умом, что приводит к домашнему бунту».

Замужние девушки по вызову, о которых рассказывал Гарри, были характерными примерами этих новых недовольных женщин. С одной стороны, женщина, продающая свое тело, отвечала мужским фантазиям о контроле: она подчинялась прихотям и желаниям мужчины, была подвластна тому, кто платит. Однако, с другой стороны, она представляла собой угрозу: независимая женщина, у которой есть опыт общения с другими мужчинами, не склонная к сентиментальности и прагматичная в сексуальном плане.

Одновременно со статьей доктора Одлум в «Миррор» появилась короткая заметка о предстоящем стереофильме «Дом из воска», в котором Винсент Прайс сыграл обезображенного скульптора, который убивал женщин, покрывал их тело воском и в таком виде выставлял у себя в музее. Рядом с этой заметкой была опубликована фотография Реджа Кристи, прибывающего в магистратский суд: этот человек действовал именно так, мечтая о подчинении женщин.

В 1950 году журнал Woman’s Own опубликовал статью кинозвезды Дирка Богарда, в которой тот описал, чего требует от идеальной для себя женщины: «Не кури на людях. Не носи туфли на высоком каблуке с брюками. Наноси немного искусного макияжа. Никогда не привлекай к себе внимания в общественных местах громким смехом, разговорами или одеждой. Никогда не пытайся заказать еду из меню, когда я рядом с тобой. Никогда не смейся надо мной в присутствии моих друзей. Никогда не встречай меня вечером с перепачканным лицом, запахом стряпни в волосах, обломанными ногтями и нытьем о трудностях и проблемах прошедшего дня»¹⁹.

Женщина из Эссекса прислала в редакцию письмо, которое было опубликовано на соответствующей странице журнала: «Прочитав статью Дирка Богарда, я обнаружила, что олицетворяю его идеал женщины. Единственная проблема заключается в том, что я дышу. Как вы думаете, не страшно ли это?»

Глава 4
Душевая

Дожидаясь новой встречи с Кристи, Гарри продолжал публиковать статьи в своей газете. Он писал их в офисе «Пикториал» и «Миррор», который с 1920 года располагался в здании Джералдин-хаус рядом с Флит-стрит¹. Широкий стол, за которым он работал, был уставлен пишущими машинками, настольными лампами, лотками для бумаг, пепельницами и рядами черных бакелитовых телефонов. Свет проникал в помещение через наклонные окна и мерцал, отражаясь от шаров на потолке.

В субботу, 4 апреля, Гарри написал статью о горничной Руби Крокет, на чьей свадьбе он побывал в тот день². Руби скрыла от жениха, что ее только что осудили за кражу в Кройдонском магистратском суде. В воскресенье, проснувшись в номере для новобрачных, уже не только Руби, но и читатели «Пикториал» будут знать секрет, о котором ее новоиспеченный муж даже не подозревал. Еще Гарри опубликовал в том же издании короткую заметку о том, что для защиты Кристи назначены солиситоры из конторы «Клифтонс», не упомянув, что его газета как раз и оплачивает их услуги.

Гарри заново изучил подробности дела об убийствах в семье Эвансов. В библиотеке газетных вырезок было несколько статей о них, а Рой Артур, солиситор из конторы «Клифтонс», получил стенограмму суда над Эвансом от барристера, который представлял интересы подсудимого в 1950 году³. Возможно, Кристи выбрал Гарри вместо конкурента из «Санди диспэтч», потому что был впечатлен его славой репортера.

– Я хочу, чтобы статьи обо мне писал Гарри Проктер, – сказал он Рою Артуру в магистратском суде.

Возможно, Кристи считал Гарри своим союзником, возможно, даже пешкой после их встречи в 1949 году. Однако на этот раз Гарри не так легко было обвести вокруг пальца.

* * *

Берил Сюзанна Эванс, двадцатилетняя еврейка, которую в декабре 1949 года нашли убитой вместе с дочерью в доме десять на Риллингтон-плейс, выросла в нескольких улицах от этого дома, на Кембридж-Гарденс⁴. Во время войны ее вместе с младшими братьями и сестрой эвакуировали в графство Суррей, а после возвращения в лондонский район Ноттинг-Хилл в 1943 году она помогала ухаживать за матерью, которая страдала от плеврита и бронхиальной пневмонии.

По словам своего младшего брата, Берил была веселой и ласковой девочкой. Она часто насвистывала и пела дома песню «Белое Рождество» Бинга Кросби, причем громко и не в такт. Их мать умерла в марте 1947 года, и вскоре после этого Берил встретила Тимоти Эванса на свидании вслепую. Тим, как и Берил, был невысоким и темноволосым. Они поженились в сентябре того же года, когда ему было двадцать три, а ей только исполнилось восемнадцать.

Первое время пара жила с семьей Тима в доме одиннадцать на Сент-Маркс-роуд. Берил работала телефонисткой в отеле «Гровенор» у вокзала Виктория, а Тим – водителем фургона в компании «Ланкастер фудс» в Ноттинг-Хилле. После рождения Джеральдины в 1948 году они переехали недалеко, сняв две комнаты на верхнем этаже дома десять на Риллингтон-плейс.

Тим выпивал в отеле «Кенсингтон-парк», а также в пабах у станции Лэдброк-гроув, где его знали как дерзкого парня, склонного преувеличивать и сочинять небылицы. За один субботний вечер он мог выпить до десяти пинт пива. К лету 1949 года они с Берил постоянно ссорились. Она жаловалась, что он слишком много времени проводит в пабах, тратит деньги на выпивку и азартные игры, а также бегает за другими девушками, а он обвинял ее в расточительности и нечистоплотности. В августе Берил с сожалением обнаружила, что беременна вторым ребенком, рождение которого еще сильнее привяжет ее к дому и сократит семейные доходы.

В ноябре вся семья пропала, а в конце месяца Тим Эванс сдался полицейским в округе Мертир-Тидвил, недалеко от места своего рождения в Южном Уэльсе.

– Я хочу сдаться, – объявил он дежурному констеблю 30 ноября. – Я избавился от своей жены.

– В каком смысле избавились? – спросил полицейский.

– Выбросил в канализацию, – ответил Тим. – Я не могу спать и хочу снять этот груз с души.

Тим Эванс рассказал, что Берил угрожала убить себя и Джеральдину, если не сможет прервать вторую беременность, поэтому он дал ей флакон с абортивным препаратом, который получил у мужчины в придорожном кафе. Когда Тим 8 ноября вернулся с работы, то обнаружил Берил мертвой на их кровати. Он предположил, что ее убило это зелье.

Он покормил Джеральдину, лежавшую в кроватке, сел за стол и выкурил сигарету, а рано утром, по его словам, спустил тело Берил с лестницы и опустил его головой вниз в сточную канализацию перед домом. Затем он уехал к своим тете и дяде в Мертир-Вейл, найдя кого-то, кто будет присматривать за его дочерью.

После получения этой информации сотрудники Ноттинг-Хилла отправились на Риллингтон-плейс, чтобы осмотреть стоки перед домом десять – крышка люка была настолько тяжелой, что ее смогли поднять только трое полицейских, взяв из гаража в конце улицы монтировки и отвертки. Внутри ничего не было.

Когда Эвансу сказали, что в сточной канализации никого нет, он признался, что ввел валлийских сотрудников полиции в заблуждение.

– Нет, – сказал он им. – Я сказал это, чтобы защитить человека по имени Кристи. Про человека в придорожном кафе тоже неправда. Сейчас я скажу вам, как все было на самом деле.

В своем втором заявлении Эванс утверждал, что Редж Кристи предложил Берил сделать аборт, заверив ее и Тима, что у него есть квалификация для проведения этой операции – он показал Тиму медицинские книги в своей квартире, – но предупредил их, что одна из десяти таких операций заканчивается летальным исходом. Тим не хотел, чтобы Берил шла на это, но она была полна решимости. Перед тем как уйти на работу 8 ноября, Тим сказал Кристи, что «все в порядке», тот может приступать к аборту.

Тим рассказал, что, когда вернулся в 18:30 тем же вечером, Кристи уже ждал его в коридоре. «Поднимайся, – сказал Кристи. – Я пойду за тобой».

Наверху Кристи предупредил: «У меня плохие новости. Ничего не вышло», – и показал ему тело жены на кровати. По словам Тима, Берил истекала кровью изо рта и «нижней части тела».

Как сказал Тим, Кристи отнес труп Берил в пустую комнату на втором этаже – ее пожилой жилец, мистер Китченер, лежал в больнице, – и сказал Тиму, что позже спустит тело в канализацию. «Тебе лучше пойти спать, – сказал Кристи, – а об остальном я позабочусь». (Позже Тим изменил эти показания и сказал, что помог Кристи отнести тело в комнату на втором этаже, когда услышал, как тот пыхтит и отдувается на лестнице.)

По словам Тима, Кристи покормил девочку, пока Тим был на работе в среду, а вечером сказал ему, что нашел бездетную пару в Восточном Актоне, к западу от Ноттинг-Хилла, которая готова взять ее к себе. Когда Тим вернулся с работы в четверг, Кристи сказал, что пара забрала к себе девочку и он скоро пришлет ей стульчик для кормления, коляску и одежду. Тим продал оставшуюся мебель и в понедельник, 14 ноября, отправился в Уэльс. Через неделю он ненадолго вернулся в Лондон, намереваясь, по его словам, повидаться с Джеральдиной, но Кристи сказал, что не надо, пусть она сначала немного освоится в новом доме.

После второго признания Тима полицейские из Ноттинг-Хилла вернулись на Риллингтон-плейс. Они обыскали квартиру Эвансов на верхнем этаже, где нашли украденный портфель, и попросили Реджа Кристи приехать для допроса в участок на Лэдброк-гроув. Некоторые сотрудники полиции Ноттинг-Хилла знали Кристи, так как во время войны он служил констеблем запаса в соседнем полицейском участке.

На допросе 1 декабря 1949 года Кристи отрицал свою причастностью к исчезновению Берил и Джеральдины. Он сказал в полиции, что всегда считал Тима «немного того», он знал, что Тим бил Берил, и слышал, как тот угрожал «прикончить ее». По словам Кристи, он знал, что Берил принимала препараты, чтобы вызвать выкидыш:

– Я сказал ей в присутствии своей жены, что она выглядит как ходячая развалина, и посоветовал прекратить это делать. Мы с женой предупредили ее о последствиях, и она пообещала нам обоим, что прекратит принимать наркотики.

Он отверг утверждение Тима о том, что предложил ей сделать аборт. У Этель Кристи, которую допросили в тот вечер по адресу Риллингтон-плейс, дом десять, были похожие показания.

Затем 2 декабря детектива-инспектора по имени Джеймс Блэк отправили в Уэльс, чтобы арестовать Тима под предлогом того, что полиция обнаружила в его квартире украденный портфель. Тем временем лондонские сослуживцы инспектора вернулись в дом десять, чтобы провести более тщательный обыск. В душевой комнате на заднем дворе они обнаружили тела жены и дочери Тима, частично скрытые кусками дерева. Они обе были задушены. Распухшее лицо Берил было все в синяках. В ее утробе был мальчик – срок около шестнадцати недель.

Полицейские из Ноттинг-Хилла позвонили инспектору Блэку в Уэльс и сообщили, что нашли два тела на Риллингтон-плейс. Ему велели не говорить об этом Тиму Эвансу, а просто сразу же привезти его обратно. Блэк отвез Тима в Лондон на поезде. На станции Ноттинг-Хилл старший инспектор Джордж Дженнингс сообщил Тиму, что в душевой нашли тела его жены и дочери. Он показал ему две стопки одежды – на одной из них лежал галстук, которым была обмотана шея Джеральдины.

После этого Тим заявил, что это он их убил. Во время долгого допроса он объяснил Дженнингсу и Блэку, что вечером 8 ноября они с Берил поссорились из-за денег и он задушил ее веревкой из своего фургона. Он связал ее тело, отнес в комнату на втором этаже, а затем в душевую. В течение следующих двух дней он оставлял дочь одну, пока ходил на работу, а вечером 10 ноября убил ее:

– Я взял свою дочку из кроватки в спальне, взял галстук и задушил ее.

В полночь, по словам Тима, он положил ее тело рядом с телом матери в душевой.

– Затем я пробрался наверх и всю ночь пролежал на кровати, полностью одетый.

Закончив исповедь, Тим сказал:

– Какое облегчение от того, что я выложил все начистоту. Мне стало гораздо лучше.

Выслушав обвинение в убийстве своей жены, Тим ответил:

– Да, это так.

В тюрьме Брикстон он подтвердил медицинскому работнику, что убил ее.

По новой системе юридической помощи Тиму назначили солиситора и барристера, чтобы они защищали его интересы в суде. Вслед за этим он снова изменил свои показания и вернулся к заявлению, что Берил погибла от рук его соседа, который, как теперь рассказывал Тим, убил и Джеральдину.

– Это сделал Кристи, – настаивал он.

Однако адвокаты опасались, что это не спасет Тима. Он уже подписался под своим подробным признанием в двух убийствах.

Государственная сторона обвинения постановила привлечь Тима Эванса к ответственности за убийство дочери. Согласно английским законам, человека можно судить только за одно убийство. Судьи полагали, что Эванс сможет защитить себя от обвинений в непредумышленном убийстве жены, сославшись на провокацию. При обвинении в убийстве дочери у Тима не было возможности защититься.

На суде над Тимом Эвансом в Олд-Бейли, состоявшемся в январе 1950 года, Гарри наблюдал за тем, как Кристи дает показания в пользу обвинения. Государственный барристер представил Кристи как образцового гражданина, который получил ранение в бою Первой мировой войны и отметился офицерской службой в полиции, когда шла Вторая мировая. Он выглядел настолько слабым, что судья предложил ему сесть на свидетельское место. Барристер защиты попытался дискредитировать Кристи, расспрашивая его о судимостях, но не смог извлечь никакой пользы: он узнал о преступлениях Кристи лишь накануне судебного процесса, а самое последнее из этих преступлений было совершено в 1933 году.

Кристи отверг все, в чем его обвинял Тим Эванс. Он настаивал на том, что из-за многочисленных физических недугов не смог бы поднять и перенести тело. От Тима он узнал, что Берил и Джеральдина уехали в Бристоль. По словам Кристи, Тим выглядел тогда «крайне рассерженным, расстроенным, действительно вне себя, как после сильной ссоры». Кристи утверждает, что в ночь на 8 ноября он услышал «стук» на верхнем этаже, «как будто передвигали что-то тяжелое».

Этель Кристи в своих показаниях подтвердила слова мужа. Она сказал, что тоже слышала «удар» наверху той ночью.

Когда Тим Эванс подошел к месту для свидетелей, то сказал, что покинул Лондон по совету Кристи, считая, что Берил умерла во время попытки совершить аборт.

– Почему же тогда вы сказали полицейским Ноттинг-Хилла, что сами убили жену и дочь? – спросил адвокат обвинения.

– Ну, я подумал, что если не дам показания, то полицейские спустят меня с лестницы и начнут избивать.

Он утверждал, что пребывал в отчаянии, когда делал признание:

– Я не знал, что моя дочь мертва, пока инспектор Дженнингс не сказал мне об этом. Мне было незачем больше жить.

Однако Тим не смог объяснить, почему пытался защитить Кристи в своем первом заявлении валлийским полицейским. Не было у него и ответа, почему Кристи мог совершить эти убийства.

– Можете ли вы предположить, почему он мог задушить вашу жену? – спросил прокурор.

– Ну, он был дома весь день, – отозвался Тим.

– Можете ли вы предположить, почему он мог задушить вашу жену? – повторил прокурор.

– Нет, не могу.

– Можете ли вы предположить, почему он мог задушить вашу дочь два дня спустя?

– Нет.

Присяжным потребовалось всего сорок минут, чтобы признать Тима Эванса виновным. Он был казнен в марте 1950 года.

Однако теперь, когда Кристи признался в убийстве четырех женщин в доме десять на Риллингтон-плейс, Гарри подумал, что Эванс все-таки мог быть невиновен. Возможно, Тим не солгал во время своего второго признания в Уэльсе, когда сказал, что Берил согласилась сделать аборт, а позже – по какой-то причине – уже солгал, когда отказался от сказанного. Гарри понимал, что его эксклюзивный материал о Кристи станет еще более захватывающим, если удастся доказать, что Тим Эванс был повешен по ошибке.

* * *

Джордж Стоуньер из журнала New Statesman посетил Северный Кенсингтон в сумерках одного из понедельников весной 1953 года⁵. Он прошел мимо монахини в черно-белом одеянии и тунике, а также мимо пары вест-индийцев «со странными нарядными рубашками, которые выглядывали из-под плащей», а затем свернул на Риллингтон-плейс. Там он присоединился к двадцати с лишним прохожим – в основном это были женщины, – которые молча наблюдали за домом десять с тротуара. Каждая деталь этого дома казалась ему зловещей: трещины во входной двери, блестящие пятна, на которых вытерлась зеленая краска, пять занавешенных окон.

Вдруг из дома девять вышел мужчина, приставил лестницу к фасаду и принялся мыть окна. «Как кружила его тряпка! – писал об этом Стоуньер. – Как тщательно она чистила окна, как громко скрипели под ней стекла!» Небольшая толпа у дома немного расслабилась, наблюдатели начали общаться – о своих садах, скачках в городе Ньюмаркет, ценах на цветную капусту. Мужчина продолжал энергично тереть стекло. Стоуньер заметил, что этим он как будто давал понять, «что ему нечего скрывать, его окна не боятся пропускать солнечный свет».

Жители Риллингтон-плейс были раздосадованы тем, сколько внимания приковано к их улице⁶.

– На всей улице теперь этот отпечаток, – пожаловался один из них. – Мы тут все честные люди, рабочие, и нам непонятно, почему мы должны страдать за преступления других людей.

Элис Макфадден из дома три сказала, что ей и родным пришлось встать на защиту детей, которых начали дразнить в школе. Ее муж Дейв рассказал репортерам, что его коллеги подшучивали над ним, спрашивая, не нашлись ли еще тела в доме десять.

– Это ужасно, – признался он. – Как только я прихожу на работу, они спрашивают, какой сегодня «счет».

Алекс, брат Дейва, пришел в ярость, обнаружив на улице фотографа, когда одним субботним вечером возвращался из паба. Он схватил его камеру и бросил на землю.

Миссис Макфадден направила в Кенсингтонский совет петицию о переименовании их улицы, и эту бумагу подписали восемьдесят три ее совершеннолетних жителя. Только Джон Кларк из дома тринадцать воздержался, потому что только что напечатал свой адрес на тысяче листовок для своего бизнеса по мойке окон.

Во время полицейского опроса соседи сказали, что Редж и Этель Кристи выглядели приличными людьми, почти слишком хорошими для жителей этого района. Лейла Даймонд из дома тринадцать на Риллингтон-плейс отметила, что мистер Кристи хорошо одевался, а миссис Кристи была тихой леди. Уильям Свон из дома девять рассказал, что Редж всегда отправлялся на работу в костюме и часто брал с собой свернутый зонтик. Другой сосед описывал его как вежливого человека, который приподнимал шляпу перед каждой знакомой женщиной. Маргарет Плауман из дома четырнадцать, вдова, которой было семьдесят с небольшим, рассказала, что в последний раз видела мистера Кристи, когда он остановился и поинтересовался ее воспаленным глазом.

Как вспоминали соседи, по большей части Кристи держался особняком. По ночам он отправлялся на долгие прогулки и игнорировал стук в дверь, если не ожидал визита (в доме не было дверного звонка, но он был построен из таких дешевых материалов, что звук легко передавался по стенам: посетители стучали в большую черную дверь – один раз для жильцов первого этажа, два раза для жильцов второго и три раза для жильцов третьего).

Некоторые местные дети прозвали Кристи «Стоп-игра» или «Ворчун», потому что он отчитывал их, когда они били по воротам и штангам, нарисованным мелом на стене в конце улицы. Он кричал: «Я вызову полицию!» Однако Руби Ньюман, тринадцатилетняя девочка, которая жила прямо напротив дома десять, рассказала, что мистер Кристи был добр к ней: однажды он подарил ей цветочный горшок и дал советы, как ухаживать за растениями. Альберт, отец Руби, водил грузовик и в конце 1940-х годов основал Кенсингтонский клуб птицеводства и кролиководства. Разведением животных он занялся во время войны и выиграл несколько призов за своих кур, которых держал на заднем дворе дома одиннадцать.

Когда Кристи служил в военном резерве столичной полиции с 1939 по 1943 год, он наслаждался своей ролью блюстителя порядка. Миссис Макфадден вспоминала, каким властным он был в своей синей форме с высоким воротником и фуражке с козырьком. По ее словам, он наказывал соседей за малейшую щель в их шторах для затемнения окон: «Он грозил донести практически на всех жителей нашей улицы». Его сослуживец из полицейского участка на Харроу-роуд согласился, что форма Кристи «давала ему определенный статус и чувство власти над обычными людьми». По словам этого сотрудника, Кристи всюду размахивал своим полицейским удостоверением и хвастался количеством арестованных людей.

Кристи назначил себя официальным фотографом на уличных праздниках, в том числе на праздновании европейского Дня победы в мае 1945 года, и проявлял фотографии для своих соседей – Патриция, племянница Макфадденов, просунула рулон пленки в почтовый ящик дома десять незадолго до исчезновения Кристи. Полиция также обнаружила тайник с негативами, спрятанный в дымовой трубе на его кухне. Он был тем, кто любит наблюдать за другими.